ПУТЯМИ ГОГОЛЯ

Священник Виктор Кузнецов

Москва2014

УДК 271.2-726-27ББК 86-372В 77

Виктор Кузнецов, священник.ПУТЯМИ ГОГОЛЯ. Священник Виктор Кузнецов – член Со-

юза писателей России, лауреат Имперской премии СП России. М. 2014. – 352 с.: илл.

Решил Василий совершить путешествие по родным местам писателя Н.В. Гоголя. По пути много неожиданностей и событий случается с ним. Он сравнивает большие и маленькие измене-ния, произошедшие на Украине за двадцать лет, прошедшие по-сле его первого путешествия совершенного им по Малороссии.

По пути читает в томике Гоголя много мудрого, раскрываю-щего смысл и суть происходящего сегодня. Особенный смысл, основной сосредотачивается на гоголевской повести «Тарас Бульба». В ней остро и злободневно подняты волнующие всех вопросы разъединения, трагедии разобщения единого народа, крещенного в Православие в водах Днепра.

Издание осуществлено благодаря помощи благочестивого Владимира. Да воздаст ему Господь «за временная — вечным, за земная — небесным».

ISBN 978-5-917-00039-7

© Священник Виктор Кузнецов, 2014

На обложке воспроизведена картина худ. Александр Бубнова «Тарас Бульба с сыновьями едет в Сечь».

К ЧИТАТЕЛЯМ

В современной русской словесности мы переживаем отрад-ное время: в неё приходят священнослужители. Думается, это оттого, что светские писатели не смогли подняться до осмысле-ния происходящих событий с точки зрения православной. Такое осмысление единственно правильно. Но право на него надо за-работать. Кроме таланта, обязательно нужна личная воцерков-лённость. Не показная, как у наших перестроечных политиков, хватающихся за свечку правой рукой, а глубинная. Меняющая образ жизни, способная на жертвенность. То есть те качества, которые идут из исторической России, которые помогли ей вы-жить в тяжелейшие времена. А лёгких времён у России не было. Пишущие хотели овладеть духовностью с лёту, выучив кой-какие тексты, время от времени заходя в храмы, для пользы здоровья попостясь, заведя знакомых батюшек, а то и архиереев. Держа нос по ветру читательского интереса, они уяснили, что у читателей растёт интерес к христианской тематике, вот и взя-лись ковать тексты, в которых действовали священники, монахи, девушки, уходящие в монастырь, кающиеся у алтаря преступ-ники… И вроде всё было на месте, и сюжет плёлся, и правиль-ные слова говорились, а не трогало такое чтение: не было в нём ощущения подкреплённости строчек золотым запасом сердечно-го переживания и личного опыта соединения с Церковью. Про-фессионализм был, но герои таких книг были не живые люди, а муляжи. Похожие, но неживые.

Священник Виктор Кузнецов всю жизнь служит рус-ской литературе. Уже в далёкие 70-е годы он был режиссёром литературно-драматической редакции Гостелерадио, уже тогда его выходы в непостижимое огромное пространство Всесоюз-ного эфира были всегда высокопрофессиональны и высоко-нравственны. Они были бы и сейчас необходимы, как ступенька между обыденной жизнью и воцерковлением. Тогда я с ним и познакомился. И для меня было совершенно объяснимо приня-

тие этим режиссёром, по благословению архимандрита Кирилла (Павлова), сана священника Русской Православной церкви.

Отец Виктор много работал все эти годы. Духовный сын отца Кирилла, он собирал свидетельства его многочисленной паствы, издавал Слова и Поучения своего наставника, в своих книгах «Старец» и «Духовник». Попутно писались и были из-даны «Знаки времени», в которых зоркость писателя к бытовым подробностям жизни современников освещалась духовным опы-том церковной службы.

Этапными были исследования страшных для России (и мира) событий 1991 года, ельцинского расстрела Верховного Совета в октябре 1993 года, непосредственным участником, близким свидетелем которых был сам отец Виктор. Книги «Так было» и «Расстрел» читаются как свидетельские показания для суда над преступниками, убивавшими тогда Россию.

Новая книга «Путями Гоголя» — книга пути. Пути обычного, когда герой странствует по избранному маршруту (в данном слу-чае гоголевскому) и книга пути России, раздробленной ныне на три части, размышлений о ней, страдание за неё, вера в неё. Ав-тор через своего героя проводит и нас по своему пути, по России, Малороссии и Белоруссии. В этой книге увлекательно перепле-таются путевые записи, занимательные сюжеты происходящие с путником и постоянны иногда его вольные, иногда невольные параллели и сопоставления с прошедшими временами, с нашей действительностью. Печально, что многие сравнения не в нашу пользу. Всё рушится; хозяйство, семья, школа, культура, рушит-ся не само по себе, специально, целенаправленно. Убивается Единая, Святая Русь, убивается славянская общность. Вроде бы всё — ложись и помирай. Но нет: жива Вера Православная, есть в мире малое стадо Христово, всходят семена мучеников Рус-ской Церкви, политые кровью, звучат идущие из первых веков христианства молитвы, жив Господь! Жива Его вера в Россию. И что может с нами случиться, если Россия — Дом Пресвятой Богородицы.

Такой верой полна и эта книга отца Виктора Кузнецова.

Секретарь Правления Союза писателей России, писатель Владимир Крупин

5

ПУТЯМИ ГОГОЛЯ

«Как бы ни были велики наши исторические несчастья и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать пе-ред другими; творить, а не заимствовать; обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского видения, русских со-держаний и русской формы, а не ходить, собирая на мнимую бедность. Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Бога и учителя себе самим. Перед нами задача творить русскую са-

С любовью и болью за земную Троицу — Триединую Святую Русь.

6

мобытную культуру – из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность».

(И.Е. Забелин, историк и археолог, 1870 г.)

Старый вопросъНе надо заносчивыхъ словъ,Не надо хвальбы неуместной.Предъ строемъ опасныхъ враговъСомкнёмся спокойно и тесно.

Не надо обманчивыхъ грёзъ,Не надо красивыхъ утопий;Но Рок подымает вопросъ:Мы кто в этой старой Европе?

Случайные гости? Орда,Пришедшая съ Камы и съ Оби,Что яростью дышить всегда,Всё губить въ безсмысленной злобе?

Иль мы – тот великий народ,Чьё имя не будетъ забыто,Чья речь и поныне поётъСозвучно с напевом санскрита?

Иль мы – тоть народъ-часовой,Сдержавший напоры монголовъ,Стоявший одинъ подъ грозойВъ века испытаний тяжёлыхъ?

Иль мы – тоть народ, кто обрёлъДвухъ сфинксовъ на отмели невской,

7

Кто мipyтитановъ привелъ,Как Пушкинъ, Гоголь, Достоевский?

Да, такъ, мы – славяне! ИнымъДоныне ль наш родъ ненавистенъ?Легендой ли кажутся имъСлова историческихъ истинъ?

И что же! Священный союзъ.Ты видишь, надменный германецъ?Не с нами ль модный французъ,Не с нами ль лукавый британецъ?

Не надо заносчивыхъ словъ,Не надо хвальбы величавой,Мы явимъ предъ ликомъ въковъ,Въ чёмъ наше народное право.

Не надо несбыточныхъ грёзъ,Не надо красивыхъ утопий.Мы старый ръшаемъ вопросъ:Кто мы въ этой старой Европе?

(В.Я. Брюсов, 1914 г.)

8

«Слово – искра в движении нашего сердца».(Прем. 2, 2).

30 июля 1914 г.«Наш великий писатель Н.В. Гоголь переродился духовно под

влиянием бесед со старцем Макарием, которые происходили в этой самой келии: великий произошёл в нём перелом. Какая цельная натура! Поняв, что нельзя жить так, как жил раньше, он без оглядки повернул ко Христу и устремился к Горнему Ие-русалиму. Из Рима и святых мест, которые посетил, он писал друзьям своим письма, и письма эти составили целую книгу, за которую современники осудили его. Гоголь еще не начал жить во Христе, он только пожелал этой жизни, и мир, враждебный Христу, воздвиг гонение на него и вынес ему жестокий приго-вор, признав его полусумасшедшим.

В то время как в России разная литературная мелочь, вроде Чернышевского и К, выражала свое сожаление о погибшем ге-нии Гоголя, такие великие умы, как историк германской и всеоб-щей литературы Шерх, оценили его иначе. Лютеранин немец, незнакомый с русской жизнью и русской душой, Шерх выража-ет удивление, что в то время, когда гений Гоголя необычайно развивался, кругозор его расширялся и мысль его устремлялась в безпредельность, соотечественники не поняли и осудили его. И всякая душа, стремящаяся к новой жизни, жизни во Христе, испытывает гонение извне от мира и переживает великую борьбу с внутренними врагами. Эти искушения неизбежны, по слову Спасителя: «Меня гнали и вас будут гнать». Но тут же утешает Господь: Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше». (Ин. 15, 26).

Относиться же к этим искушениям нужно различно: с вну-тренним врагом упорно бороться, побеждая его с помощью благодати Божией; внешним же врагам – прощать. Бояться этой борьбы не надо. Господь укрепляет нас в ней и дает нам такую неизглаголанную радость, что по сравнению с одной ми-нутой этой радости ничто всякая мирская радость».

(Прп. Варсонофий Оптинский, 27 дек. 1909 г.)

9

Разгрузка

«Дерзновение – великий дар Божийи великое сокровище души».

(св. прав. Иоанн Кронштадтский)

Однажды понял Василий, что тысячу лет он жить не будет. Ему уже за сорок, и дети выросли, живут своей жизнью. Карье-ру ему тоже уже не делать. То, чего достиг, то и будет. Забитая книгами «под завязку», его однушка уже не вмещает книг и про-читывать их – нет времени. Главное, что теперь потеряно, – вера в то, что будет у всех нас долгая, спокойная жизнь, с размышле-ниями и оценкой прожитого. И тогда, на пенсии, он мечтал не спеша сесть за книги… Всё! Не будет такого счастливого вре-мени. Нужно освобождаться от лишнего. Детей наших отучили «демонократы» от серьёзной жизни, учёбы и книг. Одни кросс-ворды, электронные игры, да ЕГЭ им вколотили. Направили их слабые умы и волю в раздолбёжку, компьютеры и интернет. Не-кому оставлять скрупулёзно закупленное – правильные, умные книги. Надо успеть их отдать тому, кто ещё читает и размышля-ет. А их становится всё меньше.

Стал он выволакивать книги с полок, складывать их штабе-лями на полу. Те, что прочитаны, – в сторону.

Настоящее богатство! Сколько времени Василий потратил, как и многие его сверстники, на поиски, собирание этой главной его драгоценности – библиотеки. Сколько очередей отстоял! По-рой и ночью. За макулатурой гонялся, собирал, сдавал. Сколько поколений бережно хранили и передавали из поколения в поко-ление книги. Пополняли семейные библиотеки, дорожили ими. Теперь ничего никому не надо. Как часто мы видим объявления об отдаче любому желающему таких, некогда главных в России реликвий – семейных библиотек. А то и вовсе встречаем горы выброшенных книг во дворе или на помойке.

Иван Сергеевич Тургенев поучающее восклицал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины

10

ты один мне надежда и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчая-ние при виде того, что совершается дома...»

А как знал и ценил великое русское слово Николай Василье-вич Гоголь, говорят такие слова его: «В каждом слове бездна пространства, каждое слово необъятно».

В голодные годы, в войну никто не выбрасывал, дорожили этим. В осаждённом Ленинграде люди замерзали, умирали от холода, но книги не жгли. Вот это была культура! Вот это был народ!

Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова, –И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.

(А. Ахматова)

Не лишним будет с благодарностью вспомнить то, что не так давно нас заставляли в школе учить наизусть многие стихи и от-рывки из произведений великих русских писателей. Каким язы-ком, к примеру, кроме русского можно выразить такое?!..

«…Открыто-пустынно и ровно всё в тебе; как точки, как значки неприметно торчат среди равнин невысокие твои города: ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непости-жимая, тайная сила влечёт к тебе? Почему слышится и разда-ётся немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет и рыдает, и хватает за сердце? Какие звуки болезнен-но лобзают и стремятся в душу, и вьются около моего сердца? Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем всё, что ни есть в тебе обратило на меня полные ожидания очи?.. И ещё, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжёлое грядущими дождями, и онемела мысль

11

пред твоим пространством. Что пророчит сей необъятный про-стор? Здесь ли, в тебе ли не родиться безпредельной мысли, ког-да ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь в глуби-не моей; неестественной властью осветились мои очи... У, какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..

...И какой же русский не любить быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «а, пропади оно всё!» его ли душе не любить её? Её ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит: летят вёрсты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летят с обеих сторон лес с тёмными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком; летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль; и что-то страшное заключено в сем быстром мелькании, где не успевает означить-ся пропадающий предмет, только небо над головою, да лёгкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны. Эх, тройка, птица-тройка! Кто тебя выдумал? Знать у бойкого народа ты могла только родиться, – в той земле, что не лю-бить шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать вёрсты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен вин-том, наскоро, живьём, с одним топором да долотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит, невесть на чём; а привстал, да замахнулся, да затянул песню – кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога, да вскрикнул в испуге отшатнувшийся пешеход – и вон она понеслась, понеслась, понеслась!.. И вон уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух.

Не так ли и ты, Русь, что бойкая, необгонимая тройка, не-сёшься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстаёт и остаётся позади! Остановился поражённый

12

Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? Что значит это наводящее ужас движение? И что за не-ведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо говорит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины зна-комую песню – дружно и разом напрягли медные груди, и почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда же несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа. Чуд-ным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ве-тром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земле, и косясь постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства»...

(Н.В. Гоголь, из повести «Мёртвые души»)

Подтверждают это и другие мастера слова, современники Николая Васильевича:

Язык есть исповедь народа,В нем слышится его природа,Его душа и быт родной.

(П.А. Вяземский)

Теперь другие времена. Книги не то что жжём, попираем их, выбрасываем их на помойку. Это ли не показатель нашего оди-чания, падения?.. Но смотришь, читает ещё народ. Только что? Пошлятину, где садизм, разврат, оккультные книжонки западных сатанистов да жёлтые, срамные журнальцы и газетёнки. Низко пали. Особенно наша податливая молодёжь. Им – другие цен-ности, другой язык уже привили. Язык цифр, расчётов или раз-жижающих мозги детективов, сериалов.

Вот и надо успеть отдать кому-нибудь из немногих то, что уже прочитано. Пусть не пылится, живёт, трудится литература для тех, кто ещё мыслит, размышляет над путями своими. Ох, и тяжёлая это работа!

13

В наше время нужно приучить себя к самоограничению. Как на корабле, который входит в неблагоприятные, мрачные, штор-мовые условия. Время уплотняется и сокращается. Оставлять нужно только – необходимое. Оставлять только книги духовные. Те, что учат основному – спасению. Как, к примеру, томик Нико-лая Васильевича Гоголя «Выбранные места из переписки с дру-зьями».

«…Для христианина нет оконченного курса; он вечно ученик и до самого гроба ученик. По обыкновенному, естественному ходу человек достигает полного развития ума своего в трид-цать лет. От тридцати до сорока еще кое-как идут вперед его силы; дальше же этого срока в нем ничто не подвигается, и все им производимое не только не лучше прежнего, но даже сла-бее и холодней прежнего. Но для христианина этого не суще-ствует, и где для других предел совершенства, там для него оно только начинается.

…Желанье быть лучшим и заслужить рукоплесканье на не-бесах придаёт ему такие шпоры, каких не может дать наи-сильнейшему честолюбцу его ненасытнейшее честолюбие. Вот

Н.В. Гоголь читает «Ревизора» писателям

14

причина, почему христианин тогда идёт вперёд, когда другие назад, и отчего становится он, чем дальше, умнее».

(Н.В. Гоголь, «Христианин идёт вперёд», 1846 г)

Какой язык выразительный! Самое сокровенное передаёт. Как понятно… А вот!

«…Пустынные пространства, нанесшие тоску мне на душу, меня восторгнули великим простором своего пространства, широким поприщем для дел. От души было произнесено это об-ращенье к России: «В тебе ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться ему?». Оно было сказано не для карти-ны или похвальбы: я это чувствовал; я это чувствую и теперь. В России теперь на всяком шагу можно сделаться богатырем. Всякое званье и место требует богатырства. Каждый из нас опозорил до того святыню своего званья и места (все места святы), что нужно богатырских сил на то, чтобы вознести их на законную высоту. Я слышал то великое поприще, которое никому из других народов теперь невозможно и только одному русскому возможно, потому что перед ним только такой про-стор и только его душе знакомо богатырство, – вот отчего у меня исторгнулось то восклицанье, которое приняли за моё хвастовство и мою самонадеянность!»

(Н. Гоголь, 1843 г)

Это же жемчужины мысли, духа. Вот чем держался народ! Вот почему до нынешнего времени не смогли сломать нас. Церк-ви рушили. Священников, монахов, верующих гноили в лагерях, расстреливали… Теперь же и храмы зримо стоят, восстанавли-ваются и не расстреливают нас, а гибнем, гибнем… и что страш-нее – духовно.

15

Один из погромщиков

«По плодам их узнаете их».(Мф. 7, 16)

«Всякий, делающий грех, есть раб греха».(Ин. 8, 34)

«…Говоря о предательстве, мы обязаны знать, кто, как и зачем занимался этой профессией, начиная от казни царевича Алексия Петровича и кончая Февралём.

Если мы не будем знать, нас предадут ещё, ещё и ещё…»

(Писатель Иван Солоневич)

С омерзением содрогнулся Василий, вспомнив одного ма-ленького, седовласого, кокетливого преподавателя института, который он некогда закончил. Некий Марк Яковлевич препода-вал там русскую литературу. Обожал Льва Толстого, Салтыкова-Щедрина, Чернышевского, Белинского, Герцена и прочих пред-теч погрома России.

Как же он ненавидел Гоголя и Достоевского. Его трясло так-же от имён известных писателей-славянофилов Аксакова, Хомя-кова, Киреевского.

На лекции этого «профессора» набивалась полная аудитория. Все с упоением слушали его грязные байки, домыслы, анекдоты о русских писателях. Не серьёзное раскрытие тем, идей произве-дений, а пошлые сплетни, унижающие и оскорбляющие не толь-ко великих русских писателей, но и слух присутствующих. Как великий знаток, Марк Яковлевич преподносил аудитории гадкие и пошлые небылицы о людях составивших славу и честь России. Любил этот «знаток» со смаком размазывать всякие интимные измышления, о известных только ему телесных недугах достой-нейших людей. Таков был его основной метод «преподавания». Будто зомбированные, все принимали, соглашались с его русо-

16

фобскими оценками русской литературы. Делалось всё, чтобы отбить всякий интерес к ней.

Это теперь, через двадцать лет, вошло в «норму» обществен-ной жизни и оценок прессы, при раздаче разных премий, наград, учёных степеней, но тогда, в конце семидесятых живы были ещё классики нашей литературы, и сохранялись профессиональные основы преподавания в ВУЗах.

Почему-то его «лекции» никто не посещал из вышестоящих лиц. Не производился трезвый, строгий разбор произносимой им пустопорожней грязи, развращающей студентов. И это во времена коммунистической «строгости», цензуры!..

Если бы кто-то из слушателей посмел возразить или произ-нести несогласное против этого «преподавателя» – исключение из института было гарантировано. Вот как производился погром русской культуры, трудов наших великих русских писателей, историков, философов, художников. Такому всеми видимому по-грому не мешал – никто!.. Студенты не напитались должным об-разом поучениями Ломоносова, Державина, Пушкина, Вл. Даля, Гоголя, Достоевского, Хомякова, Аксакова, Тургенева, Лескова, Некрасова, Никитина, Есенина, Клюева, Шолохова, Бунина, Па-устовского, Пришвина, Платонова, Л. Леонова…

Мимо них «прошли» – могучая кучка живых, русских классиков-современников – В. Шукшин, В. Астафьев, В. Лихо-носов, В. Потанин, Ф. Абрамов, А. Вампилов, Е. Носов, В. Рас-путин, В. Белов, Н. Рубцов, В. Крупин, В. Личутин… Не говоря уже о произведениях духовных писателей: Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, Иоанна Кронштадтского, Филарета Мо-сковского, православных писателей Бориса Зайцева, И. Шмелё-ва, С. Нилуса, Никифорова-Волгина, Поселянина.

Такие «преподаватели» в ВУЗах, на телевидении напихали, будто пустыми опилками, нас – Мандельштамом, Катаевым, Гайдаром, Ильфом и Петровым, Шолом-Алейховым, Марша-ком, Барто, Пастернаком, Аксёновым, Евтушенко, Вознесен-ским, Дементьевым, Радзинским, Приставкиным, Ерофеевым, т.н. Суворовым, Успенским, Заходером и прочими своими еди-

17

новерцами. Как сказал Александр Иванович Куприн: «Каждый еврей родится на свет Божий с предначертанной миссией быть русским писателем».

Сейчас такой «метод» оценки творчества применяется. За-нимается таким «ремеслом» исключительно племя гоголевско-го Янкеля, захватившее власть над СМИ, по всему миру. В том числе в России и на Украине. Им бы использовать ту грязь, что они добывают из ада, на своих единородцев. Тут для это-го необозримый простор!.. Начать хотя бы с Ленина (Бланка). Судя по архивам любимой его Женевы, за границей он ходил не только по библиотекам. И не в музеях он заразился позор-ной болезнью, от которой и приобрёл сатанинскую ненависть ко всему светлому и живому. Заживо разложился, сгнил и пре-ждевременно улёгся в мавзолей. Тут у них – молчок! Своих не выдавать, не трогать!..

Очернителям, разру-шителям Русской культу-ры и тогда был простор. При этом они визжали по-всюду о мнимом их при-теснении, пресловутом «пятом пункте», в то вре-мя, как занимали и тогда ещё в СССР ведущие, от-ветственнейшие посты. Им всё было можно уже тогда!..

Так изливал свою боль в частном письме писа-тель А. Куприн: «Эх! Пи-сали бы вы, паразиты, на своём дрянном жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем-совсем русскую Заживо разложившийся «вождь»

18

литературу. А то они привязались к русской литературе, как иногда к широкому, умному, щедрому, нежному душой, но черес-чур мягкосердечному человеку привяжется старая, истеричная, припадочная проститутка. И держится она около него вопля-ми, угрозами скандала, угрозой отравиться, клеветой, шанта-жом, анонимными письмами, а главное – жалким зрелищем сво-ей болезни, старости и изношенности».

(А.И. Куприн, 18 марта 1909 г.)

Вот уж действительно: «Законы-то святы, да во власти – супостаты».

Заворожённые этими бесами, мы профукали всё. Поэтому они произвели переворот в августе 1991-го года и погром в октя-бре 1993-го. Оболванив уже не студентов, а миллионы сограж-дан, обворовали, разрушили всё, захватили ещё более полную власть, лишили России.

19

«Если наше Прошлое умерло окончательно, тогда нет у нас и Будущего».

(Архимандрит Константин (Зайцев))

У нас уже нет непрерывной линии, нити развития. Она вез-де порвана злодеями, потеряна. От этого у многих нет и личной правильной внутренней жизни. Нам трудно в ней быть, потому что мы не знаем, откуда мы, и куда идём дальше. Как всё разви-вается? Намеренно изуродовав школьные программы, поселяют в наших детях хаос, сумятицу. Внедряют изучение фрагментар-ное, рваное, а всё взаимосвязано. Даже великие наши классики жили и творили не «сами по себе» а «в связи», дополняя и от-талкиваясь от общего к частному.

«Гоголя Фёдор Михайлович Достоевский никогда не уставал читать и нередко читал его вслух, объясняя и толкуя до мело-чей». (С. Яновский)

«…При наших беседах он мне первый пояснил всё великое значение Гоголя, всю глубину его юмора...

Самое сильное и решающее впечатле-ние было... когда Фе-дор Михайлович с не-выразимым одушевле-нием объяснил всю глу-бину мысли в повести «Шинель». Я разом по-нял всё и особенно зна-чение «незримых слёз сквозь видимый смех».

(К. Трутовский. «Первое воспоми-нание о Ф.М. До-стоевском»).

20

Если Николай Васильевич Гоголь пережил все суровые, тя-жёлые испытания в личной и творческой жизни без катастрофи-ческих последствий, за свою истовую любовь к Отечеству, то ученик великого писателя, Фёдор Михайлович Достоевский, из-вестный уже в ту пору многим автор повестей «Бедные люди», «Белые ночи», многое усвоив в уроках своего учителя, понёс дальше. Вот свидетельство этому:

«Скажем только, что это талант необыкновенный и са-мобытный, который сразу, ещё первым произведением своим, резко отделился от всей толпы наших писателей, более или ме-нее обязанных Гоголю направлением и характером, а потому и успехом своего таланта. Во многих частностях первых романов г. Достоевского... видно сильное влияние Гоголя, даже в обороте фразы; но со всем тем, в таланте г. Достоевского так много самостоятельности, что это теперь очевидное влияние на него Гоголя, вероятно, не будет продолжительно и скоро исчезнет с другими, собственно ему принадлежащими недостатками, хотя тем не менее Гоголь навсегда останется, так сказать, его

отцом по творчеству».(Рецензия на «Пе-

тербургский сборник», ж. «Современник»)

«В Питере, по мнению «Отечественных записок», явился новый гений – До-стоевский; повесть его найдешь ты в сборнике Некрасова. Прочти её и скажи мне твоё о ней мне-ние...»

(Н. Языков – Н.В. Гого-лю, 18 февраля 1846 г.)

21

«Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического про-шлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

(П.А. Столыпин)

Ещё неокрепший, начинающий писатель Достоевский и по части страданий пошёл дальше учителя – сам испытал свою Голгофу, муку ожидания смерти на эшафоте, тюрьмы, каторгу. Через четверть века после смуты декабристов-масонов Россию потрясла новая смута – петрашевская.

Достоевского, как и многих других творчески одарённых личностей, втянул в бурный котёл революционного бурления малообразованный, но почему то выдвинутый на пьедестал глав-ного законодателя достижений в области литературы и культуры того времени – критик Белинский. «Сблизившись с Белинским, Достоевский с восторгом принял его учение и, вдохновлённый идеалами утопического социализма, вступил в революционное общество Буташевича-Петрашевского» («Ф.М. Достоевский», М.: «Просвещение», 1972 г.). Главный критик, менеджер богем-ных вкусов России – Белинский, провокационно и исступлён-но стенал, призывая писателей, издателей: «Социальность, со-циальность или смерть!». «Молодые литераторы гоголевской школы считали своим общественным долгом дать социальный анализ действительности» (Указанное издание). И вот «неис-товый» Белинский, через хор своих единомышленников сеющий антимонархическую, антигосударственную смуту, накануне ареста, и назначенной казни своих учеников-петрашевцев, явно осведомлённый об этом, молча и тихо уезжает за границу «на лечение».

Строгого «ценителя и учителя» Белинского, особая нрав-ственность, которую он, будучи сам, по сути ничем, предъявлял к великим русским художникам, его самого совсем не отличала. Есть обоснованное подтверждение тому. «У Ф.М. Достоевского в «Дневнике писателя» описано, как «неистовый Виссарион» в

22

его присутствии «ругал Христа по матери»… При этом ещё из-девался над Достоевским: «Прервав свои яростные восклицания Белинский, обращаясь к своему другу и указывая на меня посмеи-вался, – каждый-то раз, когда я вот так помяну Христа, у него всё лицо изменяется, точно заплакать хочет…» В письмах Бе-линского в издании Ляцкого испещрены целыми строками точек. Что это? Всякая цензура в любой стране и в любое время так бы постаралась скрыть, не пропустить в печать нестерпимую и по-шлейшую похабщину, испещряющую его письма» (протоиерей Михаил Ардо, г. «Метро» 6 июня 2014 г.).

И это высшие «учители» и вершители нашей истории, нашей культуры, наших судеб?.. Племя Янкелей неумолимо, неустанно выгрызает безпощадно, постоянно всё до основания. Друг друга возвышая и продвигая, за своих преступников стоят стеной.

Ещё юный, но явная надежда русской мысли, двадца-тивосьмилетний Достоевский арестован. Причём основной пункт обвинения, предъявленный ему, что он зачитал петра-шевцам «Письмо Гоголю» исчезнувшего «вдруг» Белинского. Тот в «Письме» желчными, ядовитыми словами характеризует наше Отечество, пишет о том, что Россия «представляет собой ужасное зрелище… где люди сами себя называют не имена-ми, а кличками… Россия находится в апатическом полусне!». Только за прочтение письма Белинского членам кружка Досто-евский был не только арестован, посажен в тюрьму, но и при-говорён к смертной казни.

«Мы, петрашевцы, стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния. Без сомнения, я не могу сви-детельствовать обо всех; но думаю, что не ошибусь, сказав, что тогда, в ту минуту, если не всякий, то, по крайней мере, чрезвы-чайное большинство из нас почло бы за безчестие отречься от своих убеждений... Приговор смертной казни расстреляньем, прочтенный нам всем предварительно, прочтен был вовсе не в шутку: почти все приговоренные были уверены, что он будет исполнен, и вынесли, по крайней мере, десять ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти. В эти последние минуты

23

некоторые из нас... инстинктивно углублялись в себя и, проверяя мгновенно всю свою, столь юную ещё жизнь, – может быть, и раскаивались в иных тяжёлых делах своих (из тех, которые у каждого человека всю жизнь лежат в тайне на совести); но то дело, за которое нас осудили, те мысли, те понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам не только не требу-ющим раскаяния, но даже чем-то нас очищающим, мучениче-ством, за которое многое нам простится!»

(Ф.М. Достоевский, «Дневник писателя», 1873)

Казнь «петрашевцев» на эшафоте Семёновского плаца

24

Замысел

«Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягча-лись объядением и пьянством и заботами житейскими».

(Лк. 21, 34)

«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, очей и гордость житейская не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Бо-жию пребывает вовек».

(1 Ин. 2, 15-17)

«Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу».

(Иак. 4, 4)

С некоторых пор Василий стал одиноким. Дети выросли. Жена живёт с ними, помогает им, устав от такого мужа «не-предсказуемого». Забот посему особых не стало. Вольный ка-зак! Вон, уже и брюшко выкатываться начало. Не то, что рань-ше, – житейская суета гоняла. Шустрым надо было быть. На-чало девяностых годов, еле пережили. Их ВНИИ, как и многое, перестройщики развалили и закрыли. Работы нет. Как кормить семью? Вот и приходилось то тут, то там работы находить, по крохам собирать, чтобы голодным галчатам своим носить. Ми-лостью Божьей пережили это время. А у скольких мужиков не получилось? Не перенесли, сломались, спились, погибли?..

Надо, надо размяться! Вон как одряб сидя за столами! То за рабочим, то за обеденным. А ведь когда-то накачан был неплохо. В походы ходил, с аквалангом плавал… А теперь?.. Надо встрях-нуться! Куда-нибудь рвануть. Устроить себе хоть немного экс-тремальную жизнь, иначе так и зачахнешь за этими бумагами,

25

компьютерами… Одна благая страсть поглощала его и прида-вала смысл многому. Был он старый, закоренелый книгособи-ратель и книгочей. Нынешние общепризнанные «шедевры», как и во времена XIX века, выдвигаемые сегодняшними Белински-ми, получают премии, по большей части являясь всего лишь на-праслиной. Только святоотеческие произведения забытых ныне отечественных классиков, имеют духовную пользу, такие книги нужно читать и собирать.

«Неизменно надо стремиться к восстановлениюисторической истины во всей её неприкосновенности».

(Государь-император Николай II)

После издания «Выбранные ме-ста из переписки с друзьями», с «лёг-кой руки» критика-социалиста Белин-ского и его после-дышей, началась травля и убиение Н.В. Гоголя. «Ин-терпретаторы», как правило – инородцы и иноверцы издавна держали монопо-лию на неоспори-мые оценки в рус-ской культуре. Осо-бенно относилось это к тончайшему нравственному и духовному аспекту жизни страны. Они

Портрет Ф. Достоевскогохудожника В. Перова. 1872 г.

26

навязывали и навязывают поныне всем свои мнения о нашей истории и творчестве наших великих художников. Чудовищных форм это достигло во времена после октябрьских реформ.

Комдиктатура заставила преподавателей в школах и вузах, рьяно вдалбливать в сознание новых поколений России чуждое и враждебное духу народа. Замалчивались целые пласты трудов и имён великих русских художников слова, кисти, музыки. Вос-певались только приспешники, преуготовители погрома России – декабристы, разночинцы, народовольцы, революционные де-мократы. Духовной составляющей творчества великих творцов дореволюционной России новые поколения совдепии почти не знали. Были сокрыты её настоящая история, культура, тради-ции. Всё преподавалось вывернутым наизнанку образом. Вос-певались только погромщики России. Такие, как первый масон России – Пётр Первый, кроваво проломивший брешь в излю-бленную им развратную и лживую Европу и прочие вредители, погромщики России. Всячески скрывалась ими истина.

«...мы вовсе не думаем отрицать всякое общечеловечное зна-чение реформы Петра... Но в том-то и дело, что она осталась не более как окном, из которого избранная публика смотрела на запад и видела главным образом не то, что нужно бы было ви-деть, училась вовсе не тому, чему должна была там учиться...Оттого петровская реформа принесла характер измены нашей народности, нашему народному духу».

(Ф.М. Достоевский, «Два лагеря теоретиков»)

«Восемнадцатый и девятнадцатый век уже были поражены антихристовой гнилью безверия, развала и распада.

«…В Европе завариваются теперь повсюду такие сумяти-цы, что не поможет никакое человеческое средство, когда они вскроются, и перед ними будет ничтожная вещь те страхи, которые вам видятся теперь в России. В России ещё брезжит свет, есть ещё пути и дороги к спасенью, и, слава Богу, что эти страхи наступили теперь, а не позже. Ваши слова: «Все падают духом, как бы в ожиданье чего-то неизбежного», равно

27

как и слова: «Каждый думает только о спасении личных выгод, о сохранении собственной пользы, точно как на поле сражения после потерянной битвы всякий думает только о спасении жиз-ни».

(Н.В. Гоголь, «Выбранные места из переписки с друзьями»)

Через эти слова великого прозорливца мы лучше понимаем и видим изъяны и язвы нашего дня. Давно уже народ России был обманут, унижен и ограблен:

«На миру». Художник С. Коровин. 1893 г.

«Был, существовал справедливейший, выработанный на-родом веками инструмент справедливости – сход жителей. Он

28

решал всё: «Старики не пожелают чего в селе – не будет этого! Как решат, так и утверждается»,

(П. Еремеев, «Обиход»)

«Это сходка – это всё, что осталось твёрдого и краеу-гольного в народном русском строе, главная исконная связь его и главная будущая надежда его, – и вот и эта сходка уже но-сит начало своего разложения, уже больна в своём внутреннем содержании! Вы видите, что уже во многом – это лишь одна форма, но что внутренний дух её, внутренняя вековая правда её пошатнулась – пошатнулась вместе с зашатавшимися людьми. Половина этих собравшихся граждан давно уже не верит в силу мирского решения, а стало быть, и в необходимость его; почти считает за ненужную форму, которую всегда можно обойти».

(Ф.М. Достоевский, «Дневник писателя», 1873)

Как же не только материально, но и духовно обокрали, ободрали народ России демоны либерализма! Каких духов-ных приобретений лишились мы! Достаточно вспомнить от-крытых нами недавно писателей, общественных деятелей-славянофилов: Аксакова, Киреевского, Хомякова, чтобы по-нять ту духовную катастрофу, которую мы пережили. Целые поколения не знали великих творений соотечественников! Что уж говорить о трудах святителей Тихона Задонского, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, Филарета Московского и других светочей Церкви и всей культуры. А что мы знали и читали о святом, праведном Иоанне Кронштадтском? Какие его труды?.. Знали только единицы по крупицам из закрытых архивов. Вот стотомное собрание богопротивника Божьего – Льва Толстого – «зеркальца революции», атеисты-коммунисты в голодные для страны годы издали!

Если бы поучения и правда наших великих мыслителей до-ходила до нас – не смогли бы тогда иноземные бесы, ввалившись кагалом в Россию, сотворить в ней страшнейший погром. Пред-упреждали нас задолго об этом наши великие писатели:

29

«…Всё челове-чество готов он об-нять, как брата, а брата не обнимет. Отделись от этого человечества, ко-торому он готовит такое великодушное объятие, один чело-век, его оскорбивший, которому повелева-ет Христос в ту же минуту простить, – он уже не обнимет его. Отделись от этого человечества один, несогласный с ним в каких-нибудь ничтожных чело-веческих мненьях, – он уже не обнимет его… И достанется его объятие только тем, которые ничем ещё не оскорбили его, с которыми не имел он случая столкнуться, которых он никогда не знал и даже не видел в глаза. Вот какого рода объятье всему человечеству даёт человек нынешнего века, и часто именно тот самый, который думает о себе, что он истинный человеколюбец и совершенный христианин! Христианин! Выгнали на улицу Христа, в лазареты и больницы, наместо того, чтобы призвать Его к себе в домы, под родную крышу свою, и думают, что они христиане!».

(Н.В. Гоголь, «Выбранные места…»)

«…Исчезнуло даже и то наружно добродушное выраженье прежних простых веков, которое давало вид, как будто бы че-

Св. прав. Иоанн Кронштадтский

30

ловек был ближе к человеку. Гордый ум девятнадцатого века ис-требил его. Диавол выступил уже без маски в мир. Дух гордости перестал уже являться в разных образах и пугать суеверных людей, он явился в собственном своем виде. Почуя, что призна-ют его господство, он перестал уже и чиниться с людьми. С дерзким безстыдством смеётся в глаза им же, его признающим; глупейшие законы даёт миру, какие доселе ещё никогда не дава-лись, – и мир это видит и не смеет ослушаться. Что значит эта мода, ничтожная, незначащая, которую допустил вначале чело-век как мелочь, как невинное дело, и которая теперь, как полная хозяйка, уже стала распоряжаться в домах наших, выгоняя всё, что есть главнейшего и лучшего в человеке? Никто не боит-

ся преступать не-сколько раз в день первейшие и свя-щеннейшие законы Христа и между тем боится не ис-полнить её малей-шего приказанья, дрожа перед нею, как робкий маль-чишка. Что зна-чит, что даже и те, которые сами над нею смеются, пляшут, как лёгкие ветреники, под её дудку? Что значат эти так называе-мые безчисленные приличия, кото-рые стали сильней всяких коренных постановлений? Что значат эти странные вла-

«Уйди, не мешай нам!»(Роман Ф. Достоевского «Бесы»,

глава «Великий инкивзитор»)

31

сти, образовавшиеся мимо законных, – по-сторонние, побочные влияния? Что зна-чит, что уже правят миром швеи, портные и ремесленники вся-кого рода, а Божьи помазанники оста-лись в стороне? Люди тёмные, никому не из-вестные, не имеющие мыслей и чистосер-дечных убеждений, правят мненьями и мыслями умных лю-дей, и газетный ли-сток, признаваемый лживым всеми, ста-новится нечувстви-тельным законодате-лем его не уважающего человека. Что значат все незаконные эти законы, которые видимо, в виду всех, чертит исходящая снизу нечистая сила, – и мир это видит весь и, как очарован-ный, не смеет шевельнуться? Что за страшная насмешка над человечеством! И к чему при таком ходе вещей сохранять ещё наружные святые обычаи Церкви, Небесный Хозяин которой не имеет над ними власти?»

(Н.В. Гоголь, «Светлое Воскресенье»)

«Зачем же ни Франция, ни Англия, ни Германия не заражены этим поветрием и не пророчествуют о себе, а пророчествует только одна Россия? – Затем, что сильнее других слышит Бо-жью руку на всём, что ни сбывается в ней, и чует приближенье иного Царствия. Оттого и звуки становятся библейскими у на-ших поэтов».

(Н.В. Гоголь, Письма, 1846 г.)

32

«…Непонятной тоской уже загорелася земля; черствей и черствей становится жизнь; всё мельчает и мелеет, и возрас-тает только в виду всех один исполинский образ скуки, дости-гая с каждым днём неизмеримейшего роста. Всё глухо, могила повсюду. Боже! Пусто и страшно становится в Твоём мире!»

(Н.В. Гоголь, «Выбранные места…»)

Затем, по разгроме Российской империи, «просветители» под началом и управлением Крупской не только изуродовали основу

Собственноручный рисунок Н. Гоголя к последней сцене «Ревизора»

– русский язык, сделали «классовой» педагогику, но и сжигали тысячи книг монастырских библиотек. Смогли выбросить из на-шей истории, литературы и культуры России много из создан-ного в России, в первую очередь таких гигантов, которых знал и перед которыми восторгался весь мир. Было изуродовано, ис-кажено творчество Достоевского и Гоголя, двух великих титанов пера и русской мысли. Кроме ранних «Вечеров» Гоголя и первых повестей Достоевского, ничего по существу не преподаётся из всего их огромного наследия. Оценка их произведений катится ещё по рельсам, проложенным злобными инородцами критика-

33

нами Белинским и Герценом. Сводится к тому, что Достоевский – всего лишь певец «бедных людей», которых забила монархи-ческая власть. Гоголь – весёленький певец гарной и комичной Украины, всего лишь мастер изображения всякой чертовщины в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», «Вие» и прочих жутких или лубочных побасёнках и – талантливый сатирик «несправедливо-го» строя царской России в «Мёртвых душах» и «Ревизоре». Про-изведения православных, истово верующих великих писателей были отсечены от школ и читателей «социалистического обще-ства». До сих пор в начальной и средней школе, базирующихся на давно себя дискредитировавшем материализме-дарвинизме, на осатанелой, ярой ненависти и отрицании Православия, про-должается такое «преподавание».

«…Я могу быть нужен и полезен России!» – так вскричал обретший Веру Православную и загнанный в угол одиночества и непонимания Николай Васильевич, отчаянно искавший дея-тельного себе применения.

«…Теперь все должности мне кажутся равны, все места равно значительны, от малого до великого, если только на них взглянешь значительно. И мне кажется, что если только хотя сколько-нибудь умеешь ценить человека и понимать его досто-инство, которое в нём бывает, даже и среди множества недо-статков, и если только при этом хоть сколько-нибудь имеешь истинно христианской любви к человеку и, в заключенье, про-никнут точно любовью к России, – то, мне кажется, на всяком месте можно сделать много добра. Сила влияния нравственно-го выше всяких сил. Место и должность сделались для меня, как для плывущего по морю пристань и твердая земля».

(Н.В. Гоголь, «Выбранные места…»)

«…По дороге идти легче, нежели без дороги. Если взглянешь на место и должность как на средство к достиженью не цели земной, но цели небесной, во спасенье своей души – увидишь, что закон, данный Христом, дан как бы для тебя самого, как бы

34

устремлён лично к тебе самому, затем, чтобы ясно показать тебе, как быть на своём месте во взятой тобою должности. Христианину сказано ясно, как ему быть с высшими, так что, если хотя немного он из того исполнит, все высшие его полю-бят. Христианину сказано ясно, как ему быть с теми, которые его пониже, так что, если хотя отчасти он это исполнит, все низшие ему предадутся всею душой своей. Всю эту всемирность человеколюбивого закона Христова, всё это отношенье чело-века к человечеству может из нас перенести всяк на своё не-большое поприще. Стоит только всех тех людей, с которыми происходят у нас частные неприятности наищекотливейшие, обратить именно в тех самых ближних и братьев, которых повелевает больше всего прощать и любить Христос. Стоит только не смотреть на то, как другие с тобою поступают, а смотреть на то, как сам поступаешь с другими. Стоит только не смотреть на то, как тебя любят другие, а смотреть только на то, любишь ли сам их. Стоит только, не оскорбляясь ничем, подавать первому руку на примиренье. Стоит поступать так в продолжение небольшого времени – и увидишь, что и тебе легче с другими, и другим легче с тобою, и в силах будешь точно про-извести много полезных дел почти на незаметном месте».

(Н.В. Гоголь, «Авторская исповедь», 1847 г.)

35

К счастью своему, Василий открыл для себя духоносные за-пасы этих наших великих заботниках о нас и старался поделить-ся своими открытиями с другими.

Сколько возникало вопросов и ответы, на которые Василий искал у окружающих и нашёл у этих двух титанов духа.

Напившись из горькой, каторжной чаши, Фёдор Достоевский обрёл путь спасения и пошёл за Христом. Николай Гоголь, через болезни и скорби тоже пришёл к этому, единственно значимому и необходимому источнику Истины и правды. Как же их за это не возненавидеть бесам, готовившим переворот за переворотом. Готовивших погром России, который при огромных деньгах и лжи прокламаций достиг потом, к началу ХХ века своего адско-го триумфа. Великие русские писатели, принимая хулу и непо-нимание потерявшей разум «интеллигенции» и выродившегося дворянства, твёрдо боролись против сеемого тогдашними либе-ралами хаоса, призывали к Божьему порядку, миру и послуша-нию:

«…Служить же теперь должен из нас всяк не так, как бы служил он в прежней России, но в другом Небесном государстве, главой которого уже Сам Христос, а потому и все свои отно-шения ко власти ли, высшей над нами, к людям ли, равным и кру-жащимся вокруг нас, к тем ли, которые нас ниже и находятся под нами, должны мы выполнить так, как повелел Христос, а не кто другой. И уж нечего теперь глядеть на какие-нибудь щелч-ки, которые стали бы наноситься от кого бы то ни было, на-шему честолюбью или самолюбью, – нужно помнить только то, что ради Христа взята должность, а потому должна быть и выполнена так, как повелел Христос, а не кто другой. Только одним этим средством и может всяк из нас теперь спастись. И плохо будет тому, кто об этом не помыслит теперь же. По-мутится ум его, омрачатся мысли, и не найдёт он угла, куды сокрыться от своих страхов».

(Н.В. Гоголь, «Выбранные места…»)

36

Вспомнили

В 2009 году подошёл юбилей, двухсотлетие со дня рожде-ния Николая Васильевича Гоголя. Каких только обещаний и тор-жеств не было заявлено в начале года. Даже тогдашний президент чего-то мурлыкал и пыжился по этому поводу. Однако, ничего существенного не было сделано. Зачем инородцам тот, кто силь-но высек, раскрыл в своей безсмертной повести «Тарас Бульба» многие их козни в России, Малороссии и в мире? Несколько

порадовали только ки-евляне. Они к юбилею великого писателя соз-дали внушительный фильм о знаменитом гоголевском герое, за-порожском атамане. Фильм прошёл по мно-гим экранам зачум-лённых кошмарами кинотеатров России, заполонённых голли-вудским сатанизмом.

Всегда ценил, ча-сто вспоминал, по тому или иному поводу, Ва-силий эту классиче-скую повесть великого русского писателя. Её в

добрые времена, когда в нашей стране было хорошее, правиль-ное образование, обстоятельно изучали все дети в школе. И, не-смотря на 49 сокращений, в основном касающихся иудейства, изложенного в описании Янкеля и его окружения, польза в изу-чении этой повести в школе была значительная. Теперь вместо такой литературы – изучаются другие «великаны» пера: Б. Захо-дер, Л. Успенский, В. Аксёнов, Арбатов, Радзинский, Ерофеев…

37

и др. Есть даже памят-ники в Москве, целых четыре Высоцкому и даже пошляку Еро-фееву. Но ни одного русским проповедни-кам народной боли; Н. Рубцову, А. Вам-пилову, В. Шукшину, Ф. Абрамову, В. Бело-ву…

Посмотрел Ва-силий снятый на Украине фильм «Та-рас Бульба». В целом, фильм впечатляю-щий, уважительный к первоисточнику — повести Н. Гого-ля. Образ, созданный удачным назначением на главную роль укра-инского артиста Богдана Ступки – убедителен. Жаль только, что упущено немало значительных тем. Не показана в фильме, не раскрыта важная тема – страшная трагедия предательства Веры Православной, отца и братьев-казаков – Андрием. Схематич-но, по-скорому, отображены баталии, без раскрытия страшной трагедии человеческой. Она не в эффектных стрелялках, а вну-три человека происходит. По-быстренькому, по-современному выкрикнул Андрий, что попало, и цап красотку за бока. Такое только в оперетте и Голливуде происходит. Не в батальных кар-тинках главная суть любого серьёзного произведения. Просто стрелялки теперь и в компьютерах есть. Где боль и страх позора перед боевыми собратьями Тараса, когда он узнал от пронырли-

Русские писатели на Байкале:В. Крупин, В. Распутин, В. Белов

38

вого Янкеля о чудовищном предательстве сына? Ни чуприны не вырвал и даже ус от невыносимого страдания не закусил отец, когда остался наедине с предателем-сыном. Где мучительная борьба отца, желающего спасти кровинку свою, с твердостью пламенного защитника Отечества? Всё легко, заготовлено про-исходит. Решено простенько. Вставай! Получай! Пах!!.. Дума-ется, совсем не так-то просто убить родного сына… Он, как и Бог-Отец, не сразу изгнал из рая сына Адама. Несколько раз да-вал ему возможность искупить грех, совершённый пред Ним. И только при упорном нежелании покаяться, искупить своё пре-дательское ослушание наказывает Адама скитанием, скорбями и смертью. Как и отец из евангельской притчи, тот тоже ждёт от блудного, промотавшегося сына – раскаяния. Засвидетельство-вав это покаяние, прощает и обнимает его. Тарас же, видя жесто-ковыйное молчание, упорство в грехе своего сына, как бы этого он не хотел, не может, не имеет права простить, оставить жизнь Андрию. С невыносимой болью и воплем страдания он вынуж-ден, через силу, преодолевая нечеловеческую муку, отцовские страдания убивает сына. Вот это сам Гоголь! Вот это трагедия! Произведение посильнее шекспировского!..

В угоду «спонсорам», нынешним властям, удалена и иска-жена линия подлого Янкеля и его гнусных сородичей, ставших к нашему времени миллиардерами, правителями тайного, масон-ского, мирового правительства.

Жаль! Юбилей великого писателя! Такое значимое произве-дение! Могли бы создатели рискнуть, убрав забрало, выйти на бруствер для последнего, открытого боя с вековечным врагом России и христиан всего мира – бесами видимыми и невидимы-ми, служителями приближающегося антихриста.

Чтобы сверить своё мнение, решил прибегнуть Василий к первоисточнику, дабы проверить свои оценки некоторых суще-ственных моментов, отображённых в кинофильме. В этом то и был, наверное, главный положительный результат его похода в кинотеатр.

39

И сколько ему открылось!.. Вот где был настоящий, глубо-чайший, наполненный мощью и жизнью мир! Вот в какой, за-бытый океан мыслей и чувств он окунулся! Какие образы и нео-быкновенные характеры предстали перед ним! Какой восторг он испытал от могучего слова великого русского писателя!

Н.В. Гоголь работал над повестью в течение девяти лет – с 1833 до 1842 года. Он был взыскательнейшим художником: до восьми раз переписывал свои произведения. Только после вось-мой переписки, непременно собственною рукой, считал, что труд являлся законченным.

Эволюция, которую претерпела повесть, свидетельству-ет о том, что Гоголь ярче и полнее раскрывал тему народно-освободительного движения, придавал повести характер народно-героической эпопеи.

Тема национально-освободительной борьбы, длившейся бо-лее двух столетий (XVI-XVII веков), борьбы украинского народа против польской шляхты волновала Гоголя. Он и показал центр этой героической борьбы в Запорожской Сечи – в повести «Та-рас Бульба».

40

Гоголь изучал рукописные списки украинских летописей, важным источником своей работы считал украинские народные песни, особенно исторические песни и думы. Гоголь был знато-ком и собирателем народной песни:

«Моя радость, жизнь моя! Песни! Как я вас люблю… – пи-сал он в 1833 году своему другу М.А. Максимовичу. – Я не могу жить без песен». Гоголь считал народную песню неоценимой для писателя, желающего «выпытать дух минувшего века». Го-голь черпал из украинской народной песни сюжетные мотивы, порой даже целые эпизоды.

«Для всякого внимательного к народной жизни наблюда-теля с несомненностью очевидна особенность русской души и народной русской культуры. Наша народная культура есть исключительно культура духа».

(Свмч. архиепископ Андроник (Никольский))

«Лукавое отделение религии от жизни есть идолопоклонство, оскорбляющее религию и разру-шающее жизнь».

(К.Д. Ушинский)

Возникло необыкновенное волнение от тех слов и образов, когда он читал это произведение. Сильно захватили его. Могу-чий образ Тараса, Остапа, казаков, тех описанных бурных со-бытий. Боясь чрезмерно разволноваться, открывал по многу раз томик Гоголя и замирал, алчно впитывая слова и образы, создан-ные великим мастером, старался угасить разгоравшееся пламя вспыхнувших в нём чувств. Уводя себя от слишком ярких впе-чатлений, стал вспоминать те гоголевские места, где и ему уда-лось побывать в молодости.

Как же хорошо! Как может слово, которым мы небрежно бросаемся, выражать тончайшие оттенки природы, невырази-мые движения души!

41

«Опасно шутить со словом. «Слово гнило да не исходит из уст ваших!» (Ефес. 4, 29). Если это следует применить ко всем нам без изъятия, то, во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых поприще – слово и которым определено говорить о прекрасном и возвышенном. Беда, если о предметах святых и возвышенных станет раздаваться гнилое слово… Можно опозорить то, что стремишься возвысить, и как на всяком шагу язык наш есть наш предатель. «Наложи дверь и замки на уста твои, – говорит Иисус Сирах, – растопи золото и серебро, какое имеешь, дабы сделать из них весы, ко-торые взвешивали бы твоё слово, и выковать надежную узду, которая бы держала твои уста» (Сирах. 28, 28-29).

(Н.В. Гоголь, «О том, что такое слово», 1844 г.)

К бережному и возвышенному отношению к слову призывал в своих выразительных строках и А.С. Пушкин:

Не для житейского волненья,Не для корысти, не для битв,Мы рождены для вдохновенья,Для звуков сладких и молитв.

Стал чаще, при каждой освободившейся минуте, раскрывать томик повести. Незримо, собирался в нём особый мир, погло-щавший его всё более и более. Не заметив как, Василий достал и стал рассматривать географические карты, сверяя их с описани-ем тех мест, через которые проходил Тарас со своей дружиной. Так же незаметно для себя стал выстраивать очертания предпо-лагаемого маршрута в определившемся желании пройти по нему, расспрашивать людей, а потом уже искать себе помощников и попутчиков. Все посмеивались. Были встречные предложения от приятелей, но какие-то всё неинтересные для него – рыбалка, охота, загорание, вечером – в баре или где-нибудь в компании выпивка и заумный трёп. Не для него такие «приключения».

Великий человек лишь виден на делахИ думает свою он крепку думу, без шуму.

42

Вспомнил он с улыбкой поучительные строки И.А. Крылова.

Ходи путём добрых и держись стезей праведников.(Притч. 2, 20)

Не успокаивался, растревожился Василий. Будто что-то раз-будило его от парализующего, расслабляющего сна. И прадеды наши подсказывали: «Старую мудрость поворошишь – себя обновишь».

Словом, осерчал на себя Василий. Вскочил с мягкого дивана, возбуждённо походил по комнате.

– Всё! Хватит! Пора поразмяться. Гайда, за хлопцами! – под-стегнул себя Василий. – Не вечно же мне, как заведённому, толь-ко ходить на работу, в магазин и по всяким суетным пустякам. Вот возьму и поеду дикарём, автостопом! Пока здоровье ещё по-зволяет. Похожу по тем местам, где Гоголь жил, где развивались события в которых участвовал Тарас Бульба, казацкий атаман.

Через минуту он ощутил в себе привычную, нотку малоду-шия: «Да ладно тебе. «Герой» нашёлся! Куда ты пойдёшь?.. Если ещё с организованной тургруппой, по известному маршруту, с едой и ночёвками, куда ни шло. А одному! Неизвестными доро-гами. Без питания и ночлега. Ты чего, спятил? Перестань людей смешить и себе проблемы создавать. Первый же алкаш или бан-дюга оберёт тебя, а то и прибьёт. И никто не узнает, где могилка твоя. Слыхал про такое?..».

Однако, нашлись всё-таки воля и упорство, чтобы отогнать сомнения. Василий раскрыл папку с географическими картами. Не торопясь мысленно прочертил для себя маршрут: Запорожье, Полтава, Диканька, Сорочинцы, Миргород. Подумав, отказался Василий сразу же от решения начать поход свой с Запорожья, где знаменитый остров Хортица – гнездо, столица запорожской Сечи. Во многом потому, что к XVIII веку запорожское казаче-ство, особенно при их предательстве во главе с Мазепой при Полтавской битве, по-существу выродилось, потеряло свою зна-чимость и необходимость. Посему указом императрицы Екате-

43

рины, для их же пользы, дабы не разлагались и далее от безде-лья, запорожцы были выселены с семьями на широкую и плодо-родную Кубань. Гнездо их, остров Хортица опустел. Теперь там настоящего ничего не осталось. Уничтожены все остатки казац-кой вольницы. Третий век Запорожье – большой, промышлен-ный город. А за сто лет безбожной, разрушившей в славянских городах и сёлах многое из духовно значимого и вовсе всё стёрто. Если и есть что-то, это реконструкция, новоделы с непременны-ми преувеличениями, преукрашениями, кичем. Особенно в наше время, янкелевской стихии торгашества, где всё для привлече-ния туристов, для выгоды и прибыли. Ничего не увидеть теперь там желаемого, сокровенного. Будет только сильное огорчение. В самом начале пути это будет большая рана для всего дерзно-венного предприятия. Да и стоит он ближе к Чёрному морю, в стороне от основной линии маршрута. Нет! В Запорожье ехать не надо. Пусть эта более трёх веков назад существовавшая воль-ница останется в душе такой, какой её изобразил Николай Ва-сильевич. Другие разочарования можно пережить, допустим, в родных, весёлых и бесшабашных местах детства Гоголя. Те ме-

44

ста, описанные им в его смешных и страшных комедиях, не так важны. Там не строилась та духовная опора, что Гоголь заклады-вает в гнезде казаков – Запорожье.

Маршрут должен быть таков; поездом до Полтавы, затем уже – Диканька, Сорочинцы, Гоголево – родное село великого писателя, Миргород и после этого в Киев – столицу, колыбель Святой Руси. Там учились в бурсе Остап и Андрий. Затем путь должен пойти на вражий Запад. Туда, откуда напирали на Русь во все века хищные и подлые враги. Собрав всю нечисть Ев-ропы, заодно прихватив с собой зловредных турок и татар, эти бесы вели их на мирных, православных христиан. Надо пройти и этим, скорбным путём, туда, куда они выволакивали из Руси награбленное и уводили пленных славян. Туда, куда они во все века, с побитыми мордами, разгромленные русскими, обратно ковыляли небольшим остатком, чтобы затем, позабыв печаль-

45

ные уроки, вновь вероломно, по-воровски, ночью вваливаться, чтобы снова грабить и убивать трудолюбивых русичей.

Главное – решиться! Призывает и великий Пушкин:Душа прямится, крепнет воля,И наша собственная доляОпределяется видней.

Итак! После Матери русских городов, стольного Киева – крестильни для всей Руси великой в Православие – Днепра надо будет идти на западную сторону. Обойти смертоносный пепел Чернобыля, и войти в Белую Русь. Вдоль того же, освещённо-го многими событиями нашей истории Днепра. Идти на Гомель. После чего повернуть ещё левее, западнее, на Мозырь, где пол-новодная река Припять поведёт на Брест, а за ним тот самый за-поведник вечных контрабандистов-ляхов.

Маленькая, скандальная, как все прибалтийские карлики-«страны» – Польша. Туда не надо идти, славу Богу, вдоль Припя-ти, которая соединяется с Днепром у печально известного всем Чернобыля. В конце пути следует повернуть на северо-восток, снова к Днепру. На нём стоит Могилёв. После чего идти в сторо-ну Великой Руси. Там и нужно заканчивать намеченный путь...

46

Что волновало Н.В. Гоголя при создании его безсмертного «Тараса»? В записной книжке 1846-1851 годов находим следую-щее его замечание: «Обнять обе половины русского народа, се-верную и южную, сокровище их духа и характера».

И сейчас существует неопределённость и неясность в самом существе – кто же такие казаки? Откуда они взялись? В чём их особенность, кроме одежды, оружия, быта?..

Сам Николай Васильевич отвечает на этот непростой во-прос:

«Эта толпа, разросшись и увеличившись, составила целый народ, набросивший свой характер и, можно сказать, колорит на всю Украину, сделавший чудо – превративший мирные сла-вянские поколения в воинственные, известные под именем ко-заков, народ, составляющий одно из замечательных явлений европейской истории, которое, может быть, одно сдержало это опустошительное разлитие двух магометанских народов, грозивших поглотить Европу.

Если не к концу XIII, то к началу XIV века можно отнести появление козачества, к тем векам, когда святая, сильная рев-ность к религии ещё не остыла в Европе, когда почти вдруг во всех концах безпрестанно образовывались братства и ордена

47

рыцарские, составлявшие странную противоположность с тогдашним разъединением, с изумительным самоотвержением разрушившие и отвергнувшие условия обыкновенной жизни, без-брачные, суровые, неотразимые соглядатаи дел мира, железные поборники веры Христовой. Чем слабее была связь тогдашних государств, тем сильнее росла ужасная сила этих обществ. Разлитие магометанства и магометанских новых сильных на-родов, уже врывавшихся в Европу, увеличивало их ещё более. Дух этих братств распространился везде. В это время явился близ порогов городок, или острог Черкасы, где было главное сбори-ще и местопребывание козаков. Частые нападения татар на северную часть Украины заставляли жителей спасаться бег-ством, приставать к козакам и увеличивать их общество. Это было пёстрое сборище самых отчаянных людей пограничных наций положило начало этому странному обществу, впослед-ствии постановившем; целью – вечную войну с неверными. Это скопище людей не имело никаких укреплений, ни одного замка. Землянки, пещеры и тайники в днепровских утёсах, часто под

48

водою, на днепровских островах, в гуще степной травы, служи-ли им укрытием. Они поворотили против татар их же образ войны, те же азиатские набеги. Как жизнь их определена была на вечный страх, так точно с своей стороны они решились быть страхом для соседей. Магометанский сосед не знал, как назвать этот ненавистный им люд. Если кто из них хотел к кому выразить величайшее презрение, то называл его козаком.

Большая часть этого общества состояла однако ж из пер-вобытных, коренных обитателей южной России. Доказатель-ство – в языке, который, несмотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую юж-ную физиономию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая. Всякой имел полную волю приставать к этому обществу, но он должен был непре-менно принять греческую религию. Это общество сохраняло все те черты, которыми рисуют шайку разбойников; но, бросив-ши взгляд глубже, можно было увидеть в нём зародыш поли-тического тела, основание характерного народа, уже вначале имевшего одну главную цель – воевать с неверными и сохранять чистоту религии своей. Были неукротимы, как их днепровские

49

пороги, и в своих неистовых пиршествах и бражничестве поза-бывали весь мир. То же тесное братство, которое сохраняется в разбойничьих шайках, связывало их между собою. Все было у них общее – вино, цехины, жилища. Вечный страх, вечная опас-ность внушали им какое-то презрение к жизни. Но в нападениях видна была вся гибкость, вся сметливость ума, всё уменье поль-зоваться обстоятельствами.

Казалось, существование этого народа было вечно. Он ни-когда не уменьшался: выбывшие, убитые, потонувшие заменя-лись новыми. Такая разгульная жизнь приманивала всякого. Тог-да было то поэтическое время, когда всё добывалось саблею; когда каждый в свою очередь стремился быть действующим лицом, а не зрителем. Это скопление мало-помалу получило со-вершенно один общий характер и национальность, и чем ближе к концу XV века, тем более увеличивалось приходившими вновь. Наконец целые деревни и сёла начали поселяться с домами и се-мействами около этого грозного оплота, чтобы пользоваться его защитою, с условием за то некоторых повинностей. И та-ким образом места около Киева начали пустеть, а между тем по ту сторону Днепра люднели. Семейные и женатые мало-помалу от обращения и сношения с ними получали тот же во-инственный характер. Сабля и плуг сдружились между собою и были у всякого селянина.

1832 г.

Надо пройти и последними путями Тараса, где он наказывал «псов-ляхов» за чудовищную, показательную казнь, предсмерт-ные истязания родного сына Остапа со товарищи на варшавской площади. Пройти теми дорогами, по которым он стремительно пролетал с дружиной казаков своих, преследуемый превосходя-щим войском спесивых, «смелых», когда они в подавляющем большинстве, ляхов. Закончить нужно на берегу реки, пусть и не Днестра, он теперь в плену у львовских западенцев. Заклю-чительная часть сего пути должна быть на берегу такой же ши-рокой реки. Для этого Припять – наиболее подходящая. Там

50

следует помолиться, отслужить Панихиду и пропеть Вечную па-мять великому казаку Тарасу, его воинству и великому русскому писателю Николаю Васильевичу Гоголю. В народе нашем особо значится память о усопших:

«Живёт человек – уважай. А умер – поминай».«Человек столько живёт, сколь долго его вспоминают».

Досада предпринимателя

«Русский народ – более, чем народ. Это народ, собирающий вокруг себя народы».

(С. Соловьёв)

«Величие, могущество и богатство всего го-сударства состоит в сохранении и размножении русского народа».

(М. Ломоносов)

...То серьёзный, то потешныйОн идёт, святой и грешныйРусский человек.

(Александр Твардовский)

Начал своё путешествие Василий не перелётом или поездом в Полтаву или Киев, а поехал для начала на электричке. Надо приноровить себя к неторопкости. Сбросить с себя столичный, нервный зуд. Перед этим узнал, что из Курска идёт Крестный ход в Дивеево и он решил примкнуть к нему. Вышел после Тулы на промежуточной станции. Походил по платформе. Потом по-бродил по пристанционной площади среди множества народа, ларьков, машин…

Там стоял расстроенный чем-то мужчина. Василий спросил его, может, помочь ему чем-нибудь надо?

– Да чем тут поможешь! – раздражённо ответил мужчина. – Машины не могу дождаться. Третьего водителя за месяц меняю.

51

Хорошего работника сейчас днём с огнём не сыщешь. – Все не-рвы на это уходят да на чиновников. На работу и времени не остаётся.

– У Вас большое хозяйство?– Не особо. Только начинаем. Совхоз наш совсем «деляги»

положили. Коров порезали, технику и помещения распродали, людей уволили. Ждут, когда можно будет землю под дачи рас-продать.

– Дождутся, – грустно, с уверенностью предположил Васи-лий.

– Конечно, дождутся! Осталось совсем немного. Вся поли-тика давно уже на это работает, – с горечью поддержал мужчина. – Как же! У них денег много, ожидается намного больше. Такая махина взяток даром приплывёт к ним. Все чиновники от низа до верха запляшут!

– Уже. Пляшут.– Давно уже, – мужчина досадливо махнул рукой. – Это же не

создавать десятилетиями, общими усилиями. То – тяжело, долго. А распродавать, профукать, в один момент. Откуда и коррупция. Те, верхушка, своровали у всех и продают налево и направо. Чи-новники, прокуратура, милиция соучаствуют в грабеже. Разом подгоняют под воров все законы, указы, распоряжения…

– Печальное положение.– Да уж куда дальше–то.– Большой голод говорят, будет.– А как ему не быть? Ничего не производится, ничего на селе

почти не сеется, не убирается. Фермы разоряют и распродают. В магазине картошка, и та из Польши и даже из Израиля.

– Беда…– В магазине одни банки из-за границы. Всем нравится. Чи-

стенькие, в ярких упаковках. А никому невдомёк, что в любой момент их могут убрать с прилавков. Перестанут привозить. И что тогда? Своего уже нет ничего, не выращиваем. Будет – голод. Куда ж ему деться. Да ещё какой…

Помолчали немного. Потом Василий спросил:

52

– А как же вы обходитесь? Вы сказали, что у вас своё неболь-шое хозяйство есть?

– Ещё толком нет. Пытаемся с двумя нормальными мужика-ми наладить. Да плохо получается.

– Почему?– Взятками душат отовсюду. Да и работать по-нормальному

никто не хочет. Разучились.– Сколько у вас людей работает?– Сорок рабочих.– Местные?– Не-ет!.. Узбеки.– Почему? Надо же прежде всего о своих согражданах, одно-

сельчанах позаботиться.– Как?– Давать в первую очередь им работу.– Даю. Не хотят! Молодые, здоровые, толкутся с утра на

остановке, клянчат у прохожих: «Дай червонец…» Я им говорю: «Дам. И не червонец, а сотню-другую и больше. Только пойдём к нам на объект. Дам лопату. Помахай ею час-другой…».Не хо-тят!

– Почему?– Не знаю. Наверное, потому, что отбили уважение к труду.

Научились у «учителей» из телевизора. Отвечают мне: «Ты что? Буду я ещё пахать на кого-то! Я – свободный человек. Не раб никому».

– Не может быть! Для себя же! Работы нет. Другие за 300-400 километров в Москву ездят работать, чтобы выжить.

– Да, ездят, мучаются. А дома, в родном селе, работать не хотят, презирают такую работу. Да и заработки, конечно, у нас не столичные.

– Так они их на дорогу да на обеды химические в Макдо-нальдсах все порастранжирят.

– Ну и что? Зато форс какой! Поди, узнай чем они там зани-маются? А в основном – охранниками, сторожами «работают». Девицы – продавщицами, или теми же подавалками в кавказских

53

забегаловках. Зато ручки и ботинки чистые, не в земле родной «запачканы».

Василий был поражён той пропастью, которая открылась:– Это же дорога – в никуда! До какой степени отбили в на-

шем народе разум, простейший дар рассуждения, стремление к жизни. Убили всякое желание выбраться из явной, видимой по-гибели. Вот и остаётся только, дурманя себя, уткнуть нос либо в банку с пивом, либо в телефон с игрушками.

– По телевизору, в интернетах, всяких журналах что пока-зывают? Собчачек, киркоровых, шлюх, проходимцев, аферистов. Вот и изуродовали молодёжь.

– Но здесь-то на земле, душевно здоровые должны быть люди.

– Выровнялось всё. Тотальная агитация. Телеящик всё и всех скосил. Что в городах, что в сёлах. Всех достал, всех зазомбиро-вал. Свои огороды многие уже не засаживают.

– Совхозные?– Не-ет! Те давно заросли или распроданы. Личные уже за-

брошены! Старушкам и дедушкам сил нет их обрабатывать.– Дети ко всем приезжают. В праздники, на выходные.– Приезжают. Но совсем не для того, чтобы поработать на

земле.– А для чего же тогда?– Поспать, позагорать, покупаться, шашлычки полопать, –

«отдохнуть».– Получается, что спасти не только душу, но даже тело никто

уже не хочет.– Похоже, так… – нехотя, грустно согласился фермер. – Но

мы, старая гвардия, сдаваться не станем! Будем через «не могу» работать, преодолевать. Отступать больше некуда. Не мотаться же мне тоже за триста километров, чтобы сторожить там чьё то награбленное имущество. Глядишь, и перетащимся через про-пасть, выживем. Что-нибудь хорошее, полезное организуем.

– Это хорошо, что вы не унываете.

54

– Нам не осталось ничего другого. «Надежда умирает по-следней».

– Правильно. Напрасным труд благой не бывает. Бог помо-жет.

– На Него только и надежда, – согласился мужчина.На том и разошлись. Подошла электричка, и Василий побе-

жал к ней.Усевшись на свободное место, он, после разговора с ферме-

ром, погрузился в невесёлые мысли. Похожие беды и скорби, такой же разор, падение сил и отчаяние, испытывали от тех же инородцев и три столетия назад сограждане Тараса.

Молебен

Следующая электричка прибыла на конечную станцию большого, областного города. Там он пересел на автобус и до-брался до села, у которого должен был проходить Крестный ход из г. Курска.

55

Для начала Василий пошёл в церковь. Хорошая, добротная, c XVIII века возвышается она посреди села. Внутри всё с тщани-ем устроено, украшено. Хорошие росписи, старые иконы…

Здесь уже скопилось много народу, местные прихожане со стареньким настоятелем и приезжие из близлежащих сёл и из-далека. Слаженно пели они канон и акафист преподобному Се-рафиму Саровскому – Крестный ход шёл в Дивеево, в честь сто-летия прославления Святого. Людей было много. Просторная церковь была вся битком забита народом. В основном, конечно же, это были пожилые люди. Чувствовались духовный подъём и радость присутствующих. Пожилой священник был нетороплив, значителен, несуетен.

Немногочисленная молодёжь, собравшаяся по случаю нео-бычному для их тихой размеренной деревенской жизни, группи-ровалась кучкой. Шептались, посмеивались, оглядывались, по-ражались церковному убранству, а ведь церковь эта – их родного села.

«Николай Васильевич Гоголь был глубоко верующим христи-анином. Вот какой совет дал он в письме одному своему другу: «Друг мой, всегда считай себя учеником. Для христианина нет конца учёбы: он всегда ученик – ученик до гробовой до-ски».

(Из монографии о Н.В. Гоголе, 1982 г.)

Стоя на службе в церкви, Василий подумал:«Только здесь, среди бушующего шквала мутных волн житейских, можешь по-чувствовать единство близкое, общее с другими людьми. Осо-бенно в наше время редко испытываешь счастье – быть рядом с такими же, как ты, православными. Только тут у нас, свой, осо-бый язык, – славянский, одна душа, один Отец, у которого мы все – братья и сестры».

В пушкинском «Пророке» есть такие слова:Как труп в пустыне я лежалИ Бога глас ко мне воззвал…

56

«Вот уж лучше не скажешь!.. – подумал восхищённо Васи-лий. – Каждый из нас, здесь стоящих в храме, прошёл, как прави-ло, свой путь скорбей, болезненных поисков и утрат. Обрёл своего надёжного Защитителя. Были «трупами» в палящей умертвляю-щей пустыне и, услышав отдалённо взывающий ко всем нам Го-лос – постепенно, с трудом восстали, воскресли! Живём теперь осмысленно, ясно. Стремимся к животворящим истокам добра и любви. Помогаем в этом друг другу, по мере сил. Как за эту ми-лость к нам, бывшим мёртвыми, погрязшими, утопленным в тине грехов, и нежданно спасёнными, не благодарить Воскресителя на-шего?!..

«Православие – великое благо для России, несмотря на мно-жество суеверий русского народа. Но ведь все эти суеверия не что иное, как простодушный лепет младенца, ещё неразумного, но имеющего в себе ангельскую душу. Сколько я ни знаю, нет до-брее нашего русского народа и нет его правдивее, если только об-ращаться с ним правдиво... А отчего это? Оттого, что он пра-вославный... Поверьте мне, что Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней Православие... Суеверия пройдут со време-нем. Да где же и нет суеверий? У католиков их несравненно боль-ше. Но суеверие суеверию – рознь. Наши русские суеверья име-ют характер добродушия и простодушия, на Западе не то; та-мошние суеверия дышат злом, пахнут кровью. У нас непомерное, превышающее церковный закон почитание икон, благовещенская просфора, рассеянная вместе с хлебными зернами по полю ради урожая, положенная в пчелиный улей, чтобы меду было поболь-ше, а там – испанские инквизиции, Варфоломеевские ночи…». Так не раз говорил Владимир Иванович Даль и впоследствии, и чем более склонялись дни его, тем чаще.

Мир же, в целом, не знает этого и знать, стремиться к этому не хочет. Все усилия Спасителя нашего по поднятию нас, оживлению, по существу отвергаются нами. Таково ныне наше общее положе-ние. Во всей некогда единой, сильной, чистой Руси, раздроблен-ной сейчас на три больших «самостийных» части. И каждая часть

57

ещё раздроблена внутри себя. Враги через это преуспели во мно-гом зле. Единая Русь тоже, как тот бездыханный труп в пустыне, среди хищников, раздирающих, рвущих от неё всё, что придётся, как и во времена нашествия татар, ляхов и прочих татей, лежит и сейчас в безсилии. Казалось бы, всё, конец, окончательная гибель. Но, как и в те времена подлых нашествий, Бога глас неустанно взывает ко всем нам!.. И чем быстрее мы услышим этот Божий призыв, тем быстрее, увереннее восстанем и пойдём за Ним. Тог-да Русь снова станет единая, сильная, соединится и воскреснет. Тем быстрее наступит то, что мы так исступлённо ждём, ищем, чего хотим. Справедливости, Божьего порядка, чистоты, защиты от грязи и разрушения. Тогда Отечество наше воссияет на весь мир, призывая и его к свету и праведности. «Лечебницы», кото-рые нас восстанавливают, не дают нам окончательно погибнуть, сохраняют и объединят нас в единое тело, в единую душу, в еди-ную силу – наши православные храмы. В них надо обретать силу и мощь. Именно об этом не уставая, говорили Вл. Даль, Н. Гоголь, Ф. Достоевский и другие великие подвижники России. Призывал нас к этому и незабвенный гоголевский герой Тарас Бульба.

58

Крестный ход

Не успели допеть акафист, как все заволновались, и старень-кий священник, возвысив голос, объявил:

– Братья и сестры! Крестный ход подходит. Давайте с благо-говением, не толпясь, так же с пением, а не с пустыми разгово-рами пойдём к ним навстречу. Вначале пропустите алтарников с фонарём и хоругвями, хор, людей с иконами, а потом благоче-стиво и вы все двигайтесь. С Богом!..

Священник осенил нас крестным знамением. Потихоньку все стали выходить. Всё шло хорошо. Но едва дьякон с кадилом и священник с Евангелием и крестом вышли из церкви, народ потерял над собой контроль. Началась толкотня в спешке, кому первым выйти из дверей и кому перебежками забежать и идти впереди. Некоторые так перестарались, что семенили впереди всех, едва не заталкивая идущих с фонарём и хоругвями. Этих безчинников призвали к порядку, и вскоре благоговейное состо-яние и общий порядок воцарились в ровном строе встречного Крестного хода.

В конце центральной улицы показалась большая группа лю-дей, тоже с хоругвями и иконами. Две многолюдные колонны встретились. Оставив между собой небольшое расстояние, оста-новились. В каждой допели своё. Потом мощным хором право-славные пропели тропарь и величание святому. Это было сильно, впечатляюще. Все вороны с придорожных вётел, угнездившиеся на ночлег, разом без карканий, испуганно улетели.

Старенький священник сказал приветственное слово. В от-вет из прибывшей, запылённой колонны вышел немолодой иеро-монах, и сказал тоже мудрые, благодарные слова встречающим. После этого крестоходцы обеих колонн ненадолго рассыпались, стали просто по-человечески обнимать и приветствовать друг друга.

Когда местный священник объявил, что надо идти в храм, все послушно выстроились уже в одну общую колонну, и с пением славы Богородице пошли в сельский храм Покрова Божьей Ма-

59

тери. Пришедшие крестоходцы приставили к стене алтаря свои хоругви, положили принесённые иконы на аналои. Там отслу-жили благодарственный молебен. Благостно, возвышенно вос-принимался он в храме, по-особому в полумраке освещаемом двумя десятками свеч. Вспомнились тревожные слова о Церкви великого Гоголя:

«Напрасно смущаетесь вы нападениями, которые теперь раздаются на нашу Церковь в Европе. Обвинять в равнодушии духовенство наше будет также несправедливость. Зачем хо-тите вы, чтобы наше духовенство, доселе отличавшееся ве-личавым спокойствием, столь ему пристойным, стало в ряды европейских крикунов и начало, подобно им, печатать опромет-чивые брошюры? Церковь наша действовала мудро. Чтобы за-щищать её, нужно самому прежде узнать её. А мы вообще зна-ем плохо нашу Церковь. Духовенство наше не бездействует. Но дела свои они делают лучше, нежели мы: они не торопятся и, зная, чего требует такой предмет, совершают свой труд в глу-боком спокойствии, молясь, воспитывая самих себя, изгоняя из души своей всё страстное, похожее на неуместную, безумную горячку, возвышая свою душу на ту высоту безстрастия не-бесного, на которой ей следует пребывать, дабы быть в силах заговорить о таком предмете. Но и эти защиты ещё не послу-жат к полному убеждению западных католиков. Церковь наша должна святиться в нас, а не в словах наших.

Они говорят, что Церковь наша безжизненна. Они сказали ложь, потому что Церковь наша есть жизнь; но ложь свою они вывели логически, вывели правильным выводом: мы трупы, а не Церковь наша, и по нас они назвали и Церковь нашу трупом. Как нам защищать нашу Церковь и какой ответ мы можем дать им, если они нам зададут такие вопросы: «А сделала ли ваша Церковь вас лучшими? Исполняет ли всяк у вас, как следует, свой долг?». Что мы тогда станем отвечать им, почувствовавши вдруг в душе и в совести своей, что шли всё время мимо нашей Церкви и едва знаем её даже и теперь? Владеем сокровищем, ко-торому цены нет, и не только не заботимся о том, чтобы это

60

почувствовать, но не знаем даже, где положили его. У хозяина спрашивают показать лучшую вещь в его доме, и сам хозяин не знает, где лежит она. Эта Церковь, которая, как целомудрен-ная дева, сохранилась одна только от времён апостольских в непорочной первоначальной чистоте своей, эта Церковь, кото-рая вся с своими глубокими догматами и малейшими обрядами наружными как бы снесена прямо с Неба для русского народа, которая одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, которая может произвести неслыханное чудо в виду всей Европы, заставив у нас всякое сословье, званье и должность во-йти в их законные границы и пределы и, не изменив ничего в госу-дарстве, дать силу России изумить весь мир согласной строй-ностью того же самого организма, которым она доселе пугала, – и эта Церковь нами незнаема! И эту Церковь, созданную для жизни, мы до сих пор не ввели в нашу жизнь!

Только и есть для нас одна пропаганда – жизнь наша. Жиз-нью нашей мы должны защищать нашу Церковь, которая вся есть жизнь; благоуханием душ наших должны мы возвестить её истину. Пусть миссионер католичества западного бьёт себя в грудь, размахивает руками и красноречием рыданий и слов ис-торгает скоро высыхающие слёзы. Проповедник же католиче-ства восточного должен выступить так перед народом, чтобы уже от одного его смиренного вида, потухнувших очей и тихого,

61

потрясающего гласа, исходящего из души, в которой умерли все желания мира, всё бы подвигнулось ещё прежде, чем он объяс-нил бы самое дело, и в один голос заговорило бы к нему: «Не про-износи слов, слышим и без них святую правду твоей Церкви!».

(Н.В. Гоголь, «О нашей Церкви»)

Беглецы

«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, очей и гордость житейская не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек».

(1 Ин. 2, 15-17)

После молебна, совершённого в церкви, вышли на улицу.Погода была тёплая. Вечер догорал последними лучами

солнца.Немного побеседовав между собой, люди стали постепенно

расходиться. Одни по своим домам, других девушка из адми-нистрации повела в сельскую школу. Там и расположились все прибывшие по разным классным комнатам, на полу уже забот-ливо лежали заготовленные матрацы.

«…Предрекал святитель Феофан, Вышенский Затворник: «Тогда хотя имя христианское будет слышаться повсюду и по-всюду будут видны храмы и чины церковные, но всё это – толь-ко видимость, внутри же отступление истинное». «Соль обу-евает», – Церковь может перестать быть Церковью и стать «лжецерковью», имеющей принять Антихриста, как своего «мессию». Идет повальное предательство нашей святой веры и Церкви, отступление от веры, предречённое Словом Божиим, измена Кресту Господню. Но вот это-то усиленно пропагандируемое ныне слияние с миром и есть в переживае-

62

мое нами время самый яркий признак отступления! Блажен, кто это понимает – кто осознал грозные симптомы времени, ведущего нас к Антихристу! По признаку понимания или непо-нимания происходящих ныне в мире событий всех людей теперь можно разделить на два разряда: происходит явное и очевидное «отсеивание». Самое ужасное в наше время – это дошедшая до крайних пределов ложь и лицемерие. Громогласно кричат о «мире всего мира», но призывают не к миру с Богом и своей со-вестью, а к миру с сатаной и его приспешниками и служителя-ми, которые готовят под лукавым именем «Царства Божия на земле» устроение царства Антихриста. И это делают люди, ещё называющие себя «христианами» и даже имеющие ранг христианских священнослужителей».

(Архиепископ Аверкий (Таушев))

Пошёл Василий прогуляться перед сном по селу.Невдалеке от церкви остановилась запылённая иномарка.

Из неё с трудом вылез молодой, но уже грузный священник. Из другой дверцы высунулась также далеко не худенькая молодая женщина, спросила, выходить ли и ей? Вышедший, небрежно махнув на неё рукой, отверг таковое её желание. Сам пошёл к церкви. Из неё в это время выходил старенький настоятель со сторожем. Настоятель, увидев позднего гостя, оставив сторожа, пошёл к нему навстречу.

Поприветствовав, как положено друг друга, священники по-вели свой разговор:

– Какими судьбами так поздно? Что за надобности? – спро-сил старенький настоятель.

– Да вот, на разведку едем, – приветливо улыбаясь, ища по-нимания и откровенной беседы, сообщил ему приехавший моло-дой священник.

– Слушаю, – дал своё согласие на разговор старый священ-ник.

– Мы с Украины едем. Вы знаете, что там теперь тревожно. Филаретовцы храмы наши захватывают. Священников наших

63

изгоняют, избивают, а то и вовсе убивают. Особенно у нас, в за-падной стороне.

– Да, печально, – опустив голову, согласился настоятель.– Вот мы и ищем загодя, куда здесь в Россию можно пере-

браться.– Ну что, нашли?– Да пока нет. Обещания поразузнать и сообщить есть, но

твёрдого предложения на хороший приход не получили.– А какой для вас – «хороший приход»?– Такой, чтобы в достатке был. Восстановленный, а не такой,

которому ремонт большой нужен. В городе желательно. Прихо-жан, чтобы много было…

– У нас таких мало. Да и в тех по тридцать лет и по пол-века служат немощные батюшки, почтенные, восстановившие их в своё время из руин. Некоторые лагеря и тюрьмы за Веру прошли.

– Ну, это поня-атно! – из вежливости поддержал приезжий.– Другие варианты, насколько я знаю, на ваши запросы вряд

ли вы найдёте.– Может, повезёт. Что-нибудь найдём, – уклончиво ответил

молодой священник.– Ищите, – согласился старенький настоятель и пошёл об-

ратно к ожидавшему сторожу.Приезжий священник дождался, когда церковь закроют и

снова обратился к настоятелю:– У вас здесь можно переночевать?– Церковной сторожки у нас нет. Сам я живу в семье у при-

хожан. Попроситесь к кому-нибудь. Люди у нас добрые.– Да нет. Мы, пожалуй, поедем дальше, – передумал приез-

жий. – Тут недалеко до города. Там, нам сказали, благочинный ваш находится. У него или в гостинице при удобствах пере-ночуем.

Он уже пошёл обратно к своей машине, но его остановил во-просом старый настоятель:

– А что за надобность такая разбегаться в стороны?

64

– Я же вам объяснил причину, – с неудовольствием, нехотя ответил приезжий.

– Там – Родина ваша, родные, знакомые, друзья. Общий язык, уклад… Зачем всё это бросать?

– В России сейчас жить получше. У нас тяжелее. Да и завтра неизвестно, что будет, – признался молодой священник.

– Пока ведь не гонят?– Пока нет, – согласился приезжий.– Так и живи там, служи.– Хочется получше чего-нибудь поискать.Старенький настоятель не выдержал. Лицо его исказилось

болью. Он всплеснул руками от досады, произнёс:– Да что же это такое?! Что вы за род и племя такое? Ты не

первый уже оттуда, – пожилой священник указал в южную сто-рону. – Всё своего ищете, а не Божьего?

Чуть отдышавшись, старый священник продолжил:– Отец Николай Гурьянов и многие другие священники, в ла-

герях мучения принимали от чекистов и от шпаны, которую им нарочно к «попам» подсаживали. На лесоповале, за то, что мо-лодой тогда ещё отец Николай заступился за пожилого священ-ника обиженного ворами, те зверски расправились с ним. При-вязали его к стволу дерева и пустили на него вагонетку с лесом и та сплющила его. Душа тут же вылетела из него. По молитвам старцев-солагерников он ожил и жил потом необыкновенным, чудесным образом. Рёбра его были разбиты в куски и некоторые из них вошли и вросли ему потом в лёгкие. Врачи через много лет, когда увидели его рентгенснимки, ужаснулись и потеряли дар речи. Как он может дышать! Живёт в таком состоянии?! Все их знания и представления о человеческих возможностях опро-кинулись! Он вот, при таком положении, не то, что кому-нибудь жаловался, или искал себе местечко полегче, – ни словом, нико-му не говорил об этом. Не бегал, как вы, не просил перевести его с холодного, сырого, каменного острова куда-нибудь потеплее, и посытнее. А вы?.. Молодые, здоровые, как блохи скачете. У меня, к примеру, всё и вся в Москве, в столице есть, зовут туда

65

на большой, благоустроенный приход, а я не еду туда, не творю ничего своей волей. Здесь, где Господь приставил, служу, а вы… Всё ищете себе, где получше.

Немного помолчав, много испытавший в своей жизни свя-щенник строго спросил:

– Ты зачем в священники пошёл?Собеседник угрюмо молчал.– Богу служить, или себе, своим прихотям, устройствам?!Опять молчание.– Два рода служения исключают всякую заботу о себе, о сво-

ём устроении. Военное и церковное. Мы не работаем, как все, а – служим. Одни – Отечеству земному, другие – Небесному. Не имеем мы права искать своих удобств и даже безопасности. За это и содержат нас люди, что мы жизни готовы положить за эти два Отечества, за этих людей. Раньше, из века в век так и было! А теперь… Что вы носитесь с места на место?

– Ну, знаете, – попытался вставить что-то своё прибывший.– Вы свою родину, близких, землю, могилы дедов, паству,

вверенную вам Самим Богом бросаете на кого?!.. Только вы мо-жете у себя на Украине порядок восстановить, больше никто. А вы без боя отдаёте всё врагам. Поэтому они и наступают, и захва-тывают всё, а вы – позорно бежите. Сдаёте подло паству! Скоро, значит, эта униатская зараза приблизится и будет у нас. И тогда уже отсюда куда побежите? На Северный полюс?!..

Еле терпя, молодой священник решил, что лучше промол-чать.

– А нам, старикам тоже бежать? Вслед за вами, молодыми? Драпанами! А кто будет биться, отстаивать людей доверившихся вам, паству, Веру? Кто?!.. Одни мы, старики?..

Приезжий, сцепив руки и опустив голову, терпел неприят-ные для него обвинения.

– Нас уже осталось, раз-два – и обчёлся. Да и те – все боль-ные, еле ходим. Не стыдно вам?..

Старый настоятель безнадёжно махнул рукой, проговорил с грустью:

66

– Э-эх вы! «Смена»! Предатели вы, а не замена нам достой-ная, поддержка и опора для людей.

Тяжело вздыхая и печально покачивая головой, старый свя-щенник побрёл, по дороге увидев одну из жительниц села, спро-сил:

– Марья! Пусти вот священника с матушкой на ночь.– Да завсегда, батюшка! Как благословите! – ответила та с

готовностью.Настоятель обернулся к стоявшему только что рядом при-

езжему, а тот уже, впрыгнув в машину, заводил мотор. Старый настоятель, не надеясь перекричать рёв машины, жестом указав на прихожанку давая понять, что есть место для ночлега, но мо-лодой, норовистый служитель, отмахнувшись рукой, отказался от прежнего своего желания. Машина его, взревев ещё громче, пыхнула сизым сгустком выхлопного газа и понеслась к городу.

67

С иконами и хоругвями

«Россия своим значением обязана лишь самой себе. И в этом нельзя не видеть залог прочности русского государ-ства».

(М.Н. Катков)

Хоть и были у Василия с собой для ночёвки пластиковый коврик и спальник, но он не захотел ночевать на улице и к радо-сти своей увидел, что в школе горит ещё свет.

Войдя туда, присоединился к одной из групп, вычитывающих Вечернее правило. После чего, войдя в один из классов, увидел, что не хватило на всех матрацев. Расстегнув и разложив свой спальник, Василий предложил своё место поудобнее иеромонаху Анастасию из Иваново. Тот был уже в летах, но категорически отказывался принимать особые условия, какие ему предлагали. Согласился только лечь на спальник Василия, который с радо-стью и благодарностью возлёг рядом со священником.

«…Хорошо, что духовенство наше находится в некотором отдалении от нас. Хорошо, что даже самой одеждой своей, не подвластной никаким изменениям и прихотям наших глупых мод, они отделились от нас. Одежда их прекрасна и величе-ственна.

…Священнику нужно время также и для себя: ему нужно поработать и над самим собою. Он должен с Спасителя брать пример, Который долгое время провёл в пустыне и не прежде, как после сорокадневного предуготовительного поста, вышел к людям учить их. …Воспитываются для света не посреди све-та, но вдали от него, в глубоком внутреннем созерцании, в ис-следовании собственной души своей, ибо там законы всего и всему: найди только прежде ключ к своей собственной душе; когда же найдешь, тогда этим же самым ключом отопрёшь души всех».

(Н.В. Гоголь, «О нашей Церкви»)

68

«Если кто-нибудь предстательствует за тебя перед че-ловеком, то ты делаешь для него всё, изъявляешь ему полную признательность. А священник предстательствует за тебя перед Богом, неужели ты не будешь чувствовать к нему при-знательности?

Ты спрашиваешь, как он предстательствует? Он пред-стательствует тем, что молится за тебя, что подаёт тебе духовный дар, преподаваемый в крещении, надзирает за то-бой, поучает, вразумляет тебя, в полночь, если ты позовёшь его, он идёт.

Любите пастырей, как дети родителей. И пусть никто не противится, пусть никто не прекословит! Кто любит Христа, тот будет любить и священника, потому что через него сподобился причастия Страшных Тайн».

(Святитель Иоанн Златоуст)

Утром рано, часов в пять, все поднялись. Быстро умылись. Заботливые расторопные женщины и девушки раздали тут же каждому немного тёплой гречневой каши в бумажных тарелках

69

и по пластиковому стакану воды. Удивился Василий этому. Как отлажено и чётко всё это у крестоходцев! Молодцы!

Зашли снова в церковь. Выслушали молебен о путешеству-ющих, получили крестное знамение крестом и окропление от старого священника. Подняли хоругви, иконы и вышли из хра-ма. Быстро выстроилось Божье войско, провожаемое многими пришедшими в такую рань сельчанами и прихожанами местного храма. Не было ещё и шести часов утра. С пением молитв выш-ли из гостеприимного села.

За селом налетел ветер, стал рвать хоругви и одежду. Это ничуть не повлияло на их твёрдую поступь и суровое, под стать строевому шагу, пению Иисусовой молитвы:

– Го-осподи Иисусе Христе, Сыне Божий (и с твёрдым опу-сканием ног на дорогу, голосом тоже вниз), помилуй мя!..

И снова тоже, и снова. С именем Главного Военноначальни-ка вперёд и вперёд…

Припекало. Пот катился градом. Впереди идущие мужчины, несущие носилки с большой тяжёлой иконой Богоматери, хо-ругви, иконы, – основное ядро крестоходцев, как мощный мотор тянуло всех вперёд. Грозно и слаженно с пением молитвы они вливали во всех силу своей устремлённости и бодрости. Призы-вали к твёрдости, неуклонному движению вперёд, несмотря ни на какие трудности, недуги и невзгоды. Идущие за ними стройно подтягивали им и поспешали за ведущими…

Из общей колонны вдруг выбежал и побежал в пустое поле какой-то подросток. За ним тут же рванулась женщина, испуган-но зовущая к себе: «Серёжа, Серёжа!!». Колонна не остановила своего хода. Строго и слаженно двигалась с боевым кличем мо-литвы дальше. Несколько человек из колонны побежали за жен-щиной и подростком, но Крестный ход неумолимо продолжал своё неостановимое движение, удаляясь от отставших.

Только после полудня, около трёх часов дня, Крестный ход встал и всем объявили, что будет непродолжительный отдых и трапеза. После чего все сошли в придорожную лесополосу. Мно-

70

гие с наслаждением повалились на траву. У назначенных дежур-ных на удивление было всё готово. И они стали раздавать всем привычный с небольшим добавлением рацион каждому. Как в монастырях, учинённый на то чтец стал читать всем жития свя-тых. Ели молча и слушали.

Тут Василий смог рассмотреть своих спутников. Рад был тому, что убежавший Серёжа, его мама и побежавшие за ними были тоже здесь. Не отстали, не отбились от всех.

После трапезы и короткого отдыха все встали и вновь вы-строились на дороге. Пошли не сразу, а руководитель Крестного хода стал обсуждать с группой ответственных лиц и с иеромона-хом Анастасием – духовником крестоходцев, стоит ли держать в колонне «порченого» паренька и его мать. Много, к сожалению, «приключений» было с ними за их трёхсоткилометровый путь. Руководитель на этот раз был настроен определённо:

– Мы уже не можем больше выносить такое. Каждый день мы должны проходить не менее 50-60 километров. Иначе мы опоздаем на общие торжества в Дивеево. Такие неожиданности мешают нам, останавливают движение. Люди и так устают, а тут ещё лишние переживания, тревоги. Надо и их пожалеть.

Многие из крестоходцев не соглашались, просили оставить болящего паренька с измотанной матерью. Особенно активно взывала полноватая женщина:

– Их же старец благословил идти! Он им сказал, если прой-дут с нами и приложатся в Дивеево к мощам преподобного Се-рафима – мальчик освободится от болезни, выздоровеет. Ну, как мы их можем прогнать? Что будет с ним, с его бедной матерью? Это последний шанс для них. Они и так на пределе терпения своего…

– Никто их не прогоняет, – возразил опять руководитель. – Пусть едут в Дивеево на чём-нибудь. Быстро, без «приключе-ний». Почему мы должны иметь такую обузу? Всем и без них тяжело. Убегал паренёк уже много раз. Два раза его едва выхва-тили из-под машины. Зачем такие переживания нам? Их и так хватает.

71

– Давайте ещё потерпим, – негромко попросил мужчина из Хода.

– Так мы никогда не дойдём! – в отчаянии вскричал руково-дитель. – Мы прошли меньше трети всего пути. Вы же знаете, что и власти и начальствующие в епархиях, не все приветствуют нас. Не везде нас принимают. Часто и закрытые двери не только учреждений, но и церквей нас «встречают». Люди и без этого в тревоге.

– Пусть пройдут ещё с нами. Может, изменится что в Серё-же? Может, лучше ему станет, – взмолилась опять женщина.

– Поймите и меня! Я не злой человек. Хочу всем добра. Но нельзя, чтобы из-за двоих рисковали все. Нас милиция может снять с маршрута, запретить и всё!.. Мы и так «на птичьих пра-вах» идём. У нас нет никакого официального документа, разре-шения, – теряя терпение, руководитель вновь привёл свои обо-снованные аргументы.

– Хоть ещё немного. Давайте пожалеем их. Мы же – хри-стиане, – продолжала просить женщина.

– Я всё сказал, – устало закончил руководитель и обратился к священнику. – Вот что отец Анастасий скажет, так и будет.

Выждав, немолодой иеромонах в стареньком, выцветшем подряснике, неспешно начал говорить:

– Тут, по-своему, правы обе стороны. Большая тревога и ответственность лежит на руководителе Крестного хода. Надо понимать и всячески поддерживать его, – начал иеромонах. После небольшой паузы, продолжил. – В то же время мы не должны забывать про милосердие, к которому призывал нас Господь. Мы должны это проявлять, даже в очень трудных об-стоятельствах.

Он замолчал, считая, что дал верное направление. Все мол-чали, ждали более определённого ответа. Тогда иеромонах про-должил:

– Я бы тоже попросил пока оставить мальчика с его мамой, а там, как Господь управит.

Все вздохнули и разошлись по своим местам.

72

Крестный ход решительно и на-дёжно, как и пре-жде, двинулся впе-рёд. Вновь радость причастности сво-ей не покидала и Василия. Он при-помнил восторжен-ные слова Гоголя:

«…Всё, что ни истекает из Хри-ста, то вечно, как вечен Сам источ-ник, из которого оно истекает. Слы-шали также они высшими органами чувств своих, что и на небесах торже-ствующая Церковь

долженствует молиться и молится также о странствующих на земле братьях своих; слышали они, что Бог предоставил, как лучшее из наслаждений, наслажденье молиться, ибо ничего не совершает Бог и ничему не благодетельствует, не делая участ-ником в самом совершении и в самом благодеянии Своем Свое творение, да насладится оно высоким блаженством благотво-рения: несёт ангел Его повеление и утопает в блаженстве уже оттого, что несёт Его повеление. И всё соучаствует с Богом во всех высочайших Его наслаждениях и блаженствах: миллионы совершеннейших творений исходят из рук Божьих, дабы уча-ствовать в высших и высших блаженствах, и нет им конца, как нет конца Божьим блаженствам».

(Н.В. Гоголь, «Выбранные места…»)

73

Километров пятнадцать шли ещё до Куликова поля. Отслу-жили там, на Поле русской славы благодарственный молебен и двинулись вперёд, Ещё километров десять прошёл Василий с Крестным ходом прежде чем у очередного села сошёл на обочи-ну. Попрощался с грустью с уходящими. Ему нужно было идти в другую сторону, чтобы не уклониться от маршрута, каковой он наметил для себя.

Баня

На Белгородчине, у самой границы с Украиной, в одном не-большом городке, довелось побывать Василию в местной бане. Старая, постройки шестидесятых, а то и пятидесятых годов. Простенькая, добротная и недорогая. С хорошими мужиками, умеющим и ценить и создавать добротный пар.

Правда, попал он в неудачный момент. В парной пара на тот момент не было. Он грустно уселся на верхней полке и стал на-блюдать. Может, что-нибудь изменится к лучшему?

Рядом с ним по верхнему настилу хмуро прохаживался уса-тый мужчина.

Вошёл в парную другой мужик. И недовольно поморщился:– Ну-у!.. Дохловатенько. Нет пару. Давно поддавали?Мужчина сверху ответил:– Минут, наверное, семь назад. Ничего там уже нет.– Ничего, мы сейчас двойную подкинем, – пообещал вошед-

ший и взяв пустую шайку у печи, вышел в моечный зал за водой.Вошли ещё двое пожилых мужчин. Один из них тоже про-

тянул:– Пустой день. Никакой бани не получается.Его спутник пояснил:– Я тоже забыл, глупый. Вчера же среда была – выходной у

них был. Их истопники после загула никогда в этот день ничего с похмелья не делают. Не топят.

Первый спросил:– Ну, что, выходим отсюда?..

74

Второй приостановил:– Давай подождём немного. Может, погреют немного?Первый решил похвалиться знаниями и устроить экзамен

приятелю::– Знаешь, как узнать, был хороший пар или нет?..Не дождавшись ответа, продолжил:– Если пар настоящий, сухой, то после хорошей парилки ве-

ник неделю высохнуть не может.Тут, пришла пора выходить всем обратно в моечное отде-

ление. По пути подержали дверь в парную, куда с тазом для подброски воды в печь прошёл первый из недовольных. За ним плотно закрыли дверь. Авось, что-нибудь да выжмет из нежар-кой печи.

Ждали долго. Из парной вышел вымотанный, измождённый мужчина, вызвавшийся сделать пар. Устало сообщил:

– Ничего не получается. Нет жара – нет и пара.Вышедшие, увидев банщика, проходящего по каким-то сво-

им делам мимо, схватили его. Посоветовали ему поначалу мяг-ко, вежливо зайти в парилку.

– Иди, голубок, туда… Только шубу надень. Иначе замёрз-нешь.

– Утром хороший пар был, – произнёс недовольно и уве-ренно банщик. Дёрнулся, пытаясь вырваться и уйти. Его тут же опровергнул высокий, худой мужчина:

– Не гунди… Я с утра тут. Так же было.– Дверь в парную закрывайте. Вот и тепло будет, – отмахнул-

ся банщик.– Ах, раз так! Мужики! Пусть он сам там попарится, – об-

ратился высокий ко всем собравшимся.Будто по его команде, к банщику подскочил невысокий, ко-

ренастый, рыжеватый мужичок, схватил его и начал сдирать с него халат, джемпер и рубаху. Другие мужики, с хохотом, стали помогать ему:

– Во, убряхтался! Конечно, ему не холодно, – удивлялся ры-жий мужик.

75

Банщик орал что есть мочи, отмахивался, брыкался – всё на-прасно. Его раздели и голого втолкнули в парную. Плотно за-крыли, и стали держать дверь. Банщик начал колотить в дверь, кричать оттуда.

Мужики, хохоча, подержали его там минут десять, потом вы-пустили. Тот выскочил из парной, дрожал, ругался.

Мужики смеются:– Ну, как? Жарко там?– Не очень, – согласился тот.– То-то же. Иди, топи по-нормальному, сачок, иначе совсем

заморозим.Напоследок кто-то, для полного осознания его в нерадении к

своим обязанностям, окатил его шайкой холодной воды. Тот заво-пил, заматерился. Для закрепления полученного урока, ему дали пинка по голому заду. Банщик отлетая в сторону, погрозился:

– Щас ментов позову.– Попробуй только. И их поморозим, как тебя. Здесь никого

не боимся. Здесь – наша власть. Понял? – грозно объявил ему за всех рыжий мужик.

Банщик, смышлёно прикинув, пообещал:– Щас всё исправим.– Смотри, накажем! – погрозили ему мужики.Эти зримые свидетельства их решимости подействовали.

Бровки банщика подскочили и он торопливо засуетился.– Щас, щас, – бормотал он, мокрый, спешно влезая в свою

одежду.Вскоре мужики ощутили нарастание тепла. Удовлетворённо

засвидетельствовали и закрасневшееся нутро печи в парной:– Вот это – другое дело. Хоть одного проучили. Не обманул,

прощелыга. Значит можно ещё на них управу иметь, если всем вместе-то встать! Всё можем тогда!..

У дверей парной рыжеватый остановил и провокационно «поддел» высокого мужчину:

– Ты же верующий! Вам нельзя насилие проявлять.– Это почему? За настоящее дело, за правду – можно!

76

– Где это сказано?– Сам Спаситель не отрицал воинского звания. Только при-

зывал, чтобы довольствовались своим денежным содержанием, не грабили людей. Не обижали население. Господь собственно-ручно перевернул в храме все столы с деньгами, товаром, менял и торгашей. Отхлестал их безжалостно верёвкой. Много святых из воинов – Георгий Победоносец, Фёдор Стратилат, Дмитрий Солунский… У нас, к примеру; Александр Невский, Дмитрий Донской, Фёдор Ушаков…

– Ладно, убедил. Пошли, попаримся, вояка. Пока ещё пар есть, а то зря получится сражались за него, – подтолкнул рыже-ватый высокого и они скрылись за дверью парной.

Н.В. Гоголя тоже занимала эта мысль, может ли христианин проявлять насилие по отношению к другому. Среди его выписок из творений святых отцов и учителей Церкви есть такая: «..не-позволительно убивать, но убивать врагов на брани и закон-но, и похвалы достойно» (свт. Афанасий Александрийский). А вот выписка из современного Гоголю автора, епископа Гедеона Полтавского: «Облекается ли кто в воинственное мужество: оно возвышенно, когда дышит верою; ибо тогда не отчаяние, не страх, не боязнь, не ожесточение живёт в груди воина, но великодушие, поражающее врага без презрения к нему; тогда не мщение, не злоба, но благородное сознание своих достоинств наполняет его сердце».

Святитель Филарет Московский сильно выступал за защиту Отечества:

«Не Бог ли научает руки верных Своих на ополчение, пер-сты на брань (Пс. 143,1).

Не войною ли, по повелению Божию, народ Божий приобрел землю обетованную?

Равноапостольный царь Константин для чего – первее все-го – употребил крест Христов, только что им познанный? – Для брани и победы.

Итак, Бог любит добродушный мир и Бог же благословля-ет праведную брань. Ибо с тех пор, как есть на земле немир-

77

ные люди, мира нельзя иметь без помощи военной. Честный и благонадежный мир большею частью надобно завоевать. И для сохранения приобретенного мира надобно, чтобы самый побе-дитель не позволял заржаветь своему оружию.

Итак, православные воины, словом Давидовым говорит вам Святая Церковь, приглашая, в то же время, и вас говорить с нею: Благословен Господь Бог наш, научая руки наши на ополчение, персты наши на брань!»

(свт. Филарет митр. Московский,«Из речи к воинам», 1843 г.)

Вот ещё свидетельства, необходимости стоять крепко за пра-вое дело:

«Без сомнения, Гоголю известен был и ответ равноапостоль-ного Кирилла ученым мусульманам об употреблении христиана-ми оружия. Этот ответ мы читаем в Житии просветителя славян. Однажды арабы спросили его: «Если Христос есть ваш Бог, то почему же вы не делаете того, что Он велит вам? Ведь написа-

Благословение на подвиг

78

но в Евангелии: молитесь за врагов, делайте добро ненавидящим и притесняющим вас и бьющим вас подставляйте щеку. Вы же поступаете не так: против противников ваших вы оттачивае-те оружие». Святой Кирилл отвечал: «Если в каком законе будут написаны две заповеди и даны людям для исполнения, то кто из людей будет истинный исполнитель закона: тот ли, кто испол-нит одну заповедь, или тот, кто – две?» – «Конечно, лучшим исполнителем будет тот, – отвечали арабы, – кто исполнит две заповеди». – «Христос Бог наш, – сказал на это святой, – повелел нам молиться за обидящих нас и благотворить им, но Он так-же сказал и это: «Больше сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя». Мы переносим обиды, если они направлены только против кого-либо в отдельности, но мы заступаемся и даже полагаем души свои, если они направлены на общество, чтобы наши братья не попали в плен, где могли бы быть совращены к богопротивным и злым делам».

В цитируемой здесь книге «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь подводит итог своим размышлениям о том, правомерно ли защищать святыню веры силою оружия: «Чер-нецы Ослябя и Пересвет, с благословенья самого настоятеля, взяли в руки меч, противный христианину...». Это было перед Куликовской битвой, когда преподобный Сергий Радонежский, игумен земли Русской, благословил святого князя Димитрия Донского на сражение с татарами.

И всё же главным оружием, не отменяя оружия веществен-ного, Гоголь как истинный христианин считал молитву. В 1847 году он писал: «Россия молилась не напрасно. Когда она моли-лась, то она спасалась. Она помолилась в 1612, и спаслась от поляков; она помолилась в 1812, и спаслась от французов».

(В. Воропаев)

«Да будет меч ваш – молитвой, и да молитва ваша будет – мечом».

(Русский философ И. Ильин)

79

Видение

«Когда дело идёт о явном нечестии, тогда должно скорее идти на огонь и меч, не смотреть на требования времени и вла-стителей и вообще на всё, нежели приобщаться лукавого кваса и прилагаться к заражённым. Всего страшнее – бояться чего-либо более, нежели Бога, и по сей боязни служителю истины стать предателем учения веры и истины. «Кое причастие правде к беззаконию? Или кое общение свету ко тьме? Кое же согласие Христови с Велиаром? Или какая часть верну с неверным?» (2 Кор. 6, 14-15)

(Свт. Григорий Богослов)

«Иди за Мною и предоставь мертвымпогребать своих мертвецов»

(Мф. 8, 19-22).

– Эх! – вздохнул с тоской Василий. – Где эти времена откры-той битвы с врагами? Как легко биться, как ясно и просто, когда враг напротив тебя, а не за спиной. Хотя и тогда хватало преда-телей и подлых пособников неприятеля в среде своих. Но не так! Не так, как сейчас. Не было той замаскированности у врагов. Не занимали они все ступени власти. Не имели они тех одуряю-щих, нагло переворачивающих суть событий СМИ, спецслужб, послушных судей, средств слежения за каждым и инструментов подавления малейшего сопротивления.

Как вольно и свободно мог бы чувствовать своё бытие чело-век. Жить по своей воле, даже в чужеземной неволе. Смиряться и терпеть безправие, как святой Иоанн Русский в турецком пле-ну. Духом побеждая. Или восставая, шёл на краткий миг полной, пламенной свободы и погибал, как Тарас и его сподвижники. Выбор был! В нынешнем электронном концлагере, каковой уско-ренно создаётся, с видеокамерами повсюду, следящими за всем спутниками, чипами… возмущаться можно только словом, про-изнесённом тихо, шёпотом, на кухне, среди близких, или когда

80

соберётся малочисленная компания «на троих». Всеобщий страх всё более захватывает, парализовывает всех и вся.

Снова Василий вспоминает поучительный, запомнившийся сон.

Привиделось, будто идёт он ранним, солнечным утром по какому-то городу, по одной из центральных улиц, вокруг – ста-ринные, красивые дома. Под ногами поблёскивающая от росы мощённая дорога, поднимающаяся вверх к едва видимой в утренней дымке широкой площади.

Золотая осень. День. Солнце яркое припекает. Хорошо Васи-лию шагается, легко.

Вдруг – лёгкое движение шторы в окне одного из домов. По-том в окне другого дома, в третьем… И тут он начинает ощу-щать тревогу, сознавать, что время-то совсем не раннее, уже 10–11 часов утра. Давно уже город должен жить наполненной, многолюдной жизнью. Вместо этого – необычная, тревожная пустота вокруг. Да ещё эти пугливые подглядывания за ним из окон указывают, что дома не пусты – они обитаемы и люди за портьерами существуют. Почему же они не выходят на улицу? Не едут на автомобилях или в экипажах, повозках. На чём они тут передвигаются?..

Ему стало не по себе. С повышенным вниманием и остро-той стал он перебегать взглядом с окна на окно. И везде видел одно и то же – быстрые, испуганные задёргивания штор, или ис-пуганные отшатывания от них подглядывающих за ним и за его действиями. Несколько раз он успевал заметить и лица за штора-ми. Все они выражали необыкновенное удивление его вольному поведению, открытому шествованию по городу и одновременно – тревогу за него.

Что здесь происходит?..Зачумлённый город какой-то! Чего они боятся?..Ответ не заставил себя долго ждать. На противоположной

стороне площади, за двумя большими домами, он увидел дру-гую площадь, запруженную народом. Но почему же те люди, за окнами, не идут сюда, почему они пугливо выглядывают из-за зашторенных окон?

81

Он прибавил шагу, быстро пересёк булыжную мостовую и очутился на площади, заполненной оживлёнными людьми. Ради чего собрались здесь эти люди? Они громко переговаривались друг с другом, о чём – понять было невозможно. У всех было приподнятое настроение. Одежды, манеры, жесты, тон их гром-ких бесед указывали на то, что здесь собрались одни «сливки», «господа», хозяева города. Они даже внешне отличались от тех жителей этого города, измождённые лица которых он во мно-жестве успел увидеть в окнах. Не разительно, но всё же отлича-лись. Будто принадлежали к другой нации, а не только другого статуса, положения, власти.

Василий углубился в их праздную толпу, вплотную проходя мимо оживлённых кучек по 3-7 человек, и никто его не замечал, никто не реагировал на него. «Что это?» – опять удивился он. Они его не видят, что ли? Никто даже не посмотрит на него с досадой за то, что он тревожит их своим близким присутствием, никто не сторонится?.. Почему тем, за шторами, он был виден, а этим нет? Загадка…

Размышляя об этом, Василий прошёл через толпу, смело приблизился к вельможным особам впереди и отдельно стоящим трём массивным ,как ресторанные повара, типам, в больших ры-жих фартуках. Все они стояли лицом к открытому пространству площади. Прямо перед ними возвышались трое носилок на ме-таллических столах-каталках, накрытых белыми простынями, под которыми рельефно обозначались недвижные человеческие тела.

«Что это? Похороны?..» – опять стал недоумевать Василий. Тогда почему все в приподнятом, радостном настроении, в ожи-дании чего-то приятного? Во всяком случае явно, здесь проис-ходит какой то важный ритуал.

Пока он об этом раздумывал, один из тех, кто был в фартуке, вдруг вскинул большущий тесак и опустил его со всего маху на лежащее перед ним на передвижных носилках, под крахмаль-ным белым покрывалом неподвижное тело. Тело чуть дрогнуло и замерло, только под тесаком быстро появилось и разрослось

82

большое красное пятно крови. Она зажурчала стекаемая в какой-то сосуд под жертвенным столом-каталкой.

То же приготовился сделать и второй жрец, исполняя страш-ный, но пока непонятный обряд. Он также занёс тесак над телом, лежащим напротив него под белоснежной простынёю, затем тоже резко опустил отточенный тесак, на лежащее перед ним тело под покрывалом. На чём-то немного поскользнулся и удар был неточен. Пришёлся жертве в бедро. Жертва вдруг неуклю-же задёргалась. Вероятно, она была крепко привязана к каталке. Из-под окровавленной простыни послышался громкий крик и просьбы о пощаде!..

Все присутствовавшие тут, до этого безмятежно беседовав-шие, разом громко загалдели, плотно сдвинулись. Довольство, улыбки, торжество их сменились криками негодования, шипе-нием, проклятиями, руганью в адрес жертвы. Они бурно стали выражать своё желание ускорить кровавую развязку, получить удовольствие от происходящего, выражали укор «безтактному» поведению жертвы, вдруг обнаружившей своё неприятие, несо-гласие с происходящим. Гулом своим, одобрительными кивка-ми, жестами они поддержали скорейшее завершение страшного действа.

Оплошавший жрец, получив поддержку присутствующих, вторично ударил тесаком жертву. На сей раз точнее, чуть ниже того места, где угадывалась голова обречённого, по-видимому в шею. Громкие крики жертвы о пощаде резко сменились буль-кающими, невыразительными звуками, хрипами. Безсердечный жрец быстро ударил ещё два раза страшным своим орудием в грудь жертвы. Человек под окровавленной простынёю смолк, перестал подавать признаки жизни. Зажурчала струя крови, по-бежавшая из тела в прикреплённую под носилками ёмкость. Со-бравшиеся одобрительно загалдели, довольные завершением страшного ритуала.

Удивлялся Василий не только происходящему, безнаказан-ности, жуткости содеваемого и тому, как воспринимается это здесь собравшимися. Но ещё и тому, что никто не набрасыва-

83

ется на него, как на чужака, пришедшего не ко времени и не к месту. Ему было страшновато. Он никак не мог привыкнуть, что его не замечают, что он явился незваным свидетелем это-го чудовищного,прямо сатанинского обряда. А ну как заметят? Всё, тогда – конец! Непременно и его тут же заколят, принесут в жертву кому-то или чему-то…

Не испытывая ситуацию дальше, не досматривая, как будут кромсать тело третьего несчастного человека, который, услы-шав вопли и крики предыдущей жертвы, стал дергаться в путах и безпомощно мычать. И в этот раз, ещё более резко негодуя, собравшаяся толпа кровожадных типов загалдела, возмущённо закричала, призывая палача к быстрейшему, неукоснительному исполнению страшного ритуала.

Василий двинулся дальше, молитвой сосредотачивая себя и пролагая путь.

Определилась для него не только картина происходящего. Теперь он осознал, что это за город, почему он безлюден, будто мёртв. Почему люди так испуганы.

Город находится под властью того немногочисленного кла-на, приносящего регулярные жертвы своему злому, чёрному «богу».Полностью властвуя здесь, открыто кромсая на площади тела безпомощных жителей этого города, парализованных жи-вотным страхом, эти типы установили здесь страшнейшую, чу-довищную тиранию.

Власть тех, кто на площади, стала здесь – всесильной. Ника-кой возможности отпора, противодействия трясущихся в панике жителей нет, и уже не предвидится. Они парализованы безволи-ем окончательно. Недоверие и разделение создали сложившееся положение. Там, за шторами, они – уже мертвы. Их приговори-ли собственный страх и трусость. А поэтому власть душегубов, связанных общими племенными узами, страшных изуверов, ставших хозяевами города, – незыблема, до тех пор, пока они не зарежут на площади последнего трясущегося от ужаса жителя. Мёртвой хваткой страха они скрутили жителей этого города, со-крушив даже всякую надежду на избавление. БОЛЬШИНСТВО

84

жителей этого города малодушно сдалось, покорились воле зло-деев. Посему им такая участь. Вот уж действительно «Лишь тот достоин воли и свободы, кто каждый день идёт за них на бой!»

Как же несчастны обитатели этого красивого города!.. Каждый день они ожидают со страхом своей очереди. Ничего не могут по-делать для перемены своей участи. Почему?.. Ответ пришёл сразу, сам собой – потому что разобщены и подавлены СТРАХОМ!.. Нет ничего хуже этого состояния. Оно во много раз страшнее, чем са-мая лютая смерть, короткая и освободительная.

Очень хотелось Василию помочь тем несчастным очнуться, подняться против банды осатаневших властелинов, обезумев-ших до того, что зрелищем, доставляющим им необыкновенное удовольствие, торжеством, стали такие открытые, кровавые ша-баши. Но что он мог сделать? Направлен он для другой цели и задачи, в том новом существовании своём…

Он двинулся дальше. На том пути к неведомой для него впе-реди цели и закончилось его поучительное видение.

После сего видения ему стало проще. Страшнее и в то же время яснее оттого, что теперь он понимал многое в происходя-щем. Детали, лица только другие, а технология процесса рас-пада, его завершающая позиция явно просматривались. Знал и то, как должен он теперь жить ответственно! И если не хотим печальной участи жителей того зачумлённого города, то надо се-годня же противиться злу!

Потом Василий осознал, что это ему показано было не про-сто так, а со смыслом. Как проекция, образ того, что будет в го-родах и весях мира, в котором он пребывает. Такое положение, судя по происходящему вокруг, всё неумолимо накатывается и на нас, приближается. Многое уже приуготовлено для такого. Описал же подобное Иван Ефремов в «Часе быка» ещё пятьде-сят лет назад. Описал и Николай Васильевич в «Тарасе Бульбе» про страшное и позорное иго, рабство страха.

Задача наша – выполнение миссии, полученной при кре-щении нашем, – миссии воинов Христовых. Воинов, а не без-

85

печных, капризных трусов и бездельников, придатков к ком-форту.

Мы на войне! Строгий смысл существования здесь – из боя в бой, с собой и врагами спасения нашего и врагами Отечества. С отвагой, бодрым духом, жаждой победы!.. Как незабвенный Тарас, как его славный сын Остап, как их товарищи казаки, за-печатлённые навечно в безсмертных словах великого писателя. Он многому учит нас и сейчас. Главное – в отваге и Вере.

«Самостийная» Украина

«Перестали понимать русские люди, что такое Русь: она есть подножие Престола Господня».

(Св. прав. Иоанн Кронштадтский)

«Я предпочту в России хаос и гражданскую войну тенденции воссоединения её в единое, крепкое, цен-трализованное государство».

(Г. Киссинжер)

86

«Сценарий был написан в Вашингтоне…»(Посол США в СССР

Дж. Мэтлок о распаде СССР)

Прибыл поезд на вокзал разросшегося за те двадцать лет, что не видел его Василий, – большого теперь города Полтавы. Вы-брался из вагона побыстрей, чтобы не портить себе первые впе-чатления, пробрался он через сутолоку привокзальной толпы и торгашей. Сел на первый подошедший автобус и поехал, высма-тривая старые строения города. Именно в них – характер, сущ-ность города и жителей его. Они взаимосвязаны. Жители даже одного и того же города отличаются друг от друга. Те, что живут в старых кварталах, отличны от тех, кто живёт в бетонных, не-выразительных коробках.

На одной из старых улиц, он вышел. Побрёл с рюкзаком и спальником на плечах по одной из кривых улочек, застроенной обветшавшими домами. Несмотря на яркие вывески фирм и ма-газинов, на иностранной, или на украинской «мове», они всё ещё хранили лицо старого города. Аляповатая, назойливая реклама уродовала имевший некогда свой особый вид город. Повсюду за-зывали к себе вывески; «Nikon», «Samsung», «Kodak»,.. повсюду отрава в «Макдональдсах»,.. всё это соседствовало с местными «взуття», «перукарня», «ощадна касса», «одяг», «парасольки» и тому подобное. Дурно вкусила, появившаяся здесь за последние годы смесь «самостийности» с рабским, из кожи лезущим вон, туземным, угодливым пристрастием, преклонением перед всем иностранным. Ради этого и «мова» и самостийность презира-лись и отбрасывались. Всё это неприятно огорчало.

Сам по себе украинский язык красив и певуч. Самобытен и интересен, как любой местный говор. Тоже «оканье» вологод-ское, вятский, сибирские диалекты… Когда произносят по про-стоте, от души, без вычурности и демонстративности – мелодич-ны, приятны, обогащают основную ветвь языка.

Ещё совсем недавно, лет пятнадцать назад, в городах и сёлах Украины не упивались, не кичились своим языком и обычаями,

87

которые сами же в течение многих десятилетий держали в заб-вении украинцы. Не было надрывного, демонстративного пси-хоза в этом. Не вертелась повсюду ещё осатанелая Григорьян-Тимошенко с пришпандоренной соломенной косой. Мало кто общался на украинском языке, только старики, и те далеко не все. Обижались, когда их отделяли от всей страны, от большой России. Жили интересами всей большой страны, – СССР. Оде-вались скромно и одинаково, не выделяясь. Говорили и пели на общегосударственном – русском языке, везде и всем понятном. Украинских, специализированных школ, жаловалась тогда зна-комая киевлянка, было в Киеве всего две, и те с большим недо-бором. Их хотели закрывать, потому, что все норовили, чтобы их дети знали русский язык, имели возможность учиться в ву-зах, сделать карьеру в Москве, Питере, Ярославле...Ещё тогда в Киеве находились влиятельные лица, которые спекулировали на этом, провокационно раздували разделение Руси единой. Время от времени поднимали гевалт по поводу «притеснения украин-цев». Развал Советской империи, страшный разгул национализ-ма, выпущенный злой джин привёл к оскудению всех и во всём. Всё перевернулось.

«Рана от меча заживает скорее, чем от слова».(Н. Гоголь. Письма)

Национальные аферисты, путём разжигания местечкового, тупикового направления захватили полностью власть на Украи-не, как и в каждом из отколовшихся осколков некогда великой страны. Властные прохиндеи, чтобы не быть растерзанными своими обманутыми согражданами, пошли по бесовскому пути разделения. Для этого, запутывая народ, произвели ещё боль-шую беду, – ориентацию на заграницу. Местные преступники во власти не только в экономике, политике, но и в области языка, культуры производят разделение. Ориентируясь, в основе сво-ей на запад, англоязычие, – республиканские власти перед на-родом трясут запылившейся, ограниченной «самостийностью»

88

и «мовой». Опьянев от горилки, отупев от сала, все забыли, что изобрели и насадили им эту самую «самостийность» и «мову» с Запада, родные западэнцы. Сварганили из отколотой части России некую Украину их злейшие враги, подлые захребетники – польско-литовские инородцы и иноверцы. Они и сейчас явля-ются основными разжигателями ненависти к России. Денно и нощно картавят они об этом на радио и телевидении нынешней Украины. Мало кто задумывается здесь о том, что основное зло источается из СМИ, владельцами которых являются совсем не украинцы, а тем более не «москали», а гоголевские Янкели, лю-дишки одной «особой» нации. Вот кто достоин неприязни и от-торжения. На кого нужно оттачивать боевые стрелы, а не на еди-нокровную, историческую Родину. На самых родных и близких, своих же – русских. Не шипеть подкинутыми инородной мразью кличками; «кацапы», «москали» и прочим мусором. Грустно, оттого, что такая масса людей поддалась на примитивную, по-шлую приманку, нажралась ею и надмевается своей же отрав-ленностью.

«В 1922 году декретом большевиков Скрыпника и Гунько слово Малороссия заменено словом Украина, а русский язык – украинским. Слово «украинец» было неизвестно в России. Когда его стали навязывать населению, то люди (в том числе и мало-россы) спрашивали друг у друга, где в нём ставить ударение.

Термин «украйна» ввел в широкий оборот польский король Стефан Баторий. «Украйнами» он называл бывшие земли Руси, захваченные Польшей. Постепенно словцо перешло и на землю Московской Руси, куда бежали от польских зверств карпаторусы и малороссы, когда появилась их «слободская украйна» с цен-тром в Харькове.

Малороссийский диалект русского языка – явление позднее. До татарского ига о какой-либо разнице не было и речи. «Русская правда», «Слово о полку Игореве» и прочие памятники Киевско-го периода написаны на тогда ещё едином для предков русских, украинцев и белорусов языке. И даже после того, как «украини-заторы» выбросили из русской азбуки три буквы и прибавили

89

две новые, испортив малороссийское наречие польским и не-мецким влиянием, – даже и в таком изуродованном виде оно не перестало быть этим единым языком. Еще в середине XIX века сами малороссы протестовали против попыток «новаторов» за-менить русский литературный язык «рiдной мовой». «Никакого особенного малороссийского языка нет и быть не может и на-речие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; общерус-ский язык так же понятен для малороссов, как и для великорос-сиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами и в особенности поляками так назы-ваемый украинский язык. Лиц того кружка, который усилива-ется доказать противное, большинство самих малороссов упре-кает в сепаратистских замыслах, враждебных и губительных для Малороссии», – заключал в 1863 году министр внутренних дел П.А. Валуев.

В революционной Франции появляется на французском язы-ке работа польского эмигранта графа Яна Потоцкого, в которой впервые в истории утверждается, что на берегах Днепра живет не русский народ, а украинский.

Широкие слои населения Малороссии, а также Новороссии узнали о своём нерусском украинском происхождении лишь спустя столетие, после Октябрьской революции 1917 года, ког-да жители этих мест были переименованы революционерами из русских в украинцев.

Николай Васильевич Гоголь, которого сегодня одни само-стийники объявляют гением украинской литературы, а другие клянут за то, что «продался москалям», так писал о себе: «Ска-жу вам, что я сам не знаю, какова у меня душа, хохляцкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссия-нином. Обе природы щедро одарены Богом и, как нарочно, каж-дая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой».

«Итак, отторжение от России её части, названной Украиной, началось с форсирования разделения языка. Язык был предметом

90

самых неустанных забот «украинизаторов», причём не разговор-ный, а литературный язык. По грамматике, написанной в 1619 году Мелетием Смотрицким, свыше полутора столетий училось и малороссийское, и московское юношество, учились Григорий Сковорода и Михайло Ломоносов. Ни тому, ни другому не при-ходило в голову, что они обучались не своему, а чужому лите-ратурному языку. Оба сделали крупный вклад в его развитие. В Московии и на Украине это развитие представляло один общий процесс. Когда стала зарождаться светская поэзия и проза, у пи-сателей не существовало иной литературной традиции, кроме той, что начинается с Нестора, с митрополита Иллариона, Вла-димира Мономаха, «житий», «посланий», общей традиции. Они создавали «российскую», а не москальскую словесность. Ни Пушкин, ни Гоголь не считали свои произведения достоянием только великорусской литературы. Это – общее достояние. Сила русских и состоит в том, что они думают, трудятся, творят не для себя, не для своей славы, и даже не для величия России, а для всего мира, всех людей. Как до, так и после Гоголя все наиболее выдающиеся писатели творили на общерусском литературном языке. Не случайно, что, когда на язык Квитки и Шевченко начи-нают переводить Шекспира, Байрона, Мицкевича, то для пере-вода не хватает в украинском языке ни слов, ни оборотов речи.

Стоило ли изобретать велосипед? В том-то и дело, что «укра-инизаторам» не язык был нужен, не «рiдна мова». Украинский вопрос не национальный, а политический, который использует-ся для того, чтобы расколоть на чуждые друг друга части единый русский народ. К сожалению, тут многое удалось. Но хотя мало-россы и привыкли к навязанному им названию «украинцы», они не перестали быть русскими». (ж. «Русский дом» 1998 г.)

Вот ещё подтверждение из недавно изданной на Украине, в 2006 году книги «Хотящие быть обманутыми»:

«На Украине переписаны все учебники истории. Тайные и явные враги единства Русского народа не останавливаются перед изощренной ложью, подтасовкой исторических фактов и событий для достижения единственной цели – научить одних

91

русских детей, проживающих на Украине, ненавидеть других, проживающих в России. Полностью исказив реальную исто-рию, «сознательные украинцы» явно нерусской национальности формируют из народа, в большинстве своём не понимающего реальной опасности, новую, абсолютно русофобскую «нацию» так называемых «украинцев».

Вбиванием в головы детей образа «плохой» России и «пло-хих» русских достигается нужный эффект, зарождается не-навистью к «москалям» уже во время обучения в средней школе. Творцы «нового мирового порядка» добиваются окончательно-го разделения русских, чтобы затем постараться уничтожить Православие.

Русские и украинцы всегда были вместе единым русским на-родом, а малоросс и великоросс – это названия чисто географи-ческие.

Великороссы жили на территории великой России, т.е. ве-ликой в масштабном значении территории, а малороссы – всё те же представители единой Киевской Руси, проживали на территории Малой России, т.е. на границе с западными го-сударствами. Почему область эта и названа была Украиной (окраиной).

…Информационной борьбе с Россией и русскими, а также с собственным неподготовленным к таким видам войн населе-нием, «украинцы» уделяют первостепенное значение. Именно в этой области происходит внедрение новых мифов, создание «украинской идентичности», унижение России и русских, взра-щивание «гордости» за принадлежность к «украинству». Веро-ятно, основная масса денег, выделяемая официально правитель-ством США на помощь сепаратистам, расходуется именно на информационную войну с Россией и на изменение сознания жи-телей Украины посредством манипуляции информацией.

Подавляющее большинство населения страны играет при этом роль статистов, но главное, делается всё, чтобы оно, по крайней мере, не мешало «украинской партии», а для этого и ис-пользуется преподавание «правильной» истории в школе.

92

…В учебнике для 10 класса активно муссируется термин «Московщина». На с.8, например, можно прочитать, что «Тер-ритория Украины... уступает только Московщине».

Далее читаем: «Украинский народ – второй по численности среди славянских, четвертый среди великих европейских наро-дов (после немцев, москалей и британцев)». Русские в учебнике официально названы москалями, унизительным прозвищем, при-думанным некогда поляками. Именно так нас, жителей России, будут называть все дети, прошедшие обучение в украинских школах, включая миллионы пока ещё русских детей, проживаю-щих на Украине.

Используются выдуманные цифры, которые вбиваются в головы школьников. Да и как иначе, разве может без них быть «самостийная» Украина. Эти строчки программного кода должны напоминать об «избранности» молодому человеку за то, что он – «украинец», и, разумеется, отдалить его как мож-но дальше от Православия в сторону иудаизма.

Появившийся термин «украинство» созвучен с другим анало-гичным термином. Его задача – воспитать чувство превосход-ства одного народа над другим, превратить братьев в недругов и столкнуть их, выбрав подходящий момент, чтобы обоих уни-чтожить. Добрые, трудолюбивые, родные народы, украинский и русский превращают во врагов, используя продажных прово-каторов. И «цивилизованный Запад» на это радостно взирает.

Любое проявление враждебности к России со стороны Укра-ины вызывает восторг и умиление на западе. Стыдно сказать, но второе место на конкурсе песни «Евровидение-2007» доста-лось скандально известному, ряженому украинскому эстрадному «певцу», известному под псевдонимом «Верка-сердючка» только за то, что исполняемая им пародия содержала оскорбления в адрес России. Всё с вами ясно, господа еврепийцы...»

И это, к сожалению, не выдумка. Едва ступив на некогда род-ную и близкую землю, Василий сразу почувствовал эту резкую, происшедшую перемену. Неприятно удивлён был недружелю-

93

бием, презрением к России. К тому же, вокруг звучала какая-то непонятная, языковая смесь. Где-то и русская, но сильно раз-бавленная украинскими словами, коряво произносимыми, с осо-бым выделением вульгарщины, вплоть до мата (Эту мерзость, привнесённую в Россию с Востока и Юга, они выражали только по-русски), и массой нахватанных, иностранных словечек. По-старались «технологи» разделения.

«...Наше родное слово Русь и русский. И обязательно нуж-но знать, помнить и не забывать, что было крещение Руси, а не крещение Украины. Киев – это второй Иерусалим и мать русских городов. Киевская Русь была вместе с Великой Росси-ей. Киев без великой России и в отдельности от России не-мыслим ни в каком и ни коем случае».

«Как нельзя разделить Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, это Един Бог, так нельзя разделить Россию, Украину и Белоруссию. Это вместе Святая Русь. Знайте, помните и не забывайте».

(Прп. Лаврентий Черниговский)

«Русский и малороссиянин – это души близнецов, допол-няющие одна другую, родные и одинаково сильные».

(Н.В. Гоголь)

Вскоре утомился Василий от безконечного, безуспешного расшифровывания украинских названий, не зная, что за дверями под той или иной мудрёной вывеской находится. Где можно по-есть, а где можно по ошибке залететь в магазин женского белья, или того хуже, попасть в женский туалет…

К счастью, не все на Украине ошалели от местечкового, ни-кем не сдерживаемого, поощряемого властями угара. К большо-му своему удивлению и радости, у Василия произошла приятная беседа с местным молодым мужчиной. Тот сам повёл разговор, по своей инициативе, и вот что сказал:

– Моя точка зрения такова: сейчас украинская национальная идея, по сути, утратила своё содержание. В основном она сей-

94

час существует, как антироссийская идея, идея конфронтации. И выходит, что если из этой идеи борьбы, противостояния убрать соперника, то от неё ничего не останется.

– Да, застряв в прошлом, повторяя одни и те же шаблоны, вы, по коварному замыслу ваших правителей, не можете пере-ключиться на проблемы настоящего, осмыслить их, каким-то образом измениться и двигаться в будущее.

– Согласен. Миф о нашей дискриминации русскими при-думали для молодых. Большинство же из нас этого даже и не помнят, по школьным и вузовским учебникам научились, что всё – общее. Всё было тогда, в СССР: и школы, и газеты, и книги. За годы «независимости» сколько изданий «Кобзаря» напечатано в нашей нэзалэжной Украине?

– Не знаю, – признался в неосведомленности по этому во-просу Василий.

– Всего одно-два издали за эти годы, – уточнил украинский собеседник. – А в Советском Союзе сколько его издавали?

Василий стеснительно молчал. Собеседник сам же громко, торжествующе ответил:

Полтава. Здание музея

95

– Каждый год было два-три богатейших издания! Миллион-ными тиражами!

– Это для меня новость, – признался Василий. – Спасибо вам. Буду знать. А то у меня была иллюзия, что национальное достояние здесь ценят, издают. Это трагедия, зримый показатель падения, когда, кичась независимостью, национальные сокрови-ща не ценят.

– Да, это – факт. Коммунисты и Ватикан в своё время, при-ложили руку к разделению, а теперь стихия хаоса в ещё большей силе.

Чуть помолчав, мужчина добавил:– Но мы, украинцы – разные. Нас даже можно внешне от-

личить – людей из Западной Украины и людей из Восточной. Говор другой, много совсем чужих слов, традиции разные. Мы слишком долго были порознь.

– Разница чувствуется. Восток Украины намного доброжела-тельней. Запад – враждебный, – подтвердил Василий.

– Там немцы, мадьяры, да поляки с литовцами «поработа-ли». Много веков разделяли, отторгали. Внедряли чуждую речь, обычаи, нагнетали враждебность к родной, целой России. Весь Киев теперь заселён западенцами. Они всю «политику» для нас и делают. Да разворовывают всё подряд.

Собеседник на минуту замолчал, подыскивая слова, потом с жаром продолжил:

– Украина и Россия – это не соседи, это один организм, ко-торый страдает, если его пытаются разорвать. Просто Россия больше, и она может легче это пережить. Она может нарастить оторванное, а вот Украина – никак. Любой более-менее живой бизнес в Украине так или иначе связан с Россией.

С нескрываемой взаимной симпатией, по поводу общей бли-зости взглядов на болезненную для обоих проблему, даже с со-жалением, что расстаются, разошлись они.

Долго помнил Василий этот разговор, и это помогало ему с большим терпением переносить незаслуженные порой, пре-зрительные насмешки в свой адрес. А печалиться и даже возму-щаться, глядя по сторонам было отчего.

96

«У западенцев совсем не украинский национальный тип пове-дения, которому присущи, наоборот, природные мягкость, ми-ролюбие и рассудительность, противоположные агрессии. Эт-нически они ближе полякам, которых за их агрессию Черчилль и называл «гиенами Европы». Да и в украинском языке Запада на-много больше польских слов, что и понятно – та область была дольше ополячена. На несколько десятилетий дольше она нахо-дилась в границах Польши. Можно сказать, что Украину пыта-ется перестроить именно этот, созданный Австро-Венгрией, взращённый Польшей, предельно мотивированный «идеологиче-ский этнос»…

…При федеральном устройстве страны «русский» Вос-ток кормит этот бедный, вечно «антирусский», паразити-ческий Запад. Сама форма государственного устройства по-зволяет тем, кого кормят, навязывать свою волю тому, кто кормит…

…Российский президент называет украинский народ «брат-ским». И это неверно. Мы не «братский», мы – один народ. Хотя уже и разделённый. «Братский» народ нам это...все те кто живёт на Кавказе и в Азии. Мы же: великороссы, малорос-сы и белороссы – единый народ, временами искусственно раз-деляемый». (Вл. Иваненко)

Первым делом Василий пошёл осматривать исторические места города. На них, по-существу он и зиждился. Кто знает, ка-ким был бы сейчас небольшой городок, если бы его взрастила, не дала ему славу знаменитая битва русских с вторгшимися шве-дами?.. Именно это событие, памятники об этом и составляют основу и значимость сего города.

Главное место исторических достопримечательностей со-средоточено на Ивановой горе. Там воздвигнут величественный Успенский собор. Невдалеке находится видовая площадка, с будто распахнувшим крылья и желающим взлететь с высокого холма лебедем – Белой беседкой, большой ротондой. Из неё от-крывается широкий простор на реку Ворскла.

97

Невдалеке храмы Крестовоздвиженского монастыря. Его ис-пользовали НКВДэшники в качестве тюрьмы для малолетних де-тей. Только через долгих семьдесят лет, в 1991 году монастырь возвратили Церкви. (И это в недалёких и совсем не воцерковлен-ных людях, разжигает неприязнь к «москалям». Им лень разузнать откуда «ноги растут». Россия от банды иудеев; Ленина-Бланка, Троцкого, Фили Дзержинского,.. пострадала более всех).

Круглая Центральная площадь имеет три названия. Основ-ное и историческое – Корпусный сад. Это круглый, обширный, ухоженный минисад в центре которого возвышается мраморная колонна, наверху её золотой орёл с лавровым венком в клюве, по-пирающий сломанные, вражьи стрелы. Внизу монумент в честь победы на Полтавской баталии завершает надпись на камне «1809 год. К столетию битвы» и обрамление из 18 пушек XVIII века. Мемориальный холм с крестом и мраморными ступенями к нему, завершает установленная вокруг в 1894 году массивная ограда, – ажурная, железная цепь. Всё это установлено тщанием императора-мученика Николая II.

Везде, как и в России, превозносится Пётр I, как полководец, победитель битвы. Но это совсем не так. Истинным полковод-

98

цем и победителем был боярин Борис Шереметев. Для чего ему и было дано перед битвой звание фельдмаршала. Дабы имел он власть управлять огромным войском.

На сей раз агрессор под шведскими знамёнами вёл несмет-ное, многоязычное войско. Как прежде поляки, собрал сброд со всей Европы, татар-крымчаков, да ещё привлёк в свои пол-ки казаков-запорожцев, во главе с прославленным нынешними властями Украины, прощелыгой-предателем – Мазепой. Здесь, в Полтаве Россия билась не только за себя, но и в который раз за братьев-малороссов. Талантом стратега, отвагой и дерзостью, ценой жизни многих тысяч русских людей, фельдмаршал Шере-метев одолел врага.

После тяжёлой, кровавой битвы, победы в ней император, прискакал к месту битвы. Отыскали контуженного, израненного фельдмаршала-победителя Бориса Шереметева и отправили его «лечиться», в забвение, в родовое, подмосковное село Мещери-но. Все же лавры победы стяжал и купался в них мастер «потеш-ных» баталий, масон Пётр I, выплясывая на балах, во дворцах стоящих на сваях из людских костей вбитых в северную топь болота.

99

Здесь и повсюду сооружено множество памятников лжепо-бедителю, но ни одного нет истинному полководцу, победите-лю – фельдмаршалу Борису Шереметеву. Вот какова «благодар-ность» потомков, как легко искажается историческая память у человеков.

Вокруг мемориального «сада» с величественным монумен-том полтавской битве красиво, почтительно, как на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, стоят вокруг здания бывшего Кре-стьянского банка и другие строения позапрошлого века.

Рядом, скромно спряталась за деревьями небольшая, самая старенькая здесь Спасская церковь. Невдалеке стоит впечатляю-щая церковь Веры, Надежды и Любови. Этого нам сейчас более всего не хватает!

Умели на Руси делать красиво, гармонично, с тонким, изящ-ным вкусом, на века!

Не то что ныне, во времена падения, гордыни, вычурности и идиотизма.

Среди массы размалёванных поганок-шинков, «хаток» и прочей пакости, повыпендривались полтавчане и в создании

100

массивного бронзового памятника «полтавской галушке». Как на Запа-де! Куда они всё время таращатся. Там ещё во времена так называе-мого Возрождения, по-наставили на площадях скульптуры писающих мальчиков. Здесь отли-ли в бронзе большую миску с галушками. Ве-

личайшее, мировое достижение! Знай наших!В толпе прохожих, что ни манерная дама, отъевшийся на об-

нищавшем народе хряк или их раскормленный барчонок, – то всё с провинциальной претензией, выкренделеньками, с особой значимостью, смакуют (хоть и коряво), громче других выделяя украинизмы.

«Вот они, – носители заразы, продвигающие пагубную раз-делённость. Об этом предупреждал, кричал об этом ещё вон в те времена Николай Васильевич! И его незабвенный Тарас», – с болью и досадой подумал про себя Василий.

Так и в Россию, начиная с масона Петра I, погромщика Па-триаршества на Руси, насильно впихивали не только табак, раз-гул и водку, но и за-падные «передовые» манеры, чулки, пари-ки, наряды, балы… Родной русский язык дворянчики, да князь-ки отвергли. Всё на французском норо-вили картавить и писать. Отрезали от

Так полтавчане относятся к своему «шедевру»

Полтава. Памятник галушке

101

себя родное и народ свой. Ничего хорошего из этого не вышло. Французские гувернантки только развратили дворянчиков, ото-рвали от великой истории и культуры своей страны. Нашествие Наполеона, «французские» позорные болезни, да масонский путч декабристов, цареубийства, разгром Русской империи, и революционеров-инородцев, которых сами же выпестовали, – вот что пожали. Ничему не учимся! Снова подавай нам западен-скую «демократию»…

Перемалёванные вывески на украинский лад, налезая одна на другую, толкаясь, соперничали друг с другом. Торгаши – на-род ушлый. Они всегда бегут впереди «прогресса». Нюх у этой шушеры – отработанный. Чуют душок от властей за несколько вёрст. Ещё указульки на пакость какую не утвердятся, а они уже – исполнили!..

«Отстаёте, плюгавенькие. Давно пора на английский всё переводить. Продажные ваши чинуши уже давно туда развер-нулись. Смотрите, не опоздайте», – горько усмехнулся про себя Василий.

Новая «каста», ворьё, насадители губительных язв, и ведут себя, делают всё с позой, якобы «за батькивщину». За народ! Вот кому нужна тьма, хаос, как и в давние времена, пагубное направ-ление иудейской политики – «разделяй и властвуй!». И плевать им на самом деле на народ и Отечество. В мутной водице лег-че выхватывать себе рыбку покрупнее. Дойти в этом можно до страшных пределов бедствия народного.

«Он сказал: берегитесь, чтобы вас не ввели в за-блуждение, ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко: не ходите вслед их».

Евангелие от Луки (21; 8)

«Тогда хотя имя христианское будет слышать-ся повсюду и повсюду будут видны храмы и чины церковные, но все это – только видимость, внутри же отступление истинное».

(Свт. Феофан Затворник)

102

Смотря на множество телевизионных антенн на домах, Ва-силий горестно отметил, что и здесь слушают, «учатся» у своих Шустеров, и «наших» Познеров и Шендеровичей. Хохочут над собратьями со своими Сердючками и московскими Петросяна-ми со Жванецкими. Он не обращал внимания на повсеместные теперь иномарки, на множество и здесь обосновавшихся сует-ных и крикливых кавказцев и выходцев из Азии, в некогда тихом и спокойном городе. Они здесь, ещё не ведут себя как в России развязно, нагло и презрительно по отношению к местному на-селению. Не занимаются здесь с таким размахом и жестокостью грабежом. Но так же, как в России, нагоняемые и прикрываемые обосновавшимися, въевшимися крепко и здесь Янкелями. Ведут себя, как варвары, ворвавшиеся в захваченные для разбоя наши города. Пагубный процесс разделения, запущенный врагами, огорчал и нашего великого писателя – Н.В. Гоголя. Неприятием этого проникнуты многие строки его произведений. Как же он страдал от этого разделения! Криком кричал в своих письмах и произведениях. Болью отзывается эта рана во все века у многих русских мыслителей. Звучит она и в стихах гоголевского совре-менника:

Смерть кружит вороньём,И с неба тучей стрелы.

103

Степь велика, но некуда прилечь.Не светлою ладьёй,А золотом пределаСлепое солнце продолжает жечь.

Полярная звездаУкажет на Чернигов,Но на Путивль коней не повернуть.Ужели лишь беда,Нашествие и игоК единству нам указывает путь?...

О, Русская земля!Тебя потопчут кони,Твои селенья половцы пожгут,Защитников твоихЛишь ветер похоронит.Их васильки-глаза стервятники клюют.

Прольются слезы вдов,Потоки, а не брызги.Сынам мечи отмщения калить.О, Русь!Скорее вспомни о единстве,Пока твои полки в степи не полегли!..

(И. Никитин)

Вечер

«Бога нашего мы должны любить прежде всего по чувству своего долга, по чувству нашей зависимости от Него, потому что Бог – наш Творец, Он нас сотворил, Он нам даровал все, что мы имеем. Наша жизнь и все окружающие нас предметы, которыми наша жизнь поддерживается, – все это для нас не

104

иное что, как Божий дар. Мы обязаны Богу всякой струей воз-духа, которым дышим, всякой каплей воды, которую пьем, вся-ким куском хлеба, которым питаемся, – одним словом, всем, что имеем и что служит к нашей пользе. Мы обязаны Богу нашим здоровьем, всякой душевной радостью, всякой доброй мыслью, всяким благочестивым чувством и расположением, всяким благородным делом, всяким утешением, чувствуемым в несчастии, – словом, мы обязаны Богу совершенно всем. Бог есть любовь, наилучший Отец, источник всех благ».

(свт. Феофан Затворник)

Дойдя до тихих, кривых улочек южного города. Он поди-вился на изобилие и пышность разнообразных цветов повсюду. Вместо наших тополей и акаций, здесь стояли облепленные со-зревшими плодами шеренги абрикосовых деревьев. В первую свою поездку сюда, таким же тихим вечером, на одной из та-ких улочек он наблюдал, как трое шустрых кавказцев, подъехав на «Жигулях», как стая обезьян, лихо общипали все созревшие абрикосы с деревьев вдоль дороги. Забив ими багажник и салон,

Сорочинцы. Крестовоздвиженский монастырь

105

также молниеносно скрылись, увозя похищенное на север, на за-хваченные ими рынки России.

Теперь улочки здесь ещё более обезлюдели. Как и везде, в это время все приковали себя к телевизорам. Дома изуродованы от телевизионных тарелок и нагло сверкающих, световых ре-кламам. Василий поспешил на автобус. Остановился на окраине города, у заранее выведанной недорогой гостиницы. Располо-жившись там, он вышел погулять, посмотреть окружающее при вечернем свете. Прошёл немного до окраины города и далее по-брёл по просёлочной дороге.

На голубой, предзакатной голубизне неба кое-где лежали бе-лые, полупрозрачные облака. Будто кинул кто-то высоко вверх кусочки белого капронового платка и они парят там в свобод-ном порядке, лишь дымчатыми складками отмечая своё присут-ствие.

Время позволяло, и Василий шёл дальше и дальше от горо-да.

Жара спала. Солнце скатилось к закату. Жаворонки допевали свои вечерние молитвы. Птицы уже не посвистывали. Насеко-мые не стрекотали, не жужжали. На землю опустилась прохлада и мягкая доброта вечера. Степь стала темней, зеленей и загадоч-ней, уходила вперёд. Только отдельные бетонные руины, забро-

106

шенные конструкции валявшиеся в степи портили вид. Но всё скрашивал тёплый, тихий, ласковый вечер. Не заметил он, как опустились на него и на всё окружающее светлые сумерки, будто утешительная, заботливая пелена.

Времена приходят и уходят, а земля, леса, степь вот эта – остаются. Облагораживая, благоухая вокруг, природа, сотворён-ная Создателем, сглаживает все огрехи, какие человек, по ото-рванности своей от Божьего руководства, совершил и продолжа-ет совершать. Посему, когда жил великий Гоголь, полтора века назад и в его описании природы в «Тарасе» показано, что она осталась в целом такой же благодатной, духмяной, целительной для человека. Мастерство великого писателя поражает изобра-жением точности в деталях и многообразием. Присутствуя в тех местах, какие описывает великий писатель. Ощущаешь дуно-вение ветра. Чувствуешь запахи постоялых дворов, сбруи, раз-нотравья… Описать вечернюю степь возможно только словами Гоголя:

«…Вечером вся степь совершенно переменялась: все пёстрое пространство её охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она становилась тёмно-зеленою; испаре-ния подымались гуще; каждый цветок, каждая травка испуска-ла амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-тёмному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широ-кие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щёк. Вся музыка, звучавшая днём, ути-хала и сменялась другою. Пёстрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе».

(«Тарас Бульба»)

107

Для созвучия в воспевании красот Божьего мира хочется привести поэтические строки современника Гоголя, М.Ю. Лер-монтова:

Когда волнуется желтеющая ниваИ свежий лес шумит при звуке ветерка,И прячется в саду малиновая сливаПод тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,Румяным вечером иль утра в час златой,Из-под куста мне ландыш серебристыйПриветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагуИ, погружая мысль в какой-то смутный сон,Лепечет мне таинственную сагуПро мирный край, откуда мчится он, –

Тогда смиряется души моей тревога,Тогда расходятся морщины на челе, –И счастье я могу постигнуть на земле,И в небесах я вижу Бога...

(М. Лермонтов, 1837 г.)

В таборе

«Господи… да вознесется рука Твоя, не забуди убогих Твоих до конца».

(Пс. 9, 33)

«Удержи язык твой от зла, и уста твои, еже не глаголати льсти.

Уклонися от зла, и сотвори благо: взыщи мира, и пожени и».

(Пс. 33, 12)

108

Через два дня, решил покинуть недорогое и тихое пристани-ще, заспешил Василий в сторону вокзала. Сдал ключи в гости-нице. Двинулся на вокзал. Взял в «ячейке» свои походные вещи и отбыл в городок под экзотическим и магическим названием Диканька. Кто бы знал, кроме близ живущих здесь, что суще-ствует такое место на земле и такое название имеется, если бы не труды всемирного известного писателя, прославившие эти места и названия.

По пути, у одного из небольших городков, с Василием прои-зошла необычная и волнительная история.

Приладился он налегке ходить по городам и селениям, дабы быть менее заметным. К тому же способнее зайти куда хочешь. Хоть в небольшую харчевню какую или в местный музей. Посе-му, если город, большой или маленький заинтересовывал его, он брал с собой только альбомчик, карандаши да маленький этюд-ник с коробочкой акварельных красок. Так, налегке, заприметив где-нибудь живописный уголок, другой, третий… зарисовывал их для памяти. Вечером же пешком или на местном автобусе до-езжал до края города. Оттуда шёл к недалёкому леску и стогу сена, куда с утра закапывал рюкзак и спальник. Быстро, дабы успеть до темноты, переодевался в «ночную» одежду и зарывал-ся в мягкую со всех сторон и тёплую «постель» стога.

109

На сей раз, когда таким образом он возвращался к ночлегу, то с тревогой и опаской увидел, что невдалеке от его стога вер-тится ватага каких-то темноволосых смуглых ребятишек. Одни их них играли, бегали друг за другом, другие пытались ухватить и увести пегого коня.

Что делать? Не уйдёшь же никуда в другую сторону. Там около них в стоге запрятаны рюкзак, дорогой спальник, который он одолжил у друзей в Москве. А может, это всё уже откопали и утащили эти шустрые ребятишки?.. Так или иначе, идти туда и обнаруживаться придётся. Может быть, и срочно заниматься поисками пропавшего.

Когда Василий в тревоге приблизился к леску и стогу на вы-кошенном лугу, ему навстречу вышел с двумя приятелями ко-ренастый, смуглый и кучерявый мужчина. В чёрных кудрях его серебрилось много седых волос.

«Цыгане! Этого ещё не хватало!..», Василий определил, что шедшему ему навстречу было лет под пятьдесят. Это, а также улыбка, с которой шёл к нему навстречу мужчина, погасили остроту тревоги и он спокойно встретился с ним.

Старший, продолжая приветливо улыбаться, протянул Васи-лию руку и представился:

– Данила, – и ещё более открыто усмехнувшись,поделился. – Свои же Данилко зовут.

Василий молчал, вынуждая и далее рассказывать его о себе и о тех, кто с ним.

– Мы вот из России решили к родным корням сходить. Где деды и прадеды жили. В Молдавию, а там, может быть, в Румы-нию и Болгарию сходим. Там тоже родственники есть. Раз есть сейчас такая возможность. Границы не такие крепкие стали. Всё время оседло жили. Жизнь так сложилась. Дети не знают, что та-кое лошадь, сбруя, телега, табор, дорога.… А без этого что мы за цыгане? Надо же детям показать это. Чтобы они почувствовали, что такое путь, движение… Солнце, дождь, ветер, тихие вечера, дым костра… Чтобы они поднялись над суетой, тупостью быта, уже от сотовых телефонов, стрелялок всяких не оторвёшь. Мы

110

не покупали, не давали. Так они к приятелям бегают. Торчат там, у компьютеров этих проклятых. А это что? Погибель, конец всем и всему!.. Почему об этом мало кто думает?..

– Кому это выгодно, думают и очень умело отводят других от таких дум, – поддержал его Василий.

Старший из подошедших не стал далее развивать эту тему, а возвратился к прежней:

– Вот не столько ради себя. Как-нибудь своё дожили бы спо-койно. Работа, пенсия, крыша над головой – всё было, а строну-лись мы с места. В основном ради них – детей, чтобы не сгинули они в этих страшных игрульках, да интернетах и прочей гадости. Кто знает, что завтра будет? Детям, внукам надо успеть показать их корни, откуда они вышли.

– Корни-то ваши в Индии. Оттуда вы вышли, – мягко под-сказал Василий.

– Ну, это совсем уж древность. Нам хотя бы последние места показать им. Там много наших родственников живёт. Там боль-шие цыганские селения есть.

Немного помолчали. Потом Данила осторожно, с почтением, указывая на альбом и маленький этюдник, спросил Василия:

– Вы – художник?– Так, немного. Для себя. Художественную школу, правда,

закончил, а пишу так, время от времени. Для себя, наброски.– Я тоже когда-то художником хотел стать, – мечтательно по-

делился Данила.– И что же?– Условий не было. Когда?.. Дети быстро пошли. Кормить,

одевать, заботиться надо было. Работать много. Сварщиком был. Так и прошла жизнь. Теперь на пенсию вышел, решил дедовские места посмотреть и детям показать…

Данило спросил напрямую.– А вы куда сейчас? Судя по говору вашему – не местный.

Как здесь оказались?– Да, вот… Тоже решил прогуляться, посмотреть, как люди

здесь живут.

111

Тьма незаметно, но быстро уже окутала их. Запылали три ко-стра невдалеке. Дети переместились туда и шалили около них.

– Если не торопитесь, то пожалуйста. Можете с нами побыть, – гостеприимно предложил Данило и жестом указал на группу у костров. Там же виднелись большие самодельные палатки. Ско-рее натянутые цветастые простыни или просто полотняные по-логи. Под ними были разостланы широченные одеяла, человек на десять.

Василий неопределённо, осторожно взглянул в сторону сво-его стога, но тут же передумал. О том, чтобы вытаскивать оттуда при них свой скарб и устраиваться самому, и думать было нель-зя. Без особого желания Василий слегка кивнул головой и пошёл за старшим цыганом к кострам.

Сели. Василий положил сбоку от себя этюдник, альбом, ка-рандаши, краски и другие принадлежности. Тут же подошли две женщины и предложили им две жестяные кружки с чаем.

– Ой, какой густой. Черный, как кофе. Я такой не пью! Ночь спать не буду, – испугался Василий.

Данило усмехнулся и стал оправдываться:– Это у нас Семён намастырился. Его в каталажке научили

чифирить.С опаской Василий обернулся на его помощника, который

страшно улыбался без двух передних зубов. Данило, уловив это, стал успокаивать тревогу Василия:

– Не бойтесь его. Он за хорошее дело пострадал. Спёрли провода в совхозе. Всё, что было из цветного металла, унесли. Через приёмные сараюшки отправили в Эстонию. Начальство опомнилось, сунулись – нет. Стали крайних искать. А тут цыган. Конечно, он спёр и озолотился. Налетели на него. Он им дока-зывает, что его и не было тут в это время. А им что? Главное – нашли. Есть на кого свалить.

Указав сочувствующе рукой в сторону пострадавшего, Дани-ло закончил:

– Вот он и пострадал. Выбили ему те холуи, кто на самом деле соучаствовал в воровстве, зубы, показывая своё усердие

112

перед начальством. Правда, и он хорошо засветил в лоб двум из них и самому начальнику. Тут уж,конечно они не стерпели. Срок ему отвалили. Сидел, бедолага.

Со вниманием и сочувствием снова обернулся и поглядел Василий на поджарого Семёна. Тот заулыбался, поблёскивая во тьме своими несколькими оставшимися белыми зубами.

Данило резко перевёл разговор на другую тему. Он, извини-тельно улыбнувшись попросил Василия:

– А вы не покажете свои рисунки?Засмущался Василий, стал оправдываться:– Да это так, баловство, а не рисование. Быстрые эскизы,

зарисовки наспех для памяти. Нечем мне похвалиться. Если бы это было сделано неспеша, с хорошей прорисовкой. Продуман-ная композиция, собранная в единый, глубокий объёмный об-раз…

– Всё-таки. Если можно, покажите, – снова попросил Данила и мечтательно поделился воспоминаниями: – Я ведь тоже, где какая бумажка была и замусоленный карандаш если найдётся, всё рисовал. И собак, и курей, и кошек, и лошадей, конечно. Лес, цветы любил рисовать. Хорошо, говорят, получалось.

– Надо было учиться, – с недоумением укорил его Василий. – Что же вы?

– А то, что не про нас это. Выживать надо было.– И раньше, сорок лет назад?– И раньше. Он что, социализм, сам по себе кормил, что ли?..

Нет. Работать надо было. За тунеядство тогда и сажали. У роди-телей нас, мелюзги-то, сколько было!.. Потом свои пошли!.. Вот и… мимо всё пролетело.

Внимательно взглянув на него, Василий обернулся в сторо-ну, куда перед этим положил альбом, этюдник, краски, все свои принадлежности, с которыми пришёл, и замер… Ничего рядом не было.

Наливаясь негодованием и возмущением, он повернулся об-ратно и, ничего не говоря, воззрился на хозяина табора. Разом всё поняв, Данило почему-то весело засмеялся и пояснил ему:

113

– Да это ребятишки балуются, – и заверил: – Не волнуйтесь, ничего не пропадёт. Вон они сидят, рассматривают, никуда не унесли, не спрятали.

Повернувшись к детям, Данило что-то крикнул им по-цыгански. Тут же подбежал старший из ребят, выслушал две-три крепкие фразы, и отбежал к детям. Потом, быстро собрал у них всё, что было взято.Они охотно ему отдали. Без сопротивления и утайки. Посланный подбежал с ворохом собранного и положил всё около Василия, на том же месте и в том же порядке.

Коротко бросив взгляд на то, что ему вернули, Василий с удивлением отметил, что всё до мелочей лежало на месте.

– Нас все крайними считают. Шарахаются от нас, – с горе-чью поделился Данило.

– Но не секрет, что у вас многие людей обирают. Торговлей наркоты занимаются, – осторожно сказал Василий.

– Есть такие негодяи, а среди кого их теперь нет? – согла-сился Данило и продолжил. – Вот сейчас вы узнаете, что не мы – самые страшные и подозрительные, а толпы с Кавказа и сред-ней Азии, каждый день запускаемые в Россию продажными, высокими начальниками, пострашнее нас. А когда полезут, всё сметающие и уничтожающие на своём пути китайцы. Вот, когда взвоем!

– Они давно уже лезут, – возразил Василий.– Это не то! Пока ещё отдельные группы, в основном на

Дальнем Востоке. А вот когда массово, всей ордой! Вот это да! Вот где и от чего погибель всем будет. Мы-то, можно сказать, свои. Христа чтим, поклоняемся Ему, как и вы. А они – от жёл-того дракона, как и кавказцы с магометанцами – от бесов, им поклоняются. Вот кого бояться надо!

Долго молчали. Василий тяжело вздохнул, согласился.– Да, тут не поспоришь. Это, конечно, так и есть…Данило стал рассматривать наброски, какие сделал за сегод-

няшний день Василий, одобрил:– Хорошо у вас получается, красиво и… душевно.Аккуратно закрыл альбом и осторожно передал его Василию.

114

Ещё помолчали. Василий, почувствовав предутренний хо-лод, вздрогнул, поёжился. Данило услужливо предложил:

– Отдохните у нас.– Как это? – изумился Василий, посмотрев, что под поло-

гом, под одним длиннющим одеялом спит вся многочисленная семья Данилы, человек двенадцать. Другого места и одеяла для отдыха нет.

– Ничего, уместимся, – попытался угасить его сомнения Да-нило и повёл к пологу. Василий неуверенно подчинился и пошёл за ним.

Подойдя справа к краю большущего одеяла, где лежали дети, Данило нагнулся, откинул край одеяла и предложил:

– Ложитесь. ОтдыхайтеС минуту Василий стоял, не зная, как поступить. Данило ве-

ликодушно, по-простецки махнув рукой, пояснил:– Да так. В чём есть, в том и ложитесь.Осторожно придвинулся Василий к крайнему, крепко спя-

щему подростку, накрылся краем одеяла. Тревога не оставляла его. «А вдруг что-нибудь им покажется со сна или взбрендит-ся? Пырнут ножом и всё!.. Это же – цыгане. Про них люди вся-кое рассказывают… И искать меня никто не будет. Никому я о каждодневных перемещениях не сообщаю…». Страховался так «художник». Потом, наконец, вспомнив о главном, о том, Кто над всем и всеми, перекрестился. Беззвучно прочитал несколь-ко молитв и, предав себя полностью на волю Божью, заснул в объятиях цыганского мальчика. Тот, мурча во сне, повернулся и, обхватив его руками, доверчиво прижался к нему…

Проснулся Василий от яркого солнца, бьющего в глаза. При-слушался. Услышал детский гомон. Ходили люди невдалеке. Глянул на часы. Было около девяти. «Ничего себе!!..» Тут же ис-пуганно вскочил. Все уже поели и быстро собирались. Под одея-лом он один залежался, и его упредительно никто не безпокоил до последнего момента.

Быстро ополоснув лицо, подошёл к затухшим кострам. Одна из женщин, оставив свои спешные заботы, подбежала к нему,

115

протянула два бутерброда и кружку горячего чая. Подошёл к нему и Данило.

– Простите, нам пора трогаться в путь. Нас уже ждут. Не можем опаздывать.

Он обернулся к двум замешкавшимся семьям. Гортанно что-то прокричал им. Те, быстро бросив вещи в брички, стали споро взнуздывать лошадей.

– И куда вы теперь? – спросил Василий. – Прямо в Молда-вию, или ещё куда заедете?

– Не-ет!.. – отрицательно замахал руками Данило. – Нику-да! Нехороший народ здесь стал. Тарабарят на своём непонят-ном языке. Ничего у них не поймёшь. Побыстрей отсюда! Один ихний начальник нам прямо сказал, что разговаривать тут на русском языке – уголовное преступление! Злой народ тут стал. Раньше таким не был. Недаром мы подальше от них, от всех останавливаемся. Побыстрей в Молдавию!

– Там что ангелы вас ждут?– Нет, конечно, – пожал плечами Данила. – Но мы больше не

хотим здесь быть. А там, как Бог даст!– Вот это правильно. Полагаться только на Бога! Больше ни

на кого, и ни на что. Тогда в любых местах можно находиться.– Это правильно, – согласился Данило. – Рад был повстре-

чаться. Благодарю Вас, что Вы не побрезговали нами, – с чув-ством сказал Данило.

– Да это вы меня порадовали. Вам я благодарен за гостепри-имство.

Данило опять обернулся, заметив какие-то неполадки, не-точности в сборах, зычно прикрикнул:

– Эй, ромалы!.. – и что-то гортанно прокричал им на их языке.

Те быстрее заспешили со сборами, увязывая и укладывая всё на повозках.

– Удачи вам и счастья, – пожелал Данило и протянул руку.– Бог в помощь вам. За Него держитесь, молитесь, и Он бу-

дет с вами, – пожелал ему Василий.

116

– За это спасибо. Это самое нужное для всех нас. Вам того же пожелаю.

Махнул приветливо рукой Данило, поспешая к сородичам.Крестным знамением Василий проводил три отъезжающие

повозки снявшегося отсюда и выезжающего через поле к дороге.Провожая их взглядом, Василий со светлой грустью поду-

мал: «Удивительно! Казалось бы, табор, цыгане – символ сти-хии, хаоса… А какой у них порядок! Какое послушание всех. Без страха. Органический, естественный для всех порядок. Для мужчин, для женщин и даже для детей. Даже при приятии чу-жака один жест, одно слово старшего этой, на время собранной из трёх семей общины, и моментально легко, просто всё испол-няется. Таких слаженных монастырей, приходов ныне не сы-скать! Наяву, хотя бы в упрощённом виде, в простом порядке, привычной им дисциплине, на деле видишь евангельское: «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть». Как замечательно, когда все единодушны. Всё происходит тихо, без распрей, с взаимным старанием. Как это правильно, верно, и красиво. Такая община, даже при малых средствах, может легко и весь шар земной обой-ти. Легко, весело и радостно. В любви и почитании, терпении, смирении, взаимной помощи друг другу…».

В родных местах Гоголя

«…Смысл исторического процесса заключён в том, чтобы войти в вечную жизнь, где человек вечно будет совершенство-ваться и развиваться, ибо он призван к такому совершен-ству, которым обладает Бог» (см.: Мф. 5, 48). В этом свете и политика, и экономика, и экология, и демография приобретают совершенно другой смысл, не тот, который мы вкладываем в эти понятия при материалистическом взгляде на мир.

(Священник Вл. Соколов)

Не стал и Василий после отъезда цыганского табора долго задерживаться. После яркого события и почти безсонной ночи

117

идти далее пешком не хотелось. Знал он по печальному опыту прежних путешествий, что по Украине путешествовать «голо-суя» на дорогах, проситься в сёлах на ночлег дело смешное и непонятное для местного, сытого люда. Посему, пораньше надо успеть на автобус.

Быстро отрыл в стоге свои походные принадлежности и по-спешил к городу.

Едва нашёл нужную, неблагозвучно звучащую «зупынку» междугородных автобусов, среди хаоса, неразберихи и толкот-ни. Наконец нашёл нужную кассу, взял билет и с трудом добрал-ся до нужной зупынки. Усталый прошёл в салон подъехавшего автобуса, упал на кресло у окна.

Не без любопытства рассматривал он по пути в окна вагона виды и селенья нынешней Украины. С острым вниманием вгля-дывался в проплывающих мимо людей. Кто они? Какие? Похо-жи хоть немного на своих пращуров?..

Диканька

Вот она и Диканька. Хорошенький посёлок городского типа. Ещё на подходе к нему, заманивали, выставлялись как нечто осо-

118

бенное, неповторимое, фольклорно-украинские виды. Тут тебе и колодезные «журавли», и среди настоящих гнёзд с живыми аи-стами и журавлями, рядом на жердях высятся увеличенные де-коративные муляжи таких гнёзд и птиц. Среди такого антуража, стоят разрисованные низенькие хаты, магазины сувениров, все под малороссийский стиль. Так доходней и заманчивей для ту-ристов, приезжих, покупателей. Во всяком случае, это приятней, чем пошлая иностранщина, все эти Макдональдсы, рекламы и щиты на английском языке. Лучше уж так. Немного с перебо-ром, но лучше такое, своё!

Сильно разросся городок, за эти полтора десятилетия, что не был здесь Василий. Большой, как и все сейчас, – с претензией. Со стандартными коробками многоэтажек, парками с лебедями и аттракционами. Даже грустно и разочарованно такое видеть, скучно. Сразу захотел уехать отсюда Василий, но пересилил себя. Ещё подъезжая к Диканьке, Василий прильнул к окну рас-сматривал проносящееся мимо; людей, дома, скверы, транспорт, вывески, украшения…

Тут, как и в Полтаве чувствовался душок погони за нэзалеж-ностью. Меньше, чем в областном городе, но более безвкусно.

119

Уже автоматически, без интереса продолжал Василий раз-глядывать окружающее в окно автобуса. Снова погрузился в свои невесёлые мысли. Жаль, до слёз было жаль хороший, рабо-тящий, родной народ, который и здесь, как и в России бедство-вал, выживал под вражеским игом.

Выйдя на остановке, в центре большого, разросшегося по-сёлка, пошёл для начала Василий в местный музей. С интересом рассматривал экспонаты, изучал документы.

Правили Диканькой род Кочубеев. Старый уже, коварный гетман Мазепа встретился тут с шестнадцатилетней красавицей из их рода. Так умудрился вертлявый старик, что она хотела сбе-жать с ним, но бдительные и строгие родители отправили её в монастырь под неусыпное охранение.

Запомнились здесь красивейшие церкви Троицкая и Ни-кольская. Именно в Никольской церкви Диканьки крестила мать сыночка своего Коленьку из рода Гоголей. Святитель Николай среди множества своих чудес, для нашего блага, вырвал Николая Васильевича из чертовского круга, в котором обретал поначалу

Диканька. Вотчина Кочубеев. Никольская церковь

120

великий писатель образы Виев и прочей пакости, за что хвалила его и восторгалась чем богемная публика. Николай-чудотворец привёл великого творца к спасительному преклонению перед Господом.

Портили истинный, своеобразный образ сего местечка совре-менные уродства и здесь. Даже в центре городка, который стара-ются везде беречь, кичиться этим, и тут, как и повсюду, в архи-тектуре и окружающем, наблюдалась смертельная битва старого, доброго, прежнего быта и уклада с новым, безвкусным, жадным и погромным. На месте прежних, старых, выразительных, не-высоких домов, по-наглому вколочены были остобрыдлые всем, бетонные, примитивные многоэтажки. К ним, для большего без-образия, были приколочены спутниковые телеантенны, крикли-вые рекламы… Для пущего погромного вида, повсюду гремела дикая, англоязычная «музыка», толкотня иномарок и чрезмерное изобилие мелких магазинов… Несмотря на это, Василий с удо-вольствием, весь вечер и следующий день ходил по улицам чи-стого, светлого посёлка-городка.

121

Дух пытливости

«У Бога не останется безсильным никакое слово».(Лк. 1, 37)

Ему повезло. Везде есть, не перевелись у славян балагуры и философы. При любых, самых отчаянных и мрачных обстоя-тельствах, для других народов, когда забота о хлебе насущном поглотит их полностью, приведёт в уныние или ярость, у ко-ренного русского не пропадут, не исчезнут вера, надежда и лю-бовь. Желание разобраться, поиск и желание всеобщего блага, исполнение его, в любом, пусть даже бедственном состоянии его самого.

Ожидая автобуса, стал Василий свидетелем «умного разго-вора».

Вначале мужчина, на шестом десятке лет, видя, что знако-мый парень от нетерпения, очень нервничает, решил его утихо-мирить, отвлечь от того недовольства, что намного опаздывает автобус. Хитро подмигнув, он спросил этого, рядом стоящего парня:

– Слухай: «Висит, бовтаеться, всяк за його хапается». Знае отгадку?..

– Замок, – уверенно отвечает парень.Мужчина удивлён. Решился потрудней загадку загадать:– «Без рук, без нiг, на горище злиг».– Дым.Ещё больше удивился мужчина, подумал, поискал и новую

загадал:– «За лiсом, за пролiсом талалай плеще».

Язык.— Совсем потерял дар речи мужчина, но решил одолеть сооб-

разительного парня:– «Один каже: «свiтай Боже», другий каже: «не дай Боже», а

третiй каже: «менi все однаково, шо в день, шо в нощи».

122

Парень не отве-тил. Решился спро-сить мужчину на се-рьёзную тему. Тут уж пришлось обоим перейти на более вы-разительный, русский язык:

– Дмитро Опана-сыч, меня интересует то, на что никто ещё мне не ответил. Вот там (он ткнул пальцем вверх в ночное небо) есть предел, граница какая? Или нет?

Тот, кого спроси-ли, солидно выдер-жав паузу, загадочно ответил:

– Понимаешь Петро… И нет, и есть.(До погрома в 1991 году нашего единого Отечества они име-

новались не так мудрённо, по-нашему – Дмитрий Афанасьевич и Петя).

Парень разочарован ответом:– Ну-у.… Это неопределённо как то.– Могу разобъяснить.Опять величественно помолчал Дмитро Опанасыч и не спе-

ша начал:– Я так понимаю. Космос – это, к примеру, так скажем –

определение.Он замолчал, ища продолжения своей мысли. Потом загля-

нул в свою сумку с овощами. Радостно вытащил оттуда вилок капусты и торжественно указывая на него, произнёс:

– Вот глянь. Кажись, он целый, вилок-то капусты!

Очарованная душа

123

В недоумении, с недоверием Петро ждёт дальнейшего раз-ворота мысли.

– Вроде бы он, вилок- то, сам собой, во всём своём есте-стве, – не робея, продолжал объясняющий. Вдруг резко, демон-стративно оторвал наружный лист капусты. Взглянул многозна-чительно с хитрецой на собеседника. Оторвал ещё лист. Опять взглянул на собеседника. Загадочно спросил парня:

– А теперь? – в усиление своего загадочного довода ещё ото-рвал лист капусты. Опять спросил. – А сейчас?.. Ничего не при-мечаешь?

Петро признаётся:– Не-а.– Ну, как же?! – картинно возмущается Дмитро Опанасыч. –

Ты посмотри повнимательней.Парень на самом деле застопорился:– Смотрю и ничего не вижу. Капуста как капуста.– Такая же остается, как и вначале? – осторожно подсказы-

вает старшой.– По виду да. Только всё меньше и меньше становится.– Умник, – похвалил его «учитель». Далее перешёл к прямо-

му изложению своего урока. – Вот и Вселенная вся и все плане-ты и земля наша, на мой взгляд, такие же, как эта вот капуста.

Петро удивлённо вытянул подбородок, явно не принимая та-кого утверждения, расхохотался.

Дмитро Опанасыч тоже заулыбался, но продолжил отстаи-вать свою точку зрения:

– Чего ты ржёшь? Умнее уж нужно быть, если задаёшь такие вопросы. В корень, в суть глядеть надо. Я ж образно тебе объ-ясняю. Понимать надо.

Парень из вежливости примолк. Мужчина продолжил даль-нейшее раскрытие темы:

– Во всём царствует шар! Галактика наша какова по форме? Вытянутый шар, эллипс. Планеты движутся как?

Кое-что принимая, Петро соглашается:– Также.

124

Приободрившись, Дмитро Опанасыч, всё более торжествуя, продолжает:

– Форма планет какая? Шаровидная! Головы наши какие?! – для убедительности взял за голову парня, повертел её из сто-роны в сторону.

Его собеседник заулыбался, поддакнул:– Круглые.– Мозг наш какой?.. Шаровидные полушария. Сердце?.. Гла-

за, – самый тонкий и точный наш инструмент связи и информа-ции?

– Да-а, – удивлённо соглашается парень.– Клетки, из которых мы состоим?.. Молекулы?!.. Атомы?!..Петро всё-таки решился перебить его:– Но всё это пока наблюдения форм, но никак не ответ на

мой вопрос.– Погодите подводить итоги, молодой человек. Подведу их

я, – осадил его Дмитро Опанасыч и продолжил. – Везде, в осно-ве, такая же как эта (он прихлопнул по кочану), универсальная форма.

Он снова нежно погладив кочан капусты, продолжил своё поучение:

– Очень мудро продуманное растение. Круглое и всё состоит из «ста одёжек без застёжек». Одно в другом. Так и атом в мо-лекуле. Молекула в клетке. Клетка в органе, в упоминавшемся глазе или мозге. Те, в свою очередь, в голове. Голова, она и есть всему голова. Земля на орбите. Орбита в галактике. Галактика во Вселенной. Вселенная ещё в чём-нибудь, то в свою очередь тоже в чём-то… так и до безконечности. Всё друг в друге. Всё само по себе и само в себе. Но всё – часть общего. Поддерживая друг друга своей доброй созидательной гравитацией, все держится и существует. От этого всё и безгранично, безпредельно. Всё в себе и во всём. Это и есть – Космос. Так Бог все устроил.

Поучающе и торжествующе Дмитро Опанасыч воззрился на оппонента. Видя, что тому возражать нечем, закончил своё поучение:

125

– Так вот всегда. Пы-таясь разобраться в слож-ном моменте, ищи смысл его в простом. Так Тво-рец премудро создал, что отражение непонятного увидишь повсюду. По-тому что, как нет сверх-сложного непознанного, так и нет несложного, конечного. Простое на самом деле далеко не просто, а очень-очень сложно.

Тут подошёл автобус, и собеседники вошли в него. Василий пожалел об этом. Интересно было бы ещё послушать на-родных мудрецов. Слава Богу, они ещё не переве-лись у славян. Существует опасность сужения миросозерцания и восприятия окружающего, когда оно ограничивается, стано-вится провинциальным, сужается до местечковости. Думается, что во всех частях бывшей, большой, необъятной России-СССР, при разделении на отдельные «государства», невидимо, непри-метно произошёл этот процесс – самоограничения видения, су-жения творческого размаха, научного дерзновения. Сколькими талантами славилась наша большая страна! Как все радовались, гордились достижениями друг друга! Обогащались, перенимали опыт, знания, умения друг у друга. Все республики имели своих, не просто хороших, а мирового уровня писателей, художников, музыкантов, учёных,.. и разом, после спесивого раздела, поте-ряли всё это, обезплодились. Это коснулось и России. Нет ни у кого теперь прежнего полёта, дерзновения. Все в обособлении

Сельский изобретатель

126

мелкой вражде и жалкой гордыне. Нет ликования, любви, близо-сти к Творцу и ближним. Нет щедрости, желания трудиться не для себя. Нет стремления делиться всем с другими. А откуда тог-да полёт духа? Вдохновение, это когда Дух войдёт в творящего. Обретётся он только при чистом состоянии. Никогда не обрящем мы его в «самостийном», мелком состоянии. Так и будем низвер-гаться с высот духовных, пока не повернёмся, не вернёмся друг к другу с раскрытыми объятиями и чистым, любящим сердцем.

Единение

«Ибо возстанут лжехристы и лжепророки и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возмож-но, и избранных. Вы же берегитесь».

Евангелие от Марка (13; 22-23)

«Мы тогда победим Россию, когда украинцы и бе-лорусы поверят, что они не русские».

(Адольф Гитлер-Шикельгрубер)

Время от времени, чтобы продолжать путешествие, надо было пополнять быстро таявшие, небольшие денежные запа-сы. По пути из Диканьки в Сорочинцы, в одном месте, Василий подрядился собирать ягоды; смородину, крыжовник и яблоки в большом совхозном ещё саду, удерживаемом председателем от разорения и распыления. За три дня он наелся фруктов и зарабо-тал небольшую сумму денег, а главное, как свой, равный, имел возможность побыть, пообщаться с местными, трудовыми людь-ми. Устал с непривычки, правда, очень. Еле держался на ногах. Возвращался с местным Богданом, который, как и Василий не-устанно, на пекле, по 12 часов проработал рядом с ним. Тот со-всем скис, пошатывался от усталости. В автобусе, он двумя ру-ками держался за поручни, практически висел на них. Шёпотом, полусонно он признался Василию:

– Сейчас упаду здесь и засну, как деревяшка.

127

Василий испугался за него, строго приказал ему:– Нэ можно!Богдан с удивлением воззрился на Василия, спросил:– Ти можеши гутарити на нашей мове?Василий рассмеялся. Успокоил его:– Так, тильки трошки, немного могу. Отдельные слова.– А-а, – потеряв интерес, снова уплывая в сонное состояние,

промычал Богдан.– Не спи! – испуганно толкнул его в бок Василий.Подставил своё плечо и попросил ещё немного потерпеть,

доехать до дома. Для ободрения Василий предложил:– Хочешь, стихи тебе хорошие почитаю, Николая Дмитрие-

ва?– Угу, – полусонно согласился Богдан.Василий негромко, почти на ухо произнёс ему:

Ночует под окном моим ворона,У липы на серебряном плече.Над ней горит из инея коронаВ зеленоватом гаснущем луче....И лишь к утру она пошевелилась,Стряхнула иней, улетая прочь,Не верю я, чтоб ей помойка сниласьВсю эту очарованную ночь.

Чуть улыбнувшись, сонливый промычал благодарно:– Ага, смешно…Опять засыпая, Богдан стал обмякать, грузно навалившись

на Василия. Тот чуть толкнув плечом, призвал его к мобилиза-ции, особой ответственности:

– Ты же Богдан?!– Ну и шо?– А то, что ты – Богом дан! Вот как твоё имя переводится.

Какой важный смысл в нём.– И шо?

128

– То, что стой! Крепись! Бодрствуй!Богдан ничего не ответил, но немного взял себя в руки и по-

крепче стал держаться на своих ногах.Кое-как доехали. Довёл Василий шатающегося от усталости

и от перенесённой жары Богдана до дома. Сдал его в руки за-ботливых родных.

Доброе, заботливое отношение, помощь Василия везде на его пути, растапливали основательно уже засеянный властями, журналюгами и инородцами-пародистами чертополох в умах и сердцах самостийных. В своём путешествии он, как мог, старал-ся не обижаться на обидные клички, несправедливые придирки, сглаживал в сердцах окружающих возникшую злобу и непри-язнь к «москалям».

У всех наций есть свои особенности. Они сложились в силу природы тех мест, условий жизни, уклада, истории народа.

Растерзанная постоянными набегами и нашествиями Юж-ная Россия до сих пор мучима хищными инородцами. Не может

129

пока она исцелиться и от постоянно вносимого в неё местечко-вого, глупого, самоуничтожительного вируса «самостийности», «нэзалэжности».

Только чудом, милостью Божьей мы ещё держимся. Не оди-чали доселе, не озлобились друг на друга. Не получается, слава Богу пока бесам стравить нас в схватке и взаимоуничтожении, как хорватов с сербами. Есть ещё запас генетической крепости в нас. Добры и трудолюбивы мы. Держимся примерами взаим-ного незлобия и терпения. Личным примером можно пока ещё если не переубедить, то хотя бы внести поправку в устоявшую-ся здесь, на Украине, укоренившуюся за столько веков «работы» инородцев неприязнь к братьям-«москалям».

Вероятно хозяйка загоняла в сарайку овец, мелодично пону-кая их: «Гей, ты куды? Уж я тоби покажу цоб цобэ!» – слышался невдалеке её голос.

Как ни упорствовал Василий, несмотря на его возражения, родные Богдана всё же втащили его в свою квартиру и силой усадили за стол. Отужинав со всеми, Богдан окончательно раз-мяк от тепла, обильной еды и отпросившись ушёл спать. Васи-лий расположился к участию в беседе с отцом Богдана, особо заинтересовавшимся гостем. Он посочувствовал тому, что Бог-дану приходиться так тяжело, на случайных работах хлеб зара-батывать. Отец его тяжело вздохнул, согласился:

– Да, с работой у нас очень трудно…Немного помолчали, потом разговорились. В ответ на вы-

сказанные, близкие ему позиции, Василий тоже разоткровенни-чался:

– Честно говоря, когда я ехал сюда, то очень боялся вашей «самостийности», неприязни к себе. Лет двадцать назад, при общем СССР, когда я был здесь, – было совсем по-другому. Всё было просто. Все были – одинаковы. Был общий язык, понима-ние. А теперь все разделились. Многие рассказывали о разгуле национализма здесь. Везде, мол слышится только украинский язык. Но приехав сюда, был приятно удивлён тем, что в основ-

130

ном люди говорят по-прежнему, как и вы, на русском языке или на понятной всё-таки смеси русского и украинского.

Хозяйка усмехнувшись, махнув рукой, как бы извиняясь за земляков, по привычке на смеси языков сказала:

– Та у нас уси так… как способней!Муж её продолжил:– Так вы же сами говорили, что за нашим Гоголем пришли

сюда. А он же в «Тарасе Бульбе» про это, пишет всё время, его герои говорят: «За Русь! За русскую землю!..» Мы то это пони-маем, и не обижаемся за это на Гоголя, как некоторые трёхнутые на «нэзалэжности». Мы согласны с ним и с вами. Чего нам де-лить? Всё у нас всегда было общим!

Добавила опять и жена его:– Так що, мий дид, гутарил ми – запомни, ми – русские! Ни-

какие не другие.Хозяин перехватил инициативу, с жаром продолжил:– «Украинцев», это поляки придумали, щоб оны были не-

ладны! Вроде мы у края находимся. Чьего края – то? России или ихнего? Вот им! – собеседник потряс в воздухе кукишем сло-женным из пальцев крупной, рабочей руки.

131

Потом он в досаде развёл руками и продолжил:– Совсем охренели там, у нас в Киеве, на Майдане. Все века

всегда для нас первыми врагами были подлые поляки. Вдруг узнаю, что там, на Крещатике, они главными «консультантами» там, – заводилами погромов объявились. По радио даже сообща-ют, что они у нас, депутаты польского сейма, открыто органи-зовали постоянные посты, несколько палаток, для инструктажа шпаны и боевиков. Это что?! Добровольная наша капитуляция перед ними? Ихняя оккупация?!..

– Та власти ж у нас – продажные! – дала свой ответ ему жена. – Та то всё западэнцы мутять.

– У вас никто на том Майдане не был? – спросил опасливо Василий.

– Сын был поначалу, – мрачно признался отец и тут же ак-тивно стал оправдываться. – Но мы сразу его развернули от-туда и потом… со многими соседями переругались из-за этого. Когда они стали выть после того, сказали им: «Вот хлебайте теперь, чего натворили. Не нойте. Работы нет? Жрать нечего? Сами виноваты! В ту же, вон, Россию ездите. На хлеб там зара-батываете. Да, на чужбине он не такой, как дома. А зачем тогда рушили всё дома? И зачем Россией сейчас подкармливаетесь и туда же в неё плюёте? В своих! Которые пускают вас, делятся с вами!..»

Василий вместо удовлетворённости от их самокритики, спросил:

– Почему же такой антагонизм к русским? Неприятие ны-нешней России? Это же чувствуется даже на улице.

– Да, есть, – согласился хозяин. – Нас, единое целое, – разде-лили общие наши враги. И по отдельности долбят, уничтожают.

Он опять сжал пальцы теперь в свой мощный кулак и, по-казав, пояснил:

– Вот, когда мы так вместе, сжаты, никто нас не одолеет. Главная их победа произошла в том, что они нас разжали.

Он разжал кулак. Кисть руки стала вновь растопыренной, неопределённо-безвольной, грустно произнёс:

132

– Отдельные пальцы гни куда хочешь. Вот они и пользуются моментом. Долбят нас по отдельности.

Подумав немного, продолжил:– Во многом это у нас, как и у вас, от ворья, от трепачей из

Рады и от шпаны со Львова и прочих, не пойми кого там – пере-мешанных с теми же поляками, венграми, евреями, чехами – за-падэнцами.

Опять встряла жена его:– Они же ничого такого не роблют. «За мое жито, та мене ж i

побито». Тильки всё хапать для сэбе.Муж согласно продолжил:– Да, у них никакой промышленности почти нет. Мало чего

было, а сейчас и то всё встало. Паразиты были, а сейчас и по-давно.

Снова вклинилась его жена:– Тильки горло драть, митинговать да захрэбетничать! Та то

нэ ми. Западэнцы всё здесь мутят. «Скачи, враже, як пан каже». Отмайданили Украину Ющенки с крашеной, не пойми какого роду-племени Тимошенкой. «Вiльно собацii на Бога брехати». Со Львову – одни спекулянты! С Запада таскать да здесь втридо-рога перепродавать! Молодёжь испортили.

Испытующе глянув на гостя, она решилась, произнесла:«Чи знаеш, вiн який парнище?На свiтi трохи есть таких, –Сивуху так, як брагу, хлище».

После этого, она стеснительно засмеялась, но Василий под-держал её одобрительной улыбкой.

Хозяин рассудительно повёл разговор дальше:– Вся промышленность у нас. Мы, центральная и восточная

Украина, всех здесь содержим и кормим.– Это усё вин, – хозяйка указала на полированный ящик те-

левизора. – Оттуда усё!Её поддержал и муж:– Да, у нас с утра до ночи Россию обхаивают, обсмеивают.

Анекдоты грязные и в газетах, журналах, со сцен зубоскалят. На

133

майках всякую га-дость пишут. И всё, как Тимошенко или Ющенко – не укра-инцы сами-то, как треклятый этот «Сер-дючка» и прочие при-шлые, инородцы. И у вас, смотрим, такие же трепачи: Жванец-кий, Познер, Шен-дерович, Собчак… воры-торгаши Абра-мович, Фридман…

– Те же гоголев-ские Янкели, – под-держал хозяина Ва-силий. – Вы же ци-тировали «Тараса».

– Да, – с радостью принял поддержку хозяин. – Их бы, как Гоголь пишет: «Як собаку, за шеяку!» Да вон!

Отец Богдана изобразил брезгливое схватывание грязной псины за шиворот и резкий бросок в сторону. Поморщившись, отряхнув руки он продолжил:

– Они, эти пришлые, шелудивые, мерзкие шавки вопят на Украине, в России и в Белоруссии свои мерзкие враки, разделяя и стравливая нас. Многие этим пользуются, раздувают, чтобы во власть пробраться, да наворовать побольше. Они повсюду! Вез-де их рожи! Люди-то смотрят и заражаются ихней брехнёй.

Опять его активно поддержала жена:– «Не грiй гадюки в пазусi, бо вкусить».– Точно! – порадовался жениной поддержке хозяин.Хозяйка поощрённая похвалой продолжила излагать украин-

скую народную мудрость:– «Прошли уже Покрова, заревiла дiвка, як корова».

Хозяйственный мужик

134

Нахмурился немного Василий, пытаясь уловить смысл услы-шанного. Хозяин помог ему в этом:

– Свадьбы бывали осенью. Та, которая не вышла до праздни-ка Покрова, до снегов, оставалась засидевшейся, ни с чем. Вот и нам, то одна власть горы золотые обещала, то другая, то тре-тья… а всё – мимо. Оставили нас так же ни с чем.

– Так, так… – одобрила его разъяснение хозяйка. И ещё до-бавила. – Ми сьодня «Хоч голиi, да в пiдв’язках». Зато с само-стийным гонором.«До нашого берега що нi припливе, то все трiска». Мы вже ко всему привыкли.

Подытоживая всё, хозяин спокойно сказал:– Пусть горлопанят. Никаких! Мы к их гнилому Западу не

пойдём.Согласно кивая, и жена его снова, не сразу, выдала стихот-

ворную цитату:«Щоб не своiм не торговали,Того б на откуп не давали,Що треба про запас держать»..

Тут же опять сму-щаясь, спросила Васи-лия:

– Понятно было?– Да! – поддержал

её гость.Хозяйка перешла на

серьёзный, строгий тон, сказала напоследок:

– Они, може, так хотят, а мы нет. Мы за-всегда с Россией!

– Наши прадеды нам это завещали. Ни-кто нас не оторвёт, – за-верил, заканчивая бесе-ду, хозяин.

135

Принимая такое согласное завершение хорошей беседы, Василий встал и в свою очередь, благодаря хозяев за обильные хлеб-соль и разговор, сказал:

– Хорошо, что есть такие люди, как вы, здраво понимаю-щие.

Хозяйка вновь бойко заговорила опять на смеси русского с украинским:

– Мы же и гутарили об чом? Тильки не злобиться друг на друга. И тогда у них ничого не выйдет. Тогда все плохое прой-дет.

Хозяин тоже успокоил:– Всё наладится. Правители наши не вечны. Вечны – наши

народы.– Составляющие единый наш народ, – осторожно подправил

Василий.– Согласен. Именно так, – утвердительно согласился хозяин.

Хитро улыбнувшись, и он решил похвалиться знанием украин-ского и народной мудрости, произнёс:

– «Прийшли козаки з Дону, то i погнали ляхiв з дому».Так и будет! Соберёмся с силами и погоним, – поддержал —

его обрадованный Василий.Осмелевший хозяин, ещё добавил:– «Щоб же я тричi ляхом став, коли то неправда».Пока супруга одаривала мужа поцелуями в его умную голо-

ву, Василий, чтобы общий, утвердительный тон не спал, произ-нёс громко:

– Правда! Будет не их, а именно наша правда и победа!

Пока они неспешно вкушали и беседовали, Богдан проспал весь их разговор. Его подняли для прощания с Василием. Он бла-годарно потряс руку Василию, обнял его, от души проговорил:

– Спасибо тебе.Постояв немного, собравшись с мыслями, отец Богдана ещё

откровенно сказал Василию драгоценные для него слова:

136

– Вы знаете, всё хорошее, что у нас на Украине есть, создалось тогда, когда мы были с вами, с Россией. Я надеюсь, что мы снова будем вместе. Тогда мы будем самыми сильными на земле.

– Дай-то Бог! – ответил Василий благодарно, с радостью и великой надеждой. – Вы меня укрепили. Скажу вам в утешение слова уважаемого нами всеми покойного митрополита Петер-бургского Иоанна (Снычёва). Они одинаковые по значению для нас с вами: «По счастью, жив ещё сам народ – униженный и обманутый, обворованный и оболганный, русский народ ещё жив!» Добавлю от себя. Пока разделённый, но единый русский народ наш – жив, и будет жить!!

С улыбкой поклонилась ему на прощание и хозяйка. Притих-ший от таких чувств родителей и от сказанных слов отца Богдан тоже признался:

– Я в конце немного слышал ваш разговор, и абсолютно со-гласен с вами.

Мать едва дотянулась до его головы, нагнула, прижала его к себе, похвалила за согласие:

– «У печурочцi родився».После этого, Богдан шагнул от матери к Василию, крепко

сжал его в своих объятиях и произнёс просто и убедительно:– Спасибо! Рад был! Приезжай! Всегда рады! Встретим.Такое взаимное добро и приятие, которое возникло между

Василием и Богданом, его родителями, сильно тронуло их, чуть ли не до слёз. Василий поспешно, чтобы больше не распалять общих чувств, взялся за ручку двери.

Уходя, он обернулся и увидел, как все махали ему руками. Удержав разыгравшиеся в нём чувства, Василий упрекнул себя за все досады свои по отношению к окружающим в происшед-ших с ним доселе негораздах. Будто пнул себя мысленно: «Вон, как тебя встретили, нытика, ворчуна. Не на вражьей ты терри-тории, а на родной. Временно оккупированной и отравленной неприятельской пропагандой. Но далеко не все поддались ей. Большинство, вон как, рады-радёшеньки. Родные! Так что мно-

137

гое зависит от нас самих. Будешь сам добрым и отзывчивым, и к тебе будут относиться по-доброму. Вон! Святой Иоанн Рус-ский, в плену, турок даже заставил любить и почитать его, как святого! А ты у сродников своих! Не будь недовольным, делай доброе везде, ко всем и всегда. Ты же – христианин! Добро! Только это во многом нас удерживает, объединяет, спасает и даёт нам надежду».

«Слава Богу, что мы русские!»(Николай Гоголь)

«…В XIX веке в интересах «мировой закулисы» началось внушение о том, что нет единого русского народа, а есть разные народы. При этом в отношении понятий «малоросс» и «великоросс» стали формировать отрицательное мнение. В отношении понятия «великоросс» стали внушать, что оно возвеличивающее и во всю стали обливать помоями, в публи-цистике замелькало унизительное – «русопят». В отношении понятия «малоросс» стали внушать, что оно унижающее и заменили его на ещё более унизительное и неопределённое – «украинец». С какой, собственно «окраины»?.. С причерномор-ской, с сибирской?..

И вот уже почти 100 лет мы, русские, живём в этом обма-не. Ведь, если без эмоций, то ничего унижающего в определении «малоросс» и чересчур возвеличивающего в понятии «велико-росс» нет.

В письме Запорожской Сечи к Богдану Хмельницкому, январь 1654 года: «А замысел ваш добь удаться и буде, а всемъ наро-дамъ малороссийскимъ по обеимь сторонамь Днепра будучимь, под протекцию монарха Российского, заслушны быть признак ем, яку наилучший пользе отчизне Малороссийской». (Андрей Дикий. «Неизвращённая история Украины-Руси». Из-во «Само-тека», М., 2007).

А вот понятий: «украинский», «украинец», «Украина» – нет ни в одном документе.

138

Если по существу, то малоросс – это самый первый рус-ский, самый древний русский. И отказываться малороссам от исторического имени нет никакого смысла.

«Украина» – это окраинные земли государства. В старин-ных бумагах часты выражения: Рязанская Украина, Сибирская Украина, Воронежская Украина.

Так что неудивительно появление понятий Малая Россия (Киев) и Великая Россия (Москва). Так уж сложилась история, что Киевская Русь попала в зависимость от поляков, а русское развитие переместилось на северо-восток. И в дальнейшем Русь была объединена вокруг Москвы».

(В. Башлачев)

Песня

«Слово гордое и злое направляет ко злу и до-брых людей, а слово смиренное и благое обращает к добру и злых людей».

(прп. Макарий Великий)

Отдаляясь от Диканьки, в одном из сёл, познакомился Ва-силий с двумя казаками, не «ряженными», не оголтелыми само-стийниками, образованными, энергичными.

Промыслительно, в этот день был праздник «Всех святых, в земле Русской просиявших». Казаки изготовили четырёхметро-вый, железный, узорчатый крест и организовали его установку.

После службы в церкви «Всех святых», торжественно прош-ли с крестом, хоругвями и иконами, во главе со священником, казаки с прихожанами прошли Крестным ходом к высокому взгорку перед въездом в посёлок и установили там поклонный крест. Вторично. Первый деревянный какие-то нечисти, месяц назад спилили. Новый крест поставили и укрепили. Священник с причтом отслужил молебен и освятил крест.

После этого пошли на трапезу. В честь праздника и установ-ки креста выпили и винца. Пропеты были все известные право-

139

славные песнопения. Кто-то запел народ-ную песню. Дру-гую… всё меньше и меньше было уча-ствующих в пении. Пропели два купле-та и остановились. Дальше слов не пом-нили. Начали дру-гую песню. Пропели один–два куплета. Дальше не вспомни-ли слова. По инициа-тиве одного из каза-ков начали петь дон-скую, казацкую пес-ню «Не для меня…». Многие знали её, взялись было лихо подпевать, но пропев два куплета, отстали и замолчали. Стали спорить о словах. Одни начинали было одно, другие – другое. Никто никого не слушал. Решили оставить и на-чать четвёртую, но резко встал высокий, дородный казак и гром-ко скомандовал:

– Стоп! Хватит скакать! Извините. Но нельзя же так. Давай-те допоём эту песню. Нельзя же так, братцы. Это же наши на-родные песни. В них душа нашего народа. Вы уж простите меня, но мы с вами – паршивцы, знаем понаслышке только один–два куплета. Не даём себе труда запомнить всё. Это же драгоценный кладезь, самого дорогого, что нам оставили наши прадеды. А мы не храним и не помним прошлого. Это же стыдно, очень стыд-но. Нельзя так. Позор! Мы даже предков- то наших не помним!.. Кавказцы, узбеки… все помнят своих прадедов до восьмого, де-

Несущие крест

140

сятого и более колена. Евреи, до ветхозаветных времён! А мы? Давайте начнём исправляться. Вот хотя бы с того начнём, что допоём эту нашу казацкую песню до конца.

Он дал команду гитаристу. Негромко, но внушительно по-вёл, продолжил петь куплеты последней оборванной песни. Его вразнобой, поначалу неуверенно стали поддерживать присут-ствующие, подтягивать своими голосами:

… Не для меня журчат ручьи,Звенят алмазными струями,Там дева с чёрными бровями,Она растёт не для меня.

Не для меня пасхальный звон,В кругу родня вся соберётся,«Христос воскрес!» из уст польётся,Пасхальный день и без меня.

А для меня кусок свинца,Он в тело белое вопьётся,И кровь горячая прольётся,Такая жизнь, брат, ждёт меня.

Закончилась первая песня допетая всеми до конца. Не хоте-лось с ней прощаться. Так бы петь и петь. Размышлять о муж-ской, суровой доле. О единстве во всём, братстве и товарище-стве, потерянных в современной суете, разобщённости. Только в такие краткие минуты понимаешь, что в сущности, это вот – главное, а не та жалкая толкотня за мирскими «благами», угож-дением семьям. Вот она – настоящая, достойная мужика жизнь. В такие минуты, как Тарасу, хочется сорвать с себя шляпу, или другой какой причиндал с головы, швырнуть наземь, и переко-лотить все накопленные жёнами хрустали, выскочить из домины или комфортабельной квартиры на простор, на свободу, на от-важные и опасные дела в кругу таких же вырвавшихся на волю

141

соколов. Завопить, что есть мочи: «Не для меня! Ваша затхлая, мышиная жизнюшка! Не для меня! Ваш комфортик, уютик, по-ложеньица, наслажденьица, девицы и прочие «прелести» этого мира. Дайте мне коня! Братию верную до смерти! Дело смелое, важное. Цель святую! И пусть «кусок свинца в моё тело белое вопьётся». Пусть моя «кровь горячая прольётся»! Я буду – счаст-лив! Может быть, единственный раз в жизни по-настоящему. Ли-куя, уходя ото всех и всего земного, тленного. На лету очищаясь проливаемой своею кровью, расплачиваясь ею за многие свои прегрешения перед Создателем и Судией. Уповая на Его снис-хождение и приятие грешного, в Его Царство света, истины и справедливости. Так, с таким восторгом покидали этот суетный мир, погибали казаки у Гоголя.

Прохладный покой

Много прошёл Василий и многое повидал.Под вечер, усталый, остановился перед одним из сёл.

142

После жаркого дня наступила наконец прохлада. Сидел он на берегу пруда под развесистой ивой и, глядя на воду, отдыхал и телом и душой, щурясь на солнце, которое медленно склонялось к западу. Уходя, оно окрасило всё вокруг в оранжевый цвет, и как в полдень, нестерпимо раскаляло и иссушало окружающее.

Уже давно ушли женщины с поля, где они пололи тяпками свеклу. И на дальнем поле, откуда слышалось усердное тарах-тение трактора, всё стихло. Только жаворонок, ещё паря где-то в вышине, отпевал свою звонкую последнюю песню. Своё про-щальное, благодарное излияние Творцу за дарованный день. Птаха умеет благодарить, а мы, «высшие творения»?..

Тепло и свет на некоторое время покидали землю, уходили куда-то за безмолвно стоящие, тёмные, загадочные и манящие к себе леса. Всё стихло, умиротворилось вокруг.

Хорошо было на берегу тихого пруда, в двух километрах от деревни. Вот и жаворонок затих, закончив свою вечернюю мо-литву, и незримо упал в середину поля.

Василий слышал отдалённый стук вёдер. Это расходились доярки по домам, после вечерней дойки. Слышался громкий смех. Должно быть, после какой-нибудь шутки от провожающих их скотников. Смех и голоса не раздражали, не портили той гар-монии, какую навёл тихий и ласковый вечер.

Почти совсем стемнело и стало холодно. Василий очнулся. Неизвестно, сколько бы он ещё просидел здесь, но каким-то чу-дом на него набрёл работник фермы. Он подошёл к пруду за-черпнуть воды и удивлённо спросил:

– А вы чего здесь делаете? Поздно и холодно уж.– Ничего.– Хотите, подвезу? – попросту предложил рабочий.– Было бы неплохо, – охотно согласился Василий.Машина оказалась старая, сильно трясло.Свет зажжённых фар освещал впереди небольшой отрезок

пыльной просёлочной дороги. Плавно и легко ревел мотор. Ма-шина неспешно продвигалась вперёд, преодолевая небольшие взгорки и высвечивая из темноты новые участки пыльной доро-

143

ги с белыми травами и былинками на обочине. Мелькали яркими всполохами проносящиеся перед лобовыми стёклами мотыльки и всякие насекомые.

Вскоре прибыли в село. Василий поблагодарил доброго во-дителя, и спрыгнул из кабины, оказавшись прямо перед сель-ским клубом. Видя ярко освящённый вход и большую толпу мо-лодёжи, с досадой вспомнил, что сегодня субботний вечер! Куда его в такое время занесло?!.. Но делать нечего, опустив голову вниз, быстро зашагал мимо тех, что толкутся там, разгорячён-ные спиртным и бесноватыми трясками на дискотеке. Какой-то пьяный голос окликнул его: «Эй, ты!..». Василий, сделав вид, что не слышал, или что это не его зовут, быстро удалился прочь.

Беснование на дискотеке

Господи! Как это мерзко и пошло. Во все времена – одно и тоже. Будь то, как ранее в клубах, которыми коммунисты заменили лю-дям порушенные ими храмы. А теперь ещё хлеще, – бесноватые тряски на дискотеках, чаще в разорённых, бывших складах и це-хах. Суть же – одна, та же похотливая, царила и тут в грубой, откровенной форме.

144

«Стойте в свободе, которую даровал нам Хри-стос, и не подвергайтесь опять игу рабства».

(Гал. 5,1)

Уединившись, снова, в который раз раскрыл Василий затёр-тую уже книгу величественной, безсмертной повести. Гоголь писал только по-русски. Описывая самого Тараса, он пытается представить внутренний строй высочайшего, строгого духа на-ших прадедов, нашей коренной структуры:

«Это был один из тех характеров, которые могли возник-нуть только в тяжёлый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кров-ли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал гля-деть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мир-ный славянский дух и завелось козачество – широкая, разгуль-ная замашка русской природы, – и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, кото-рым и счёту никто не ведал, и смелые товарищи их были впра-

ве отвечать султану, по-желавшему знать о чис-ле их: «Кто их знает! У нас их рас-кидано по всему степу: что байрак, то козак» (что малень-кий пригорок, Избрание гетмана

145

там уж и козак). Это было, точно, необыкновенное явление русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед. Вме-сто прежних уделов, мелких городков, наполненных псарями и ловчими, вместо враждующих и торгующих городами мелких князей возникли грозные селения, курени и околицы, связан-ные общей опасностью и ненавистью против нехристианских хищников. Уже известно всем из истории, как их вечная борьба и безпокойная жизнь спасли Европу от неукротимых набегов, грозивших её опрокинуть.

…Гетманы, избранные из среды самих же козаков, преоб-разовали околицы и курени в полки и правильные округи. Это не было строевое собранное войско, его бы никто не увидал; но в случае войны и общего движенья, в восемь дней, не больше, вся-кий являлся на коне во всём своём вооружении, и в две недели набиралось такое войско, какого бы не в силах были набрать никакие рекрутские наборы. Кончился поход – воин уходил в луга и пашни, на днепровские перевозы, ловил рыбу, торговал, варил пиво и был вольный козак. Современные иноземцы справедливо дивились тогда необыкновенным способностям его. Не было ре-месла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить те-легу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, – гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, – всё это было ему по плечу. … Стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сёл и местечек и прокричать во весь голос, ставши на телегу: «Эй вы, пивники, броварники, полно вам пиво варить, да валяться по запечьям, да кормить своим жирным телом мух! Ступайте славы рыцарской и чести добиваться! Вы, плугари, гречкосеи, овцеводы, баболюбы, полно вам за плугом ходить да пачкать в земле свои жёлтые чоботы, да подбираться к жинкам и губить силу рыцарскую! Пора доставать козацкой славы!» И слова эти были как искры, падающие на сухое дерево. Пахарь ломал свой плуг, бровары и пивовары кидали свои кадки и разбивали бочки, ремесленник и торгаш посылал к чёрту и ремесло и лавку, бил горшки в доме – и всё, что ни было, садилось на коня. Словом,

146

русский характер получил здесь могучий, широкий размах, крепкую наружность».

(«Тарас Бульба»).

Проводы

В одном украинском городке Василий наблюдал проводы парней-новобранцев. В основном собраны были хлопцы, но стояли они либо с приятелями и курили, либо жались по углам и обнимались с девицами, как будто это нерушимый «залог» верности. И, наверняка, поможет в долгой разлуке. Глупенькие. Совсем наоборот. Надёжнее, когда не плотским единением чув-ства крепятся, а духовным. Только двое-трое из почти полусотни стояли рядом с родителями. Около подбадривающих их отцов и плачущих тихо матерей. Матери наверняка не спали перед этим,

147

сидели у изголовья своих сыновей, провожали, как когда-то мать гоголевских Остапа и Андрия.

«Месяц с вышины неба давно уже озарял весь двор, наполнен-ный спящими, густую кучу верб и высокий бурьян, в котором по-тонул частокол, окружавший двор. Она всё сидела в головах ми-лых сыновей своих, ни на минуту не сводила с них глаз и не думала о сне. Уже кони, чуя рассвет, все полегли на траву и перестали есть; верхние листья верб начали лепетать, и мало-помалу лепе-чущая струя спустилась по ним до самого низу. Она просидела до света, вовсе не утомилась и внутренне желала, чтобы ночь про-тянулась как можно дольше. Со степи понеслось звонкое ржание жеребенка; красные полосы ясно сверкнули на небе».

Василий с трудом вернулся в реальность. На небольшую, уже с раннего утра шумную площадь городка. Грустное это зре-лище, – расставание людей. Тем более детей с родителями. Хоть и не надолго, не на войну они уходят, но всё же тревожно. Рядом с ним, мужчина спросил одного из провожаемых:

– Серёг, тяжко тебе уходить наверное женатому?– Нет.– Да ну! – не поверил спрашивавший. – Жалеешь наверное,

что так рано женился?– Жалею… что раньше не женился.– Не боишься, что не дождётся?– Нет.– Это почему так?– Потому, что выбрал себе не броскую, как все, а верную.

Учат же старики «С кем венчаться, с тем кончаться».Вместо похвальных слов, обнял крепко мужчина парня, а тот

его. Сжали они друг друга, сколько силы хватало, засмеялись.Всё же печаль – неотъемлема при проводах, особенно таких.

Она довлела, никуда от неё не деться. Витала над всеми, выра-жаемое некоторыми веселье было натужное.

И у Гоголя та же грусть. Приоткрыв книгу на том месте, где он остановился, Василий прочитал момент прощания с родными местами уходящих на Сечь Тараса и сыновей:

148

«День был серый; зелень сверкала ярко; птицы щебетали как-то вразлад. Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушёл в землю; только видны были над землёй две трубы скромного их домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг ещё стлался перед ними, – тот луг, по которому они могли припомнить всю исто-рию своей жизни, от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали в нём чернобровую козачку. Вот уже один только шест над колодцем с привязанным вверху ко-лесом от телеги одиноко торчит в небе; уже равнина, кото-рую они проехали, кажется издали горою и всё собою закрыла. Прощайте,и детство, и игры, и всё, и всё!»

И сейчас всё так же. И день серенький. И мокрая от большой росы поутру яркая зелень. И птицы, в основном городские во-робьи, чирикают тоже вразлад…

Хотел было отойти Василий по своим делам от группы со-бранных призывников и их родителей, как был остановлен не-обычным поступком одного из провожаемых, который взломал образовавшуюся унылую атмосферу.

Он, не скрывая тоски и того, что не догулял здесь, заголосил по-украински: «Ты ж мэнэ пидманула! Ты ж мэнэ пидвила…». Его поддержали приятели, и вскоре тихая грустная минута про-щания превратилась в открытую безшабашную и одновременно до боли чувствительную сцену. Вот уже целый хор образовался вокруг солиста. Смешались, сплелись, пронзительно звучали го-лоса уходящих на военную службу парней. Им вторили девчата. Взрослые отцы и матери и седовласые деды и бабки, пришедшие проводить внуков, подтягивали им негромко. Все объединились с бравыми улыбками и слезами, кто с тихим или с громовым воплем тоски и грусти. Вот уже кто-то пустился в пляс. Ему хлопали и посвистывали, покрикивали, поддерживая и бодря. К ним присоединились двое или трое, отбросив привычные вы-требеньки, плясали, не вихляя задом, как на дискотеках, а по-народному, по-мужицки отчаянно отбивали подошвами о землю. Как во времена Тараса, в Сечи:

149

«Путники вые-хали на обширную площадь, где обык-новенно собиралась Рада. На большой опрокинутой бочке сидел запорожец без рубашки; он держал её в руках и медлен-но зашивал на ней дыры. Им опять перегородила дорогу целая толпа музы-кантов, в середине которых отплясы-вал молодой запо-рожец, заломивши шапку чертом и вскинувши руками. Он кричал только: «Живее играйте, музыканты! Не жалей, Фома, горилки право-славным христианам!». И Фома, с подбитым глазом, мерял без счёту каждому пристававшему по огромнейшей кружке. Около молодого запорожца четверо старых выработывали довольно мелко ногами, вскидывались, как вихорь, на сторону, почти на голову музыкантам, и вдруг, опустившись, неслися вприсядку и били круто и крепко своими серебряными подковами плотно убитую землю. Земля глухо гудела на всю окружность, и в возду-хе далече отдавались гопаки и тропаки, выбиваемые звонкими подковами сапогов. Но один всех живее вскрикивал и летел вслед за другими в танце. Чуприна развевалась по ветру, вся открыта была сильная грудь; тёплый зимний кожух был надет в рукава, и пот градом лил с него, как из ведра. «Да сними хоть кожух! – сказал, наконец, Тарас, – видишь, как парит!» – «Не можно!» – кричал запорожец. «Отчего?» – «Не можно; у меня уж такой

150

нрав: что скину, то пропало». А шапки уж давно не было на молодце, ни пояса на кафтане, ни шитого платка: всё пошло куда следует. Толпа росла; к танцующим приставали другие, и нельзя было видеть без внутреннего движенья, как всё отдира-ло танец самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо свет и который, по своим мощным изобретателям, назван казачком.

– Эх, если бы не конь! – вскрикнул Тарас, – пустился бы, пра-во, пустился бы сам в танец!»

Не было здесь уже маменькиных мазунчиков и бейбасов – были отважные мужики, которые завтра будут с оружием на гра-нице, в танках и самолётах. Была, ожила в них прежняя, домон-гольская и допольская, единая Русь. Не одним разгулом просла-вились казаки. Много в них было и сурового разума, радостных и мрачных воспоминаний, и связаны они были этим до смерти – общей, обездоленной на родной земле судьбой:

«А между тем в народе стали попадаться и уваженные по заслугам всею Сечью, седые, старые чубы, бывавшие не раз старшинами. Тарас скоро встретил множество знакомых лиц.

151

Остап и Андрий слыша-ли только приветствия: «А, это ты, Печерица! Здравствуй, Козолуп!» – «Откуда Бог несёт тебя, Тарас?» – «Ты как сюда зашёл, Долото? Здорово, Кирдяга! Здорово, Гу-стый! Думал ли я видеть тебя, Ремень?» И витя-зи, собравшиеся со всего мира восточной России, целовались взаимно, и тут понеслись вопросы: «А что Касьян? Что Бо-родавка? Что Колопёр? Что Пидсышок?» И слышал только в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен в Толопане, что с Колопёра содрали кожу под Кизикирменом, что Пидсышкова голова посолена в бочке и отправлена в самый Царь-град. Понурил голову старый Бульба и раздумчиво говорил: «Добрые были казаки!»

Природная удаль продолжала кипеть и искриться у праправ-нуков этих казаков неповторимыми красками! Забурлила в них древняя, густая кровь запорожцев. Были среди них и рослые па-рубки – богатыри наподобие Остапа и Андрия.

Отцы и деды новобранцев тоже подтянулись, приосанились, как старые орлы, тоже от кости Тараса. Вот они – скрытые кор-ни!.. Вот она! Жива ещё Русь целая, неразделённая, родная, Свя-тая!..

Здесь были вперемежку не только коренные малороссы, никуда не уезжавшие, но и подрабатывающие в России. Дав-но переженившиеся с русскими, смешавшиеся, никто уже и не помнит в каком поколении, близкие, родные. Много приехало

152

и родственников из России. Живущие в России плохо знали, не помнили или вовсе не понимали украинского языка. Потому как в прежнем государстве, где все жили вместе, учили в школе и об-щались в основном на русском языке. А посему, как при многих подобных случаях, тут просто и легко смешивалась украинская мова с общей, всем понятной русской речью. Никто ни перед кем не возносился.

Запела первой, заголосила, изливая свою боль расставания с сыном, почти плача, одна из матерей. Она запела украинскую, всем известную, ещё с тех советских времён песню, которую знали, любили и пели по всей нашей единой тогда стране:

Рiдна мати моя, ти ночей не доспала,Ти водила мене у поля край села,I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,i рушник вишиваний на щастя дала.

Как только она запела, все разом притихли, уважительно скло-нили головы. Внимательно слушали её пение, не встревая, когда она закончила куплет, негромко в тон ей все поддержали её:

I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,I рушник вишиваний на щастя, на долю дала.

После этого вновь примолкли, давая право матери продол-жить выразить свою скорбь. Она продолжила:

Хай на ньому цвiте росяниста дорiжка,I зеленi луги, й солов’iнi гаi,I твоя незрадлива материнська ласкава усмiшка,I засмученi очi хорошi твоi.

И опять все повторили негромко последние строчки:

I твоя незрадлива материнська ласкава усмiшка,I засмученi очi хорошi, блакитнi твоi.

153

Но после этих слов уже все вместе, слаженно и окрепшими голосами, громко пропели знакомую с самого детства песню:

Я вiзьму той рушник, постелю, наче долю,В тихiм шелестi трав, в щебетаннi дiбров.I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю:I дитинство, й розлука, i вiрна любов.

И ещё громче повторили:

I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю:I дитинство, й розлука, й твоя материнська любов…

Долго молчали после такого пения, вспоминая своих мате-рей. Думая о высоком и трагическом предначертании матерей, их тревогах и молчаливых скорбях…

После пения понемногу снова стали переговариваться и пе-решучиваться. Общее оживление нарушила Оксана, девушка из южных краёв Украины. Она запела всем известную, на сей раз удалую, боевую песню, больше подходящую какому-нибудь из ладных парубков, уходящих в армию. Оксана бойко возгласила:

Розпрягайте, хлопцi, конiТа й лягайте спочивать,А я пiду в сад зелений,В сад криниченьку копать.

Её также никто не посмел ни оборвать, ни пристроиться. Она продолжила:

Копав, копав криниченькуУ вишневому саду.Чи не вийде дiвчинонькаРано-вранцi по воду?

154

Вийшла, вийшла дiвчинонькаВ сад вишневий воду брать,

Но тут уж несколько парней не сплоховали, вклинились мощно своими крепкими голосами:

А за нею козаченькоВеде коня напувать.

Просив, просив вiдерочко –Вона йому не дала,Дарив, дарив iй колечко –

Дивчина властно подняла руку вверх, останавливая удалых попутчиков и одна, единовластно, дерзко закончила:

Вона його не взяла!..

Тут все не выдержали, засмеялись, захлопали в ладоши. Ок-сана победительницей поклонилась всем, принимая заслужен-ную похвалу.

Потом один парубок запел русскую старинную песню. Ему никто не подпевал, слов не знали, но чувствовали – хорошая,

155

серьёзная песня. Откуда он её знал? Замерли все на миг и стали внимать, впитывать в себя:

Там во поле, эх дуб зеленый,Никто его да только не срубил, эх...

Под тем дубом, эх под зеленым,Парень с девкой долго говорил, эх...

«Не плачь, девка, эх, не плачь, любка, (красна)Да не плачь, розочка да ты моя, эх...

Как вернуся, эх, со призыву,Да возьму замуж, да я за себя, эх...

Парню зааплодировали. Польщена была, больше чем за себя, его подруга Оксана. Она, как и многие, не знала слов этой редкой песни и не сумела достойно поддержать своего хлопца. От этого волнения, польщённая и за него, а ещё от общего внимания, она смутилась, крепче прижалась к нему.

Нашлась и другая боевая дивчина. Та, будто вступила в свое-образный песенный диалог с Оксаниным ладным новобранцем, лихо продолжила свою русскую народную припасочку:

Бела зоренька в око...в окошечко взошла,Мил уехал, не сказал: «Красавица, прощай.»

Всю дороженьку милой записочку писал,А в записочке милой словесно рассказал:

«Ты не плачь, не плачь краса...красавица моя,Не роняй слезу на бе...на белое лицо.

Не роняй слезу на бе...на белое лицо,Слёзы портят, портят девью, девью красоту».

156

Ей тоже радост-но, громко заапло-дировали.

Кто-то повёл опять общую, укра-инскую, всему миру известную песню. Мощный хор опять собрался, сгруппи-ровался и грянул так, что всё вороньё, недовольно гаркнув, разлетелось в сторо-ны. Пели мы так ещё в недалёкое время, сцепившись крепко душами, когда жили дружно и слаженно

– единым народом. Оттуда, с тех счастливых времён, как сол-нышко, ярко, светло и тепло засияла всем забытая радость.

Дивлюсь я на небо та й думку гадаю:Чому я не сокiл, чому не лiтаю,Чому менi, Боже, ти крилець не дав?Я б землю покинув i в небо злiтав.

Далеко за хмари, подальше од свiту,Шукать собi долi, на горе привiтуI ласки у зiрок, у сонця просить,У свiтлiiх яснiм все горе втопить…

Решимость не поддаться печали, преодолеть горечь расста-вания возобладала. Мощно, единодушно, на предельной силе го-лосов, громко завершили известную всем песню:

157

Коли б менi крилля, орлячi тi крилля,Я б землю покинув i на новосiлляОрлом бистрокрилим у небо польнувI в хмарах навiки от свiту втонув!

Всё-таки русское лукошко и здесь не подвело, уравняло. Зазвучала другая, озорная, боевая песня. Эту русскую песню, почему-то знали почти все присутствующие, даже молодые:

Как по озеру степномуЧёлн плывет путём знакомым,К бережочку подплывает,Парень девку вызывает.

– Ой, любимая дивчина,Без тебя томит кручина,Без тебя тускнеют очи,Светлый день темнее ночи.

– Ой, любимый мой козаче,По тебе я горько плачу.Но меня уж повенчали,Нелюбимому отдали.

Как по озеру степномуЧёлн плывет путём знакомым,Парень с милой уплывает,Громко песню напевает…

Привычно ждал Василий, что песня закончится минорно, в слезах и тоске, а она, вот те раз, вывернулась озорно и радост-но. Закончили и эту песню весело, с казацкою лихостью, удаль-ством.

Любуясь поющими новобранцами, их ладными матерями, матёрыми мужиками-отцами, статными дивчинами, восхища-

158

ясь их удалью, мощью и отвагой, Василий радостно вскричал про себя: «Вот оно! Есть ещё порох в пороховницах! Не оску-дела ещё Русь! Жив ещё дух в нашем едином народе. Никакие Кравчуки-Ельцины-Шушкевичи и прочие фармазоны не разде-лят нас! Выстоим!..»

Видя пример сохранившейся ещё в народе удали, вспомнил Василий и строки более чем двухвековой давности:

«И даже смерть, как гостью, ожидает,Крутя, задумавшись, усы».

(М. Державин)

Глядя на крепких телом и духом мужиков и парубков, вспом-нил Василий знаменитое живописное полотно с изображением запорожских казаков, пишущих ответ турецкому султану. Ожила вновь перед глазами казацкая вольница.

Предложение Мухаммеда IV

«Я, султан, сын Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога, владелец царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, попечитель самого Бога, надежда и утеше-ние мусульман, смущение христиан – повелеваю Вам, запорож-ским казакам, сдаться мне добровольно безо всякого сопротив-ления и меня Вашими нападками не заставлять беспокоиться».

Султан турецкий Мухаммед IV.

Oтвет Запорожцiв Мухаммету IV

«Запорожские козаки турецкому султану.Ти, султан, чорт турецкий, i проклятого чорта брат i товарищ,

самого Люцеперя секретарь. Якiй ты в чорта лыцарь, коли голою сракою ежака не вбъешь. …Не будешь ты, сукiн ты сыну, сынiв христiянських пiд собой маты, твойого вiйска мы не боiмось, землею i водою будем биться з тобою.

159

Вавилоньскiй ты кухарь, Макидоньскiй колесник, Iерусалимськiй бравирник, Александрiйський козолуп, Велико-го и Малого Египта свинарь, армяньска злодиюка, татарський сагайдак, Каменецькiй кат, у всего свiту i пiдсвiту блазень, само-го гаспида внук и нашего хряка задний крюк. Свиняча ты морда, кобыляча срака, пёс, нехрещений лоб, От так тo6iзапорожцi ви-сказали, плюгавче. Не будешь ти христiан пасти.

Теперь кончаемо, бо числа не знаемо i календаря не маемо, мiсяц у нe6i, год у книзя, а день такий у нас, якиii у вас, за це по-целуй в зад нас!»

Пiдписали: Кошевой атаман Иван Сиркозо вciм кошем Запорожськiм.

Грубый, конечно по нынешним временам язык у этого, те-перь архивного документа, но есть прямота и отвага, которые важнее и дороже витиеватых, лукавых и двусмысленных депеш нынешних дипломатов.

Славная вольница, образ неудержимой свободы волеизлия-ния, как они завораживают, влекут и зовут к себе!.. Думается, если бы сейчас было возможно существование такого братства, было бы такое приманчивое место, – многие бы мужики и сей-

160

час побросав все свои должности, имущество и даже близких, рванулись бы туда, где душа ликует, поёт, звенит от своей осво-бождённости, от мирского хлама и сковывающих пут быта.

Захотелось и Василию вскричать в восторге, как молодым сыновьям Тараса, впервые увидевшим загадочную Сечь:

«…Наконец они увидели несколько разбросанных куреней, покрытых дёрном или войлоком. Иные уставлены были пуш-ками. Нигде не видно было забора или тех низеньких домиков с навесами на низеньких деревянных столбиках, какие были в предместье. Небольшой вал и засека, не хранимые решительно никем, показывали страшную безпечность. Несколько дюжих запорожцев, лежавших с трубками в зубах на самой дороге, по-смотрели на них довольно равнодушно и не сдвинулись с места. Тарас осторожно проехал с сыновьями между них, сказавши: «Здравствуйте, панове!» – «Здравствуйте и вы!» – отвечали за-порожцы. Везде, по всему полю, живописными кучами пестрел народ. По смуглым лицам видно было, что все были закалены в битвах, испробовали всяких невзгод. Так вот она, Сечь! Вот то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие, как львы!

Запорожье, о. Хортица.Реконструированная запорожская Сечь. 2010 г.

161

Вот откуда разливает-ся воля и казачество на всю Украйну!»

Во всём этом удаль-стве провожаемых ново-бранцев, которое дове-лось увидеть Василию, говоря гоголевскими сло-вами, проявилось «не-обыкновенное явление русской силы», которую «вышибло из народной груди огниво бед». У нас бед не меньше. Мы тоже «у черты», от последних лет обмана и разделения, которые устроили в 90-х годах подлые правите-ли как в России, так и на Украине. Разобщённые, разом обнищавшие и по-терявшие смысл и стремление жить тоже приблизились к порогу отчаяния. Может, от этой последней, но не конечной, а отправ-ной вспять, как блудные сыны, вернёмся к Отцу, бросимся в рас-каянии и слезах перед Ним? Обнимемся с братьями единокров-ными, родными?.. Дай- то Бог сил, разума и доброй воли!

Снова открыл книгу Василий. С восхищением дочитал до того места, где описывается Сечь. Как туда приходили буду-щие казаки. Как быстро, просто и в тоже время глубоко, через самую сердцевину духа человеческого проходил процесс по-полнения, принятия в казацкую вольницу. Без расспросов, до-кументов, долгих, подозрительных вызнаваний, рекомендаций и прочего:

162

«…Казалось чрезвычайно странным, что приходила на Сечь масса народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный дом, из которого только за час пред тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому, который обыкновенно говорил:

– Здравствуй! Что, во Христа веруешь?– Верую! – отвечал приходивший.– И в Троицу Святую веруешь?– Верую!– Ив церковь ходишь?– Хожу!– А ну, перекрестись!Пришедший крестился.– Ну, хорошо, – отвечал кошевой, – ступай же в который

сам знаешь курень.Этим оканчивалась вся церемония. И вся Сечь молилась в

одной церкви и готова была защищать её до последней капли крови, хотя и слышать не хотела о посте и воздержании».

Вот так просто. И это там, где неосторожное принятие в чис-ло братии Сечи, может завтра обернуться твоей смертью. Глав-ное – веруешь ли в Православную веру! Не то, что сегодня. Куда бы ты ни пришёл. Первым делом тебя встретят подозрительным взглядом. Будто ты вор или проходимец. Потребуют документы. Долго в них будут копаться и высматривать. Задавать унизитель-ные вопросы. Ничего не ответив определённого, будут много дней мурыжить тебя, вызнавать про тебя повсюду и в результате, чаще всего грубо, по-хамски пошлют подальше.

«Человек сильной воли творит свою судьбу, а слабый лишь проживает жизнь, которая выпала на его долю».

(Альфред да Виньи)

163

«Наша брань не против крови и плоти, но про-тив начальств, против властей, против миропра-вителей тьмы века сего, против духов злобы под-небесной».

(Еф. 6, 12)

«Пусть покоряются слабые, сильные – вперёд!»(Хосе Марти)

Особенную, давно потерянную нами цельность и мощь нёс в себе, в своих поступках главный герой повести Н.В. Гоголя – Тарас Бульба:

«…Он любил про-стую жизнь козаков и перессорился с теми из своих товарищей, ко-торые были наклонны к варшавской стороне, называя их холопьями польских панов. Веч-но неугомонный, он считал себя законным защитником Право-славия. Самоуправно входил в села, где толь-ко жаловались на при-теснения арендаторов и на прибавку новых пошлин. Сам с свои-ми козаками произво-дил над ними расправу и положил себе правилом, что в трёх случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары не уважили в чём старшин, когда глумились над Православием и не почтили пред-

164

ковского закона и, наконец, когда враги были бусурманы, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства».

Прославленные места

Сорочинцы

Добрался наконец Василий, побывал в Сорочинцах, знаме-нитых не только по опере «Сорочинская ярмарка». Если в былые времена здесь и были большие ярмарки, теперь они уже прохо-дят не с тем размахом, но стали как бы постоянной принадлеж-ностью города. Ещё по дороге, далеко до подъезда к нему много завлекающих заманок, как перед любым местом известным ту-ристам, особенно если это в южной стороне, где умеют и любят торговать.

Запоминаются всем при подъезде к Сорочинцам и три зна-менитых дуба. Около них стоят вместительные скамейки. При-езжих это привлекает. Мало кто проезжает мимо, не останав-ливаясь здесь. Тут то и подхватила Василия весёлая компания, настойчиво усадили его за свою обширную скамью-стол и за-ставили наедаться.

165

Многих распирает здесь попеть во всю глотку, да обязатель-но похвалиться знанием украиньской мовы. Издалека слышны голоса основательно подвыпивших людей:

Гой на горе тай жинцы жнуть,Ой на горе тай жинцы жнуть,А по пид гороюЯром долиноюКозаки йдуть.

Проезжая мимо заезжих певунов и пивунов, местный, до-родный мужик, усмехнувшись, подбодрил их:

– Спивайте, тильки бы в радисть!Ободрённые заезжие гости ещё хлеще начали выпендри-

ваться знанием украинского языка. Один опрокинул содержимое пластмассового стаканчика себе в глотку, едва отдышавшись, на-чал голосить:

– Та-ак, это першая…– Какая тебе «першая»?! – подскочила к нему такая же упи-

танная жена, вырывая уже осушенный стакан. – Ты таких «пер-ших» уже всю бутылку проглотил. Хватит!

– Да пусть, чё ты к нему пристала, – вступился за приятеля грузный мужик из их компании. – Мы ж на отдыхе.

– Спасиби, – опять кичась знанием местного языка, поблаго-дарил за поддержку приятеля тот, которого пыталась ограничить женщина.

– Заспивай ещё! – громко приказал ему приятель, тоже желая приобщиться к мове.

Певец и пивец вдруг заартачился:– Шо я зувсим в хохла, что ли, превратился? Вон, пускай

твоя Оксанка спивает. Она сюда привезла нас. Это её родина. Вот пусть и поёт. А мы послухаем.

Все с надеждой воззрились на подругу грузного мужчины. Та, подумав, поморщилась и отрицательно замотала головой. Все бросились её уговаривать, пристыжать, что она родное своё не уважает и не любит.

166

– При чём здесь это? – в свою очередь, на чистом русском языке, совсем без акцента, видно, давно живёт в России, возму-тилась она. – Не хочу. Хорошо не умею, а плохо лучше не надо.

Компания оставила свои просьбы, и в это время любитель украинской культуры выкрикнул:

– Это правда не песня, а стихи. Зато самого Кобзаря – Шев-ченко:

Свою Украйну любить,Любить ие… В час лютеВ остатню тяжкую минутуЗа ние Господа малить…

Все с уважением помолчали, но Оксана, сделала замечание:– Это не совсем точный текст. Здесь много не украинских

выражений, а русских.– Так у вас написано! Вот, на ваших деньгах, на гривнах

здешних так написано, – обиделся, стал возмущаться чтец.– Правильно! – активно поддержал его тучный приятель. –

Зато главное есть, соблюдено! Чувствуется местный колорит.– Наверное, – уклончиво уступила Оксана.– Ну ладно. Гайда дальше! – не давая расстроить общее, при-

поднятое настроение зычно вскричал тучный и приказал всем. – По машинам!

Будто того и ждали, женщины принялись бойко убирать всё со скамейки. Часть переносили обратно в стоящие неподале-ку иномарки, часть завернули в бумагу и отнесли в мусорные баки… Узнав, что Василий начитался Гоголя и идёт по его род-ным местам, категорически затащили его в одну из машин и поехали дальше.

До самого города доехать не удалось. Невдалеке их ждало новое искушение, экзотический хуторок. Всё то же самое. Четы-ре будто игрушечные, размалёванные хаты. Перед ними колодец-журавль, телега с поднятыми вверх оглоблями, знаменитыми глиняными, разрисованными горшками разной величины и фор-

167

мы из полтавской Опошни. Рядом стога соломы с деревянными вилами и граблями, и много другого такого…

Вошли в одну из хат и застыли на месте!Жар от растопленной печи. Стены ослепительно белые. Вы-

шитые занавески, рушники. Много знакомых предметов, более ста лет назад вышедших из употребления, но надраенные, гото-вые к любованию на них… Посередине большой стол, застав-ленный ароматными, аппетитными яствами, какими славится Украина. Среди всего этого изобилия гордо возвышалась груда бутылок с горячительным. Это особенно расположило и взвесе-лило мужчин:

– Всё! Остаёмся здесь! Пока всё не съедим и не выпьем! – рявкнул тучный гость. Приятель его подтверждая сказанное, с удовольствием потёр ладони.

Их встретили две пёстро разодетые дивчины-официантки с заплетённым в косы алыми лентами, в белых рубахах с ярки-ми, расшитыми рукавами и передниками. Они профессионально улыбаясь пришедшим, ступая красными сапожками навстречу гостям, довершили в них разжигание, желание разгула,

– Ти разумиишь, яки гарны дивчины, га? – снова стал ку-ражиться любитель «мовы». Указывая на их красные сапожки «знаток» воскликнул. – А якие на них чоровички!..

168

– Ты, давай говори по-нормальному. А то, ни по-ихнему, ни по-нашему, – не поддержал его, нахмурился тучный.

Хвальбун не урезонился, продолжил:– Тильки ти першый мэнэ не понимае.– Щас получишь, – мрачно пообещал тучный.– Всё! Молчу! – разом всё оценив, испугался любитель укра-

инизмов.За что тучный приобнял, утешая его.И началось!..В страхе, неумении и нежелании так «веселиться», Василий

желал только одного: «Как бы смыться?!..»Окончательно созрел он к побегу, когда ему стали наливать

стакан из бутыли с этикеткой «Хортица»– Как?! – захотелось вскричать ему. – Вы уже и это, – знаме-

нитый остров, неприступную крепость казаков, вот так пошло используете?!.. Ничего не хочу! Прочь!

Притворившись, что его тошнит, Василий рванулся из-за стола к выходу.

Слава Богу, что ещё по прибытии сюда, он предусмотритель-но вынес из машины свои вещи и незаметно кинул их в груду соломы.

Облегчённо вздохнув, он взвалил на себя рюкзак со спальни-ком и побрёл подальше от разгульных хаток-ресторанов и про-чих шинков.

Свежий ветер приятно обдувал его и вскоре, выбрав взгорок у небольшой лесополосы, он разложил свои туристические при-надлежности. Повздыхал, вспоминая слова Гоголя: «И такова жизнь наша: сначала смешно, потом грустно…»

Долго не мог заснуть, взволнованный последними собы-тиями и неправдоподобными по величине, яркости звёздами и луной. «Да, – согласился Василий. – Тут они особенные. Здесь поверишь во всяких леших, кикимор и прочих виев… Сейчас че-рез телевидение, электронные игры они стали уже привычными, всепроникающими. Теперь они другие, удобные, приятные для

169

восприятия, вхождения в нас. Все эти динозаврики, телепузики, нинзя, покемоны…»

Вспомнил стихотворение ещё одного недавно безвременно ушедшего русского поэта Николая Дмитриева:

Глянь: из полированного «ящика»В душу, словно в нищую суму,Сыпят, сыпят стукоток изящненькоСто чертей в клубящемся дыму.Знаю: бесам выпадет, что следует –Мне об этом звёзды говорят!Не прощай им, Боже, ибо – ведают,Ведают, собаки, что творят!

В долгих, невесёлых размышлениях он заснул.

Сам город Сорочинцы ничем особенным не поразил Васи-лия. Как был шумный и суетный город-ярмарка, так и остался. При разгуле нэзалэжности, ещё более осквернён стандартными, серыми многоэтажными новоделами, магазинами, лавками, ба-зарами… Чем только тут не торговали! Начиная от глинянных

170

горшков и свистулек из Опошни и кончая современным барах-лом, платьями, электроникой, телефонами… Особенную боль испытал Василий, при виде ушлого, предприимчивого типа, в старом чёрном фраке, с приклеенным длинным носом ходившем по рядам торговцев изображая из себя «живого» Гоголя. Чтобы обратить на себя внимание, среди общего шума и гвалта, этот клоун чего-то громко выкрикивал, пел и приплясывал. Его ра-достно приветствовали повсюду, зазывали, одаривали. Доход-ную работёнку сыскал себе мужичок. И никто не прогонит его, не даст в раскормленную рожу, за издевательство над памятью о прославившем их в веках писателе-земляке – мировой величи-ны. Давшим на века жизнь и существование им с потомством, в безвестном, потерявшем значимость и перспективу поселении. Вот это «благодарные» потомки!

Никакого сравнения с тем, что видел здесь Василий при пер-вом путешествии по этим местам, ещё в советские годы! Нрав жителей, как и повсюду, испортился, но здесь, в этом городе-базаре особенно, стал ещё более развязней. Может наследствен-ное? Впечатались в людей веками, стойкие, въевшиеся навечно, торгашеский быт и нравы, сейчас они получили полнейшее раз-витие. В разные времена – разные, изменчивые, во всяких обра-зах и видах, но сейчас особенно потеря духовных направлений значительно оскудела. Особые места. Начиная с Диканьки, ощу-тимо чувствовалась здесь необыкновенная тревога, от особого присутствия в этих краях недоброй силы, колдунов и всякой чертовщины. Вот из какого «бермудского треугольника» они вы-ползали на радость Белинским и прочей инородной богемы, на страницы первых произведений Николая Гоголя.

К счастью везде можно обрести и благодатные, содержатель-ные места.

Таким местом, прежде всего, явился для Василия местный литературно-мемориальный музей. Большое, красивейшее зда-ние, с просторными выставочными залами. Порадовало, что сре-ди обычной, краеведческой тематики, много было уделено памя-ти великого земляка – Николая Васильевича Гоголя. Много пред-

171

ставлено не только реконструированных мебели и предметов гоголевских времён, но и подлинных, личных вещей писателя. Портили впечатление безвкусные экспонаты; ненужный переиз-быток горшков, лубочной лепнины в рамках, особенно пошлые, примитивные «шедевры» с чрезмерным изобилием всякой бе-совщины, на тему ранних произведений писателя, в том числе карикатурные изображения Тараса Бульбы. Утешало же мно-жество серьёзных документов и экспонатов. Тут были и первые издания произведений Гоголя, каковые он самолично держал в руках, деревянная конторка, на которой великий творец писал письма, свои произведения, много утвари прошлого времени и другого поучительного.

Вечером, последним посетителем вышел из музея усталый Василий.

Хоть и большущим городом стали ныне Сорочинцы, кроме отдельных, старых церквей, строений, памятников связанных с Гоголем, и изобилия парков и скверов с освежающей тенью деревьев, красотой пышных, ярких цветов, особенно ничего не увлекало и через день Василий двинулся дальше, в путь.

Сорочинцы. Дом, где родился Н. Гоголь. Фото конца ХIХ в.

172

Утром пораньше собрал вещи и пошёл подальше от городов и туристических мест. Обходя стороной особенно те места, где заманивали прохожих и проезжих во многочисленные корчмы, хатки и магазины сувениров…

Гоголево

Невдалеке от Сорочинцев стоит родное село Николая Васи-льевича Гоголя – Васильевка. Хорошее было название, жаль, что изменили. Ничуть не умалилось значение сего села, и память о великом земляке, если бы оставили название родового селения. Больше привлекло бы интереса и любопытства, желания по-знать.

Основа этого места, конечно же сам небольшой, побелённый дом с колоннами и большой клумбой цветов перед ним – дом-музей Писателя. Здесь родился и провёл свои первые детские и юношеские годы Николай Гоголь. Рядом флигель, телега у дома с поднятыми вверх оглоблями, парк, могилы родителей писателя.

Гоголево. Мемориальный музей Н.В. Гоголя. Современный вид родительского дома в с. Васильевка

173

В доме привлекает внимание изразцовая печь, деревянные, резные; комод, кресла, стол, кровать. Всё, хоть во многом не со-хранившееся, созданное заново, но передаёт, соответствует духу и времени ХIХ века. Не обычен, интересен и бюст молящегося Гоголя. Герб рода Гоголей тоже благообразный – крест с восьми-конечной (рождественской) звездой.

Всё дышит добрым, духовным присутствием великого наше-го сродника. Близкое, дорогое неравнодушному сердцу…

Напитавшись духом родины великого писателя, ещё больше сблизившись с ним, ощутив, откуда в нём необыкновенная сол-нечность, доброта, тяга к свету и вместе с тем удаль, озорство, Василий отправился в другое известное место, знакомое нам с детства, со школьной скамьи – Миргород.

Миргород

Дошёл, а потом доехал до него Василий на пригородном по-езде. Вышел у старенького, умилительного своей простецкой аля-поватостью, небольшого здания вокзала, где под округлённой леп-

Миргород. Старый ж/д вокзал

174

ниной красовалось благозвучное, знакомое со школьного учебни-ка литературы название – «Миргород». Перед зданием скульптура сидящего на постаменте Николая Васильевича Гоголя.

В подобном простеньком стиле есть вокзальчик в подмо-сковном Софрино. Они не занесены наверное в учебники, не считаются памятниками архитектуры, но имеют свою красоту, как простенькие, песчаные детские «куличики», незатейливо украшенные чем придётся.

В целом, из городов, Миргород оставлял намного более бла-гообразное впечатление, чем предыдущие, связанные с именем великого писателя. Меньше здесь наблюдалось из кожи лезуще-го вон желания выделиться, или стремлением «осовременить-ся», или заработать на славе прославившегося земляка. Чистень-кий, уютный, спокойный городок. Не желающий раскинуться как можно более вширь. Да, есть много привычных, надоевших всем и повсюду многоэтажек, но всё это в меру, просторно, раз-делено зеленью, скверами и парками. Расположен он на берегах небольшой реки Хорол.

Это и родина известного русского художника В. Боровиков-ского.

Миргород. Бывшая «лужа»

175

Конечно же, произвёл впечатление на Василия Успенский собор.

Знаменитая, описанная Гоголем, пресловутая, миргородская «лужа» в центре города теперь преображена. Ныне – это милень-кий прудик с лебедями и деревянными домиками для них.

Как и везде, чем меньше города, тем душевнее и более от-крыты люди. Побыв в Миргороде, побродив по его улицам и паркам, без особой охоты и спешки, собрался Василий далее в путь.

Отбыл он с того же миленького вокзальчика с лепниной и статуей Н. Гоголя пригородным поездом в столицу Малороссии – Киев. Пора, впереди ещё длинный и долгий путь. Две с поло-виной недели уже пролетели, как один миг.

Древняя столица Руси

Киев велик, значим для всей истории России.Захватывает дух при виде Успенского собора Лавры. Это

чудо Божье не творение древних зодчих, а заново восстановлен-ная, возрождённая из руин святыня. Взорван собор был в ноябре 1941 года, во время оккупации немцев, но не ими, а сатанинским коварством, замыслом и преступным действием коммунистиче-ских партийцев.

Владимир Солоухин в «Последней ступени» пишет о бесе-де с фотографом К. Бурениным. Это рассказ очевидца одного из варварских преступлений безбожных властей: «Ненависть надо было разжигать. Когда немцы заняли Киев, коммунистические власти взорвали заранее заминированный древний величествен-ный Успенский собор в Киево-Печерской лавре, дабы свалить этот взрыв на немцев и разжечь ненависть к ним у верующего населения. Им-то собор разве жалко?».

Значение великой Успенской церкви в нашей истории исклю-чительно. Именно к ней в Киев, удел Пресвятой Богородицы, со всей Руси на протяжении многих веков стекались паломники. Отсюда и пословица – «Язык до Киева доведёт».

176

«Киево-Печерским патериком» в подробностях запечатлено предание, согласно которому Сама Богородица, призвав в Кон-стантинополе четырёх церковных мастеров во Влахернский со-бор, где хранились ризы Царицы Небесной, объявила им:«Хочу церковь построить Себе на Руси, в Киеве». Мастерам был явлен в небе образ этого храма.

Из Царьграда зодчие пришли в Киев в 1073 году и спросили преподобных Антония и Феодосия: «Где вы хотите строить цер-ковь?». В ответ услышали: «Где Господь укажет».

Место будущего храма после молитв святых трижды обо-значалось чудесным образом – выпадавшей росой и небесным огнём. Таким образом, Сама Богородица избрала Своим домом Киевскую лавру А место для строительства было указано Сы-ном Её. Об этом знала вся Русь.

«Храмы, посвященные Успению Богоматери, занимают в культуре Древней Руси особое место. Три момента здесь при-влекают наше внимание: их распространённость; расположение в центре оборонительных сооружений (кремлей, монастырей); единство традиционного архитектурного образа. Единство архи-тектурного образа объясняется тем, что в последующем Успен-ские храмы строились по подобию Киевского, в тех же пропор-

177

циях. Так строил Великий Князь Владимир Моно-мах храмы в Суз-дале и Смоленске, а через 400 лет ита-льянец Аристотель Фиораванти – в Мо-сковском Кремле». (О.С. Слепынин)

И теперь это жемчужина не только всей России, но и всего славян-ского, православного мира сияет свежими красками, восхищает всех своей архитектурой. Кто видит это чудо Божье – Успенский собор Пресвятой Богородицы в Киево-Печерской лавре, не мо-жет сдержать своего восторга и удивления.

В исторической части Киев более сохранившийся, чем сто-лица России – Москва. Несмотря на то, что Киев был оккупиро-ван и разрушен во многом немцами. Ансамбль Киево-Печерской Лавры превосходит территорией, древностью своих памятников, пышностью Московский Кремль. Пленён Кремль и ныне после-дышами той же погромной, хапужной масти, продолжателями антихристовых дел. Отобраны у верующих для богослужений соборы Кремля. Лишь иногда, ныне разрешают иноверцы совер-шать там службы и присутствуют на них, для поддержания свое-го авторитета среди православного народа, от имени которого они правят им.

Превосходит Киевская Лавра территорией, древностью сво-ей и Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. Стоит она на высоком бе-регу Днепра, за ней не стоят впритык небоскрёбы, как вокруг Московского Кремля. И не высятся на соседних холмах, как в Сергиевом Посаде, хаотические, уродливые замки новых рус-

178

ских. Напротив Киевской лавры, за Днепром раскинулась леси-стая, чистая, открытая низина-даль.

Находясь здесь, на взгорье Лавры, невольно возносишься над вольным простором. Хорошо, легко, вольготно… отлетает от тебя суетность и мелкость бытия. Только Божий полёт души и восторг пред сотворённым Творцом заполняют тебя…

КИЕВ

Высоко передо мноюСтарый Киев над Днепром,Днепр сверкает под гороюПереливным серебром.

Слава, Киев многовечный,Русской славы колыбель!Слава, Днепр наш быстротечный,Руси чистая купель!

Сладко песни раздалися,В небе тих вечерний звон:«Вы откуда собралися,Богомольцы, на поклон?»

– «Я оттуда, где струитсяТихий Дон – краса степей».– «Я оттуда, где клубитсяБезпредельный Енисей!»…

– «Я от Ладоги холодной»,– «Я от синих волн Невы»,– «Я от Камы многоводной»,– «Я от матушки Москвы».

Слава, Днепр, седые волны!Слава, Киев, чудный град!

179

Мрак пещер твоих безмолвныйКраше царственных палат.

Знаем мы: в века былые,В древню ночь и мрак глубок,Над тобой блеснул РоссииСолнца вечного восток.

И теперь из стран далеких,Из неведомых степей,От полночных рек глубоких –Полк молящихся людей –

Мы вокруг твоей святыниВсе с любовью собраны...Братцы, где ж сыны Волыни?Галич, где твои сыны?

Горе, горе! их спалилиПольши дикие костры;Их сманили, их пленилиПольши шумные пиры.

Меч и лесть, обман и пламяИх похитили у нас;Их ведёт чужое знамя,Ими правит чуждый глас.

Пробудися, Киев, снова!Падших чад своих зови!Сладок глас отца родного,Зов моленья и любви.

И отторженные дети,Лишь услышат твой призыв,

180

Разорвав коварства сети,Знамя чуждое забыв,

Снова, как во время оно,Успокоиться придутНа твоё святое лоно,В твой родительский приют.

И вокруг знамен отчизныПотекут они толпой,К жизни духа, к духу жизни,Возрожденные тобой!

(Алексей Хомяков, 1839 г.)

Вспомнил с благодарностью Василий многие сонмы вели-ких основоположников Православной веры и культуры на Руси. Здесь, на берегах Днепра, заложившие много из того, на чём сто-ит всё в Руси единой и великой.

«Значимы на Руси события XVII столетия. Нет, речь пойдет не о Богдане Хмельницком – при всей своей значительности всё-таки не он был главным героем века Малороссии. Им был, конечно же, митрополит Пётр Могила. Принадлежал к царско-му роду (его отец одно время был правителем Молдавии и Ва-лахии), получив блестящее светское образование (учился в Па-риже), будучи очень богатым человеком, он в 1625 году принял пострижение в Киево-Печерской лавреи вскоре стал её архи-мандритом, а в 1632 году был избран Киевским митрополитом и утверждён в этом сане как польским королём Владиславом, так и Константинопольским патриархом. Это высокое поло-жение, наряду со знатностью рода, богатством и родством со многими владетельными домами Европы позволяли ему отдать свой административный талант и свои богословские знания делу, которое он считал главным в своей жизни, – укреплению Православия на Украине и его защите от униатов и католиков.

181

Его гений проявился в том, что он понял, с чего надо начать: с подготовки грамотных кадров православного священства. Для это он послал на свои личные деньги молодых людей учиться в Европу, а в Киеве создал знаменитую Могилянскую акаде-мию, в течение более сотни лет поставлявшую архиереев не только во все малороссийские епархии, но и в саму Россию. Из Малороссии пришли к нам такие светила, без которых нельзя представить себе Русскую Церковь, – Димитрий Ростовский и Тихон Задонский. Это были великие миссионеры, просвещав-шие Русь и тем самым содействовавшие расцвету в ней Право-славия и утверждению единой веры на всей Русской земле. Не хватит никаких слов, чтобы выразить нашу за это благодар-ность Киеву. А теперь тот же Киев намеревается перечеркнуть свой миссионерский подвиг. Что сказал бы на это Пётр Могила, встав из гроба? И что скажете вы, украинские братья?»

(В. Тростников)

182

Побывал Василий в величественных хра-мах, на службах Киев-ской Лавры. Здесь нет той строгости и сдер-жанности, что отли-чает службы северной – Троице-Сергиевой Лавры. Много «цвета-стых» теноров и мало густых, опорных басов в хоре. Строгости, ла-коничности и надмир-

ной, не кичливой простоты в рисунке мелодий, выработанных веками. Всё же, в целом, величие, мощь православной службы и тут в этой древней Лавре восхитили его.

«…Для всякого, кто только хочет идти вперёд и стано-виться лучше, необходимо частое, сколько можно, посещенье Божественной Литургии и внимательное слушанье: она нечув-ствительно строит и создаёт человека. И если общество ещё не совершенно распалось, если люди не дышат полною, неприми-римой ненавистью между собою, то сокровенная причина тому есть Божественная Литургия, напоминающая человеку о свя-той, небесной любви к брату. А потому кто хочет укрепиться в любви, должен, сколько можно чаще, присутствовать, со стра-хом, верою и любовию при Священной Трапезе Любви. И если он чувствует, что недостоин принимать в уста свои Самого Бога, Который весь любовь, то хоть быть зрителем, как приобща-ются другие, чтобы незаметно, нечувствительно становиться совершеннее с каждой неделей».

(Н. Гоголь, «Выбранные места…»)

Неспешно походил Василий по святым пещерам. Приложил-ся к мощам святых угодников. Поразил его вид подсвеченных сосудов с главами подвижников. Одни были залиты миром, дру-

183

гие плавали в нём. Это ли не чудо Божье?!..

Разыскал он, где поко-ятся мощи одного из осно-воположников письменно-сти на Руси – преподобного Нестора-летописца. Посто-ял у раки с мощами угод-ника Божьего. Попытался вспомнить то, что знал о нём. Надо знать свою куль-туру и историю, а тем паче о Вере своей. Тогда всё остальное пойдёт само по себе, легко. Мы не евреи-откупщики, для которых вся жизнь в стяжании и на-коплении. Мы призваны к большему, всеобъемлюще-му, Божьему. Когда общ-ность, честность и доверие, совесть в народе есть, тогда всё будет устраиваться само собой.

Вспомнил Василий, что преподобный Нестор глубоко ценил истинное знание, соединённое с монашеским смирением и по-каянием:

«Великая бывает польза от учения книжного, – говорил прп. Нестор, – книги наказуют и учат нас пути к покаянию, ибо от книжных слов обретаем мудрость и воздержание. Это реки, напояющие Вселенную, от которых исходит мудрость. В кни-гах неисчетная глубина, ими утешаемся в печали, они узда воз-держания. Если прилежно поищешь в книгах мудрости, то при-обретёшь великую пользу для своей души. Ибо тот, кто читает книги, беседует с Богом или святыми мужами».

Худ. Виктор Васнецов «Летописец Нестор», 1919 г.

184

При мощах преподобного Агапита, врача безмездного, про-читал его эпитафию:

«Всё, чем ты обладал, являлось чужим. Умирая, ты ничего не возьмёшь с собою».

Вот уж – истина непреложная, но с каждым поколением всё более игнорируемая. Жадность и суета нарастают. Усердие к вечному уделу, устроению в нём – ослабевают…

Нашёл и поклонился Василий мощам преподобного Илии Муромца. Уважительно прочитал и его изречение: «…Я про-стой русский богатырь, крестьянский сын. Спасал вас не из корысти и мне не надо ни серебра, ни золота. Спасал русских людей, красных девушек, малых деточек, старых матерей…

Моё богатство – сила богатырская, моё дело – Руси служить, от врагов её оборонять».

Вот откуда истоки Тараса и его пращуров, казаков и всей памяти народной. Кто знает? Может, когда творил ве-ликий русский писатель свой безсмертный образ Тараса Бульбы, то имел перед собой образ – пре-подобного Илии Муром-ца Киево-Печерского? Много общего у них с Та-расом. И пламенная, еди-ная Вера, отвага до само-пожертвования, и даже враги – общие.

«Немало послужил Илья Муромец Руси, не-мало разбил орд разбой-

185

ников и рыскавшего в степи с наёмными головорезами «жидо-вина проклятого». В одной из битв снова получил Илья тяжё-лую рану копьём – на сей раз в грудь. Доспехи и кольчуга до некоторой степени смягчили удар, но раненый Илья склонился на гриву коня, доверив теперь соратникам разгром степных грабителей.

От этой раны Илья так и не оправился до конца. Стоило ему взять в руки булаву или богатырский меч – рана открывалась снова. Повинуясь зову сердца, постригся Илья в иноки Киево-Печерского Успенского монастыря, став молитвенником за Рус-скую землю. Скончался Илья Муромец около 1188 года, причис-лен Русской Православной Церковью к лику святых. Его мощи до сих пор покоятся в Антониевых пещерах Киево-Печерской Лавры».

Преподобный Илья Муромец – подлинный идеал мужского и человеческого достоинства. Русские люди ценят его за доброде-тельную жизнь, за высоту ратного служения Отечеству, его свет-лый, нравственный образ остается в сердце каждого русского мальчика на всю жизнь. Этот благородный образ русские люди проносят с собой до смерти, порой даже не замечая, настолько просто и органично он им сопутствует. В этом есть несомненное чудо русского святого. Илья Муромец – самый любимый и по-пулярный герой русских былин.

Все былинные предания об Илье Муромце повествуют о том, что им совершены безчисленные ратные подвиги на войне с половцами, а венцом этих подвигов становится светлая и чест-ная пред Господом смерть в монашеском образе. И ныне, как и в древние времена, каждый православный христианин может посетить Киево-Печерскую Лавру, зайти в Ближние пещеры и приложиться к нетленным мощам былинного героя – великого русского святого.

Драгоценным свидетельством боголюбивой жизни преподоб-ного для нас являются его мощи, почивающие в Киево-Печерской Лавре. Церковь канонизировала русского воина-подвижника в 1643 году в числе еще шестидесяти девяти угодников Киево-

186

Печерской Лавры. Память святого богатыря совершается 1 янва-ря по гражданскому стилю». (В. Николаев)

Наша битва, с нынешним, последним вражеским игом по-страшнее. Ибо враг не виден внешне, не различим. Они находят-ся среди нас, управляют нами. У них вся система нашего жиз-необеспечения. Как их Иуда Искариотский они улыбаются нам, зримо соглашаются, угодничают даже перед нами в своих СМИ, пока знаком любви – лобзанием, не сдадут нас окончательно всех до единого своему «мессии»-антихристу. Будто заботясь о нас, проштамповывают нас как скот, опутывают электронными сетями и повсюду расставленными турникетами, видеокамера-ми. Их контроль безграничен и всеохватен. Отслеживается всё из космоса флотилией отслеживающих спутников. Вся земля под многослойным колпаком. Вживляют в нас метки-чипы. Раз-рушают семьи, растлевают и наших детей. Любого, всегда могут схватить и посадить в узилища. Над любым делать разные экс-перименты и «разобрать на запчасти»…

187

Фёдор Михайлович Достоевский пророчески писал в «Днев-нике писателя»:

«...Близится их царство, полное их царство. Наступает вполне торжество идей ,перед которыми никнут чувства чело-веколюбия, жажда правды, чувства христианские, националь-ные и даже народной гордости европейских народов. Наступа-ет, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда лишне-го накопление денег всеми средствами – вот всё, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей...Мы говорим о жидовстве и идее жидовской, охватывающей весь мир вместо «неудавшегося» христианства...».

Несмотря на это, мы не должны отчаиваться, терять Веру, надежду и заповеданную нам любовь, опускать молитву и сози-дающие руки. Наш Спаситель дал нам силу и власть, при любых условиях сохранять наши безсмертные души. И тогда сможем: «Се даю вам власть наступати на змию и на скарпию, и на

188

всю силу вражию: ничесожи вас вредит» (Лк. 10, 19). То, что заложили в нас и сохранили предки наши, – живо, и будет жить всегда. Память народная въелась в сами кости наши и никакие прежние и нынешние вредоносные «недоверки» не вытравят из нас эту многовековую память. Русскими, сынами и дочерями святого Отечества нашего, соблюдшими в себе веру наших от-цов и прадедов, веру Православную останемся всегда и везде.

В одном из многих ответвлений подземного пещерного города Василий заметил группу со свечами в руках, предводительствуе-мую священником. Тот негромко беседовал с окружившими его:

– ...Как мы себя любим – это невозможно передать! Но Го-сподь сказал: «...кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет её». (Мк. 8:35). Леность и теплохладность – самое страшное, что приводит и может привести к погибели челове-ческой души. В Откровении святого Иоанна Богослова сказано: «...ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». (Откр. 3:15-16).

189

Мы любим лениться, нам нравится, когда прислуживают ро-дители, а богатым – гувернантки, служанки. Земные слуги при-служивают к гибели. А ведь мы имеем и духовных слуг, это наши святые, которые молятся за нас и постоянно помогают нам, на-ставляя нас к доброму. Хотя мы это совсем не замечаем и даже не подозреваем об этом. Они зовут нас к вечности. Помогают нам оторваться от земной, гибельной суеты…»

Оглядев не привыкших долго думать о серьёзном, увянув-ших от увиденного в пещерах, от глубоких размышлений при-хожан, священник весело напомнил им:

– Устали?!.. Так мы с вами духовно только подходим к го-рам!.. Всё, что мы прошли – лишь тёпленькие, плодоносные до-лины и предгорья… Утёсы, холод, сырость, затем снег, лёд, ска-

190

лы – впереди!.. А высота сама во-он где!.. – священник указал вверх и перекрестился. Прихожане последовали его примеру.

Они повернули в одно из ответвлений пещер, а Василий по-шёл в другом направлении, к выходу.

После Лавры он благоговейно обследовал величественный Софийский храм. Там добрая смотрительница разрешила ему войти в алтарь, большой, просторный. Посреди стоял железный Престол с изящными узорами. Со страхом подошёл Василий к святыне. Не доходя, дотянулся и поцеловал то, на чём много сто-летий подряд свершалась безкровная Жертва-евхаристия, пресу-ществлялись Тело и Кровь Христовы! Уже сто лет, как этого здесь не происходит. Святая София, как многое на Украине, и в России, до сих пор в плену у разбойников, безбожников. Здесь тоже хо-зяйничает – «музей», чуждые, а порой и враждебно настроенные к нашей Вере люди. Мирские власти, в основе своей, всё те же – безбожные. Совершать постоянно службы здесь не дают.

Целых полдня пробыл Василий в одном только Софийском соборе.

Выйдя из собора на ослепительно яркую улицу, он с грустью наблюдал привычную картину.

Подъехал автобус с туристами. Пассажиры, выйдя из него, помчались к музейным, сувенирным ларькам, которые, как пи-явки, обложили величественнейший собор.

На следующий день Василий с волнением поехал к любимо-му Владимирскому собору, где начинал служение своё никому ещё не известный подросток Серёжа, ставший там иподиако-ном Киевского митрополита, будущий славный инок Троице-Сергиевой Лавры, иеродиакон Алексий (Писанюк).

Со слезами на глазах, поражённый, как и в прошлые при-езды сюда, Василий замер у входа, потрясённый огромной вели-чины фреской Васнецова «Благодатное Небо», отобразившей в золотом сиянии Богородицу, с Младенцем на руках.

192

– Какое чудо!!.Из золотого пространства, из ослепительного сияния к нам

рвётся из рук Своей Пречистой Матери, летит к нам Божествен-ный Младенец. Богородица в тревоге, пытается Его удержать, зная, какое зло мы с Ним сотворим, но порыв Богомладенца стремителен, доверчив, безстрашен, всещедр, Она не может Его сдержать!..

Будто строгие судьи, со стен и с колонн на нас смотрят стро-гие лики святых.

Высокий, величественный собор. Редчайший по красоте и торжественности.

Да, служить в таком благолепии отрадно и расставаться с та-ким величием, как пришлось это сделать иеродиакону Алексию (Писанюку) – было трудно.

Очарованно озирался и восторгался Василий, рассматривая величественные своды храма, в честь святого, равноапостольно-го князя, крестителя Руси великого князя Владимира. Высокие стены и колонны были изукрашены фресками известного рус-ского живописца Виктора Васнецова.

Черные ризы... Тихое пенье...Ласковый отблеск алых лампад...Боже всесильный! Дай мне терпенья:Борются в сердце небо и ад...

Шепот молитвы... Строгие лики...Звонких кадильниц дым голубой...Дай мне растаять, Боже великий,Ладаном синим перед Тобой!

Выйду из храма – снова нарушуСвятость обетов, данных Тебе, –Боже, очисти грешную душу,Дай ей окрепнуть в вечной борьбе!

193

В цепких объятьях жизненных тернийДай мне отвагу смелых речей.Черные ризы...Сумрак вечерний...Скорбные очи желтых свечей...

(Вел. кн. Владимир Палей.В 20 лет убит чекистами в Алапаевске, летом 1918 г.)

Горькие слёзы наворачивались на глаза от другой печаль-ной мысли, что этот чудо-собор находится теперь в позорном пленении. Нынешний плен, может, более осквернительный, чем прежний, в годы коммунистического разгрома. Этот уникальный величественный собор правители-раскольники Украины отдали преступнику, извергнутому из сана, – татю, еретику Филарету и его бесноватым последователям, которые воевали против славян в Сербии и на вражьей стороне в Чечне, Грузии, Сирии, они – идеологическая основа бандеро-фашистского Майдана.

Трудный период переживает этот величественный собор. Вопрос национального и вероисповедального разделения, ду-ховной междоусобицы, чужеземного отторжения Малороссии

Воины Апокалипсиса. Худ. В. Васнецов

194

от Великой России вновь полыхает на Украине. Как и во многие века. Притаившиеся уголья вновь вспыхнули раздуваемые с За-пада и через местных христопродавцев. Ещё сам Гоголь и в себе находя опасную раздвоенность, в 1842 году писал:

«…Скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимуще-ства ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред мало-россиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохо-жие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить со-бою нечто совершеннейшее в человечестве».

Сломанный

«Не слушатели Закона праведны перед Богом, но исполнители Закона оправданы будут».

(Лк. 16, 10)

«Нечистое зеркало не может принимать в себя отраже-ния и изображений; и душе, которая предзанята житейски-ми попечениями и омрачена страстями плотского мудрова-ния, невозможно принять в себя, озарений Святаго Духа».

(свт. Василий Великий)

Неожиданно на шумной киевской улице встретил Василий давнего своего знакомого. Стал его расспрашивать:

– Расскажи, как всё случилось с Кириллом Бережным?Встреченный, не очень охотно ответил:– Ну, это уже довольно таки давно произошло. Об этом мно-

го писали.– То – пресса, а я хотел бы от тебя услышать. Он же с вами

вместе трудился.

195

– Ничего нового я не скажу, – попытался уйти в сторону со-беседник.

– И всё же…Собеседник ещё помедлил и неохотно начал:–…Нашли его, как ты знаешь, недалеко отсюда, на берегу

Днепра. Рядом со станцией метро «Днепр», рядом со Свято-Успенской Киево-Печерской Лаврой. Раздетого, обезображенно-го, исколотого ритуально в руки, ноги и сердце. Сам человек, при желании, не может так нанести себе раны. Узнали его толь-ко по удостоверению сотрудника нашей газеты «Православный взгляд». Более трёх месяцев тело не отдавали родителям для за-хоронения, чтобы оно совсем разложилось, и никакие незави-симые экспертизы нельзя было провести. Мы, как ты знаешь, устраивали пикеты у зданий Днепровской, Печерской и Главной Прокуратуры.

– Результаты?– Дело закрыли с определением, что он сам будто бы покон-

чил с собой, «обыкновенный суицид».– Чушь, враньё! – не удержался Василий. – Я не знал более

целеустремлённого, всегда радостного и энергичного молодого человека, чем он.

– Да все это зна-ют, а толку то что? – отозвался встречен-ный знакомец. – Со стороны прокуратур и следственных органов был сплошной ком нарушений, подлогов и вранья. Во-первых, если бы он там покон-чил с собой, то было бы много крови, но

196

он был обезкровлен. Значит, кололи ору-диями ритуального жертвоприношения где то в другом ме-сте, а потом привез-ли и бросили тело в центре города, у Днепра. Следователь Гардецкий и мили-ционер Ю. Шпарук доврались до того, что объяснили всем, ничуть не стесняясь, будто Кирилл, уто-

нул. Сам разделся, и с такими ранами нанесёнными себе, бросил-ся в Днепр!

– Кирилл – верующий, православный. Он не мог такого со-творить с собой, – опять не выдержал Василий. – Предел нагло-сти властей и беззакония! У вас, во время Ющенского переворота, умудрились утвердить, что генерал-майор, бывший министр МВД покончил с собой, «дважды выстрелив себе в голову»!

– Везде. И у вас, и у нас власти одинаково наглы и преступ-ны.

Долго молчали. Василий негромко, с грустью заговорил:– Жаль, очень жаль. Какой светлый, скромный, чистый и са-

моотверженный был человек!– А кромешникам, сатанистам, нужны для зверских, чёрных

ритуалов, как раз такие – православные и чистые, как Кирилл Бе-режной, Евгений Родионов… – вставил знакомец.

– Какая радость была встречать Кирилла у нас в Москве. Да везде он был! – продолжил Василий. – На Крестных ходах… В Дивеево, В Троице-Сергиевой Лавре, на Православных выстав-ках… И всегда он был радостный. С неизменным своим рюкзаком, из которого одну за одной доставал пачки «Почаевских листов»,

197

копии документов вашего «Союза Православных граждан Украи-ны», и много других антиглобалистских статей, документов. Он был основным связующим звеном борющихся против антихри-стового Мирового правительства. Как только Кирилла не стало, разом исчезли, перестали к нам в Россию поступать все ваши до-кументы и статьи против нашего общего врага.

– И к нам от вас ничего нет, перестало приходить, – подтвер-дил и собеседник. – Он много интересных, содержательных ста-тей изобличающих опасность глобализации и у нас публиковал в разных изданиях. Его все уважали и любили. В значительной степени, благодаря его организаторским способностям и настой-чивости мы, граждане Украины, в отличии от вас в России, имеем определённое законодательством право жить без универсального идентификационного номера, которыми заменили имена, полу-ченные нами при крещении.

– Это так… Да, такого трудника, соединявшего отделённую Украину с Россией вряд ли мы когда увидим ещё!.. Жаль, что

«Бувае як пиде дило, аж усе горыть...» (у Марии, Струнино)

198

в своё время он не ушёл в монастырь, мама попро-сила его этого не делать и он послушался. Взять на себя крест безбрачия, отказа от каких бы то ни было удовольствий моло-дости редко кто решить-ся. Если бы он занялся устроением карьеры, то наверняка был бы как ми-нимум – кандидатом наук, а то и доктором.

На это знакомец не ответил, мрачно молчал. Василий протянул ему га-зету. Указывая абзац, по-яснил:

– Это ещё об одном киевлянине, иеродиаконе Алексии, который подви-зался в Троице-Сергиевой Лавре. Ты тоже наверное

его знал?– Да, встречались.– Мне рассказывали, когда отсюда, с Украины, ездили в Мо-

скву, в Лавру, то первым делом бабушки его искали.– Слышал, – скупо поддержал собеседник и проиллюстриро-

вал просьбы приезжавших в Сергиев Посад бабушек из Киева. – «Скажить, будь ласка, де той хлопчык, що всим помогаэ?»

Василий обрадованный такой иллюстрацией засмеялся и до-бавил:

– Вот-вот! Именно так! Хлопчиков в духовных школах раз-ного уровня в Лавре тогда училось человек семьсот, но все знали точно, кто всем помогает. Знали, что искать надо Серёжу Писа-

Иеродиакон Алексий на послушании

199

нюка, как тогда его звали. К нему можно было обратиться по любому вопросу – отказа никогда не было.

Вот как ещё про него пишут: «Студенты семинарии нередко видели поздним вечером Сергея в рабочей одежке, перепачкан-ной землей, с лопатой в руке: то ли хоронил одинокую бабушку, то ли немощной пенсионерке грядки полол или изгородь по-правлял. Сколько было этих бабушек – сказать трудно. Напри-мер, он ухаживал за старушкой, болевшей открытой формой туберкулеза. Когда матушка Варвара (мама его, инокиня Дивеев-ского монастыря) узнала об этом, встревожилась: «Серёжа, будь осторожен, болезнь такая страшная!» Но сын старался больной бабушке и с дровами помочь, и убирался по дому, и воду прино-сил. Не успевал днем, так поздно вечером выкроит хоть полчаса – пойдет и что-нибудь сделает. Трудился, ничего не опасаясь...»

(из кн. «Скончався вмале, исполни лета долга» иером. Зосима (Масягин))

Рассказывают и ещё об одном, среди множества, случае по-разившем всех:

«Послушание у него было – тяжелейшее. Он был могиль-щиком. Делал всё. Гробы сколачивал, укладывал и отвозил на кладбище покойников. В любую погоду, и зимой ломом выбивал в каменной земле могилы, погребал. Кроме большого напряже-ния при выполнении своего тяжёлого послушания – копания мо-гил, захоронения братии и сотрудников Лавры, их родных, что он делал по послушанию, он сам определил для себя ещё подвиг. Обходил весь город. Безстрашно искал по закоулкам, отыскивал, находил замёрзших, убитых бездомных людей, бомжей. На себе их утаскивал, увозил на кладбище, изготавливал им гробы, укла-дывал тела. Долбил зимой, и летом, копал им могилы. Захорани-вал их по-человечески. Сто тридцать два несчастных, бездомных человека, брошенных всеми, он захоронил. Так же и из больниц собирал умерших, безродных, тех, кого «детки» бросили, и им могилки определял.

На холоде и дожде. Колупать мерзлую твердь или месить в дождь мокрую жижу земли. Это понесёт далеко не каждый!..

200

Заинтересовавшись подробным рассказом Василия о до-брых делах, столь много совершённых в Главной Лавре России знакомым ему иноком с Украины, встреченный вновь перешёл на мову:

– «Бывае як пиде дило, аж усе горыть…» Так отзывалась о его усердии одна из бабуль. Много и здесь, в Киеве рассказыва-ют про него хорошего».

– Тут ещё описан совершенно поразительный его поступок, – Василий продолжил чтение.

«Однажды летом, в жарком июле, вышел из строя холодиль-ник в городском морге Сергиева Посада. Чинили его долго, бо-лее недели. За это время тела умерших разморозились, быстро разложились и плавали в своей жиже. Зловоние стояло нестер-пимое. Войти в смрадную камеру и вытащить оттуда трупы, из неприятного, смердящего места никто из работников и пригла-шённых служб ни за какие деньги не соглашался. Тогда вспом-нили о безотказном иноке Троице-Сергиевой Лавры.

Позвали. Отец Алексий приехал. Сняв с себя майку, намотал её на нос и безстрашно вошёл в невыносимо зловонную камеру. Там внимательно, заботливо собрал, разложил распавшиеся ча-сти тел и сложил в большие полиэтиленовые мешки разложив-шиеся тела умерших. В каждый мешок вложил разрешительную молитву и погребальный крестик. Запечатывал мешки, и выно-сил все их на себе на улицу. Когда выносил упакованные остан-ки людей, все разбегались, из мешков лилась зловонная жижа. Сложил аккуратно в кузове грузовика. Смердящие трупы вывоз-ил несколько дней. Отвёз тогда на кладбище собранные останки более сорока человек, вывез и всех захоронил, как положено, по-христиански...

Работники морга были потрясены его поступком, превос-ходящим всякие представления людей. Отсутствием страха, брезгливости, боязни заболеть и умереть...Обычным разумом не понять такого! Не вместить многим из нас, что так, до такой степени, можно любить ближнего, почитать разложившиеся их тела!..» (из кн. «Духовник», свящ. Виктор Кузнецов)

201

– Почитай, как поучительно прощались с этим редким, уди-вительным иноком в Лавре, – предложил Василий, указав на страницы другой книги.

Знакомец, поудобней сложив книгу, стал читать про знако-мого ему инока Троице-Сергиевой Лавры:

«…В конце прощания, перед выносом гроба, наместник Лав-ры владыка Феогност, в кратком слове настолько проникновенно раскрыл светлый облик иеродиакона Алексия, что все ещё глуб-же осознали понесённую утрату:

– Немного людей, умирая, уходя отсюда, оставляют такой след, который оставил отец Алексий. Вся его жизнь была по-священа деятельному служению Христу, Церкви Христовой. Всем он всегда помогал. Неважно, кто просил его и о чём: на-местник ли Лавры, архимандрит, иеродиакон, просто какая-то старушка, студент или безродный бомж. Как много у него было любви! К примеру, он брал в морге тела бездомных – тех, у кого нет родных, и хоронил их. Сколько сегодня покойников молятся за него!

И сегодня он в возрасте Христа, ему тридцать три года. На пике своего служения он был взят Господом на небо. В про-мысле Божием ошибок не бывает. Господь его взял к Себе не старым и дряхлым, Он взял его в расцвете духовных сил. И там, мы знаем, уверены, верим, он будет служить Господу у престо-ла Его славы. За него мы должны радоваться.

Наша земная жизнь – краткое преддверие вечности, где мы подобны заключенным в темнице. Кого-то Господь приговорил на десять, кого-то на пятьдесят, кого-то на сто лет. Отцу Алексию хватило тридцати трёх лет, чтобы раскрыться всей своей полнотой пред Богом и людьми. Сегодня нет места для уныния и скорби. Ибо по своей жизни он был святой. Его вну-тренний мир – это его тайна, которую он исповедовал духовни-кам. Но по внешней жизни, я не побоюсь сказать: он – свят, и можно писать Житие».

Закрытый гроб братия подняли на плечи и понесли к Успен-ским вратам обители под строгое пение «Святый Боже...», ко-

202

торому сдержанно вторил погребальный колокольный пере-звон. Лаврские колоко-ла словно прощались с отцом Алексием, кото-рый часто звонил в них, помогая собратьям-звонарям.

(кн. «Скончався вмале, исполни лета

долга», иером. Зосима (Масягин))

Василий подхва-тил, продолжил тему:

– Многие из тех, кто знал и любил ие-родиакона Алексия, не успели приехать на похороны. Но почти тысяча человек в этот

морозный, будний день провожали его около Успенских врат Лавры. Великий старец, братский духовник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл (Павлов), узнав о гибели иеродиа-кона Алексия сказал: «Алексий, без сомнения, был человеком пра-ведной жизни... Он уже созрел для жизни вечной. Да... Сейчас такие времена наступают, что Господь забирает таких...»

В ноябре 1988 года, оптинский послушник Игорь Росляков, будущий новомученик иеромонах Василий произнес такую же пророческую фразу: «Сейчас времени мало осталось, и теперь Господь Своих будет забирать быстро...»

После этих слов прошло неполных пять лет, как тоже на тридцать третьем году жизни иеромонах Василий с собратиями-иноками Трофимом и Ферапонтом на Пасху 1993 года погибли от руки сатаниста. Оптинская обитель принесла первый зрелый

203

плод. Последующее десятилетие возрождения веры русского на-рода в ещё большей мере подтвердило слова отца Василия. Один из современных нам подвижников, ушедший к Богу и оказав-шийся Ему «своим», кто ушёл неожиданно рано, – иеродиакон Алексий (Писанюк)».

– Да, – отдавая книгу Василию, со вздохом сказал собесед-ник. – Знал я его, когда он здесь ещё иподиаконом был во Вла-димирском соборе.

Помолчали. Василий, чтобы завершить тему поучительным для обоих смыслом произнёс:

– Они, молодые киевляне, Кирилл Бережной, иеродиакон Алексий (Писанюк), явились украшением Русской Православ-ной Церкви, единой Святой Руси, о которой мечтал Николай Ва-сильевич Гоголь. Как москвич, оптинский иеромонах Василий Росляков, и воин Евгений Родионов из Подмосковья, не снявший с себя нательного креста, и за это бандиты-чеченцы отрезали ему голову. Именно на Украине поставлено много памятников, по-строены часовни, проводятся конкурсы в честь русского воина-мученика Евгения, а в России только на Алтае. Они, эти юные мученики Украины и России – наше общее достояние, пример истинных христиан, которые руководствовались в своей жизни евангельскими принципами и высокими образцами святых от-цов Православия.

Снова раскрыл Василий книгу и прочитал: «Теперь нам из-вестна их добродетельная жизнь, которой мы можем подражать. Ибо, глядя на происходящее вокруг, невольно вспоминаются евангельские слова: «И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь...» В сердцах наших праведных современников любовь не охладела. Они исполнили апостоль-скую заповедь: «Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу...» Именно любовь, жертвенная любовь к ближнему, то, чего нам, христианам последнего времени, особенно не хвата-ет, является наиболее яркой чертой духовного облика почивших праведников. Любовь, которая есть совокупность совершенства, поставила, по слову архимандрита Кирилла, их, столь рано от

204

нас ушедших, в один ряд с духовно опытными старцами. Они, когда «времени осталось мало», примером своей недолгой, но светлой жизни раскрыли самое главное в христианстве, показа-ли нам самый прямой и короткий путь к жизни вечной...» (из кн. «Скончався вмале...» иером. Зосимы (Масягина))

После этого закрыл книгу, сказал:– Хорошо, верно сказано, – перекрестился и подняв лицо к

небу произнёс. – Вечная им память.Перекрестил чело и его знакомец.

«Если мы хотим посмотреть на солнце, то мы должны свой взор обратить к небу. Так, если мы хотим познать путь жизни своей, мы должны обратиться ко Христу. Нигде мы не найдем такого ясного, такого полного ответа на все запросы нашего духа кроме как в Евангелии, в учении Того, Кто сказал: «Аз есмь путь и Истина и Жизнь» (Ин. 14, 6). Люди, изнываю-щие под бременем неправды и беззакония, – так говорит Спа-ситель в Евангелии, обращаясь ко всему человеческому роду. – Жизнь, которую вы себе избрали, она не может дать вам

205

счастья. Зло порождает лишь зло, а истина и счастье – выс-шие блага – есть добро, которое рождается исключитель-но только любовью и добром. Если вы хотите обрести его, если вы тяготитесь существующим в мире злом, то придите ко Мне, научитесь от Меня. Слова Мои прольют целебный бальзам на ваши измученные, больные души. Я покажу вам путь и дам покой вашей душе. Беззаветно предайтесь Моему учению и идите по тропе, которую Я положил перед вами. И вы увидите, что иго Мое воистину благо и бремя Мое легко есть. После долгой темной ночи с Моим пришествием в мир наступил светлый тихий день. Царствие Божие приблизи-лось. Оно возле вас, оно около вас, только нужно, чтобы оно проникло, захватило сердце ваше, источник всякой разумной нравственной деятельности, начало жизни человека. Очи-стите в своем сердце место для Бога. Дайте в вашей жиз-ни простор добру и истине и освободитесь от гнетущих вас лжи, насилия и грубого себялюбия». (Ср.: Мф. 11,28-30).

Архимандрит Кирилл (Павлов)

На этом они закончили общую, объединившую их тему и долго шли вместе, ни о чём не говоря.

Молчание нарушил собеседник, явно желая сократить встре-чу и распрощаться, он резко и явно перевёл разговор на обыден-ные, житейские темы:

– Ну как там у вас жизнь столичная?– По всякому, – также неопределённо ответил ему Василий,

и сам таким же безцеремонным образом спросил его «в лоб». – Слышал, ты в коммерцию ударился?

– Было такое, – нехотя подтвердил знакомец.– Ну, и как твои дела коммерческие?– Было хорошо, но всё рухнуло. Подставили меня.– Кто?– Друзья.– Как это так?– Просто. Сейчас самое похвальное – обмануть друга.

206

– А как же заповеди Гоголя из «Тараса Бульбы» о святости товарищества? «Нет крепче уз товарищества»?..

– Это всё в прошлом. Сейчас всё по-другому.– Да. Обмельчали, – вздохнув с грустью, согласился Васи-

лий. – Ну и как ты теперь?– Кручусь, как все, а что делать? – собеседник развёл рука-

ми. – Приходится.– А общественные дела, порывы проявляешь?– Нет. Это всё я оставил.– Почему?– Ни к чему теперь это всё. У вас же говорят: «Плетью обуха

не перебьёшь».– Но можно того, кто держит этот обух так отхлестать, что

он выронит его и убежит.Собеседник рассмеялся:– Это в сказках только бывает.– Не скажи… Мы, как Кирилл, не должны терять веры и на-

дежды.Киевлянин опять ничего не ответил. Помолчали. Василий

спросил его:– Остановиться у тебя на день-два можно?– Нет.– Почему? У тебя же, помнится, просторная квартира здесь,

в самом центре, на Крещатике. Ты приглашал не раз.– Да, но сейчас выходные, а я на выходные сдаю квартиру на

почасовое пребывание. Сам к маме на это время перебираюсь. Очень прибыльно получается…

– Не понимаю… – ужаснулся Василий. – Как это так? Расчёт всё покрывает?

– Куда теперь от этого денешься! Расчёт необходим.– Кому как… «Необходимость» у всех разная. У одних она

главным образом в материальном сосредоточена. У других в ином. Жаль. Раньше ты по-другому разговаривал. Помню, как ты горел большими, общими интересами. Сколько хороших дел мы делали, а теперь вот… Я уж не говорю о том, что твоя ны-

207

нешняя деятельность не имеет ничего общего с твоими прежни-ми устремлениями. Скорее – похожа на действия гоголевского Янкеля и его сородичей.

– Это всё – высокий слог. Жизнь теперь сложнее. Мне и де-тям помогать надо, они ещё учатся.

– У всех – дети. А как же идеалы? Духовные устремления? Без них же нельзя.

– Кому они сейчас нужны?.. Никому!– Иеродиакон Алексий (Писанюк) и Кирилл Бережной так

не считали.– Потому и лежат теперь в земле.– Да-а… Ты был раньше сильный духом, отвагой, а вот как…

сдулся.– Это почему же? Наоборот, – переводя на шутку, собесед-

ник хвастливо погладил свой увеличенный живот.– Ну, это не от мощи, – указав на выставленный живот прияте-

ля, заключил Василий. – Скорее, это от лени, объедения и пива.Оба усмехнулись.– Ты где работаешь? – спросил Василий.Тот помялся, нехотя ответил:– Да так. В одной заграничной конторе тружусь. У католиков

работаю. Заработок неплохой и за границу езжу. В основном в Польшу.

– Вот это да-а!.. Работаем теперь, значит против своих? Здо-рово, задурили тебя ляхи-католики. Они и сейчас – передовая, спесивая, вражеская когорта. Благодаря вам, предателям, враги нас одолевают и в прежние времена и в нынешние. Ещё пол-века назад глава американского ЦРУ Ален Даллес восторженно заявил о близкой победе над Россией. Тогда ещё единой – СССР, воскликнул: «Самое главное, что мы нашли у них предателей!» Теперь и ты в их числе.

– Чего ты пыхтишь? – совершенно спокойно ответил знако-мец, по всему видно давно переборов сомнения и совесть свою, не одного из обличителей. – Какая разница, где работать? Ваша Церковь тоже не идеальна. И мы служим Тому же Богу!

208

– Тому, да не тому, – возразил Василий– А Кому же ещё? – дерзко, уверенно парировал собесед-

ник.– Вы искажённому образу Его служите.– Ну! Это – философия, – отмахнулся киевлянин.– Не католики ли, особенно эти подлые ляхи нападали, тер-

зали Украину?– От москалей ей не меньше доставалось…– Если это про недавнюю историю. Про любимую вами тему

энкэвэдэшного «голодомора», то русским больше всех пришлось претерпеть, пострадать.

Занозистый киевлянин ничего не ответил на это. Немного помолчав, Василий со вздохом сказал:

– Сказано у святых отцов: «Не все вмещают словесе сего, но имже дано есть…» Тебе уже не дано, отъято от тебя, – на-последок, с сожалением констатировал Василий своё строгое определение. – Сломали тебя...сломали.

Папа-иезуит лукав по-иезуитски

209

Ещё прошли несколько шагов молча. Чувствуя, что не о чем им больше разговаривать, Василий задал последний вопрос:

– И давно ты у них, врагов нашей Веры?Знакомец не ответил, казённым бодрячком поднял резко

вверх руку для прощания, привычно для себя, бодро произнёс:– О, кей!Ничего не ответил на это чужеземное восклицание Василий.

Не поднял и прощально руку. Так и разошлись.«Вот ещё одного доброго воина безвозвратно поглотили быт

и иудины сребренники, пошлость и заботы века сего», – грустно подумал Василий. Обернулся, глядя вслед уходящему перебеж-чику, бывшему соратнику, а теперь сотруднику врагов наших, осуществляющих, как и ранее, вредоносное вторжение в наш дом.

«…Влияние внешних врагов на Русь осуществлялось прежде всего через «пятую колонну» западнорусских феодалов, не пони-мающих вселенской миссии Русского народа.

Опасный конфликт между патриотами и антипатриота-ми развивается в правление Ивана Грозного. Часть правящего класса, князья и бояре, прежде всего из западно- русских земель, вынашивают планы реформирования Московского царства на западный лад. Для Святой Руси это реформирование было равнозначно гибели, ибо именно в этот период западная циви-лизация фактически отказалась от Христианства, а западное общество подверглось иудизации.

Кризис западной церкви и христианских монархий в Европе, начавшийся с отпадения Рима от Православия, перешёл к сере-дине второго тысячелетия во всеобщую катастрофу западно-христианской цивилизации. С этого момента, по справедливому замечанию русского философа А.Ф. Лосева, осуществляется развертывание и оформление сатанинского духа, ступенями ко-торого были капитализм и социализм. Западный мир вошёл в полосу деградации и одичания. Этому способствовало и разви-тие научно-технического прогресса, который в условиях упадка веры превращал человека в раба возрастающих материальных

210

потребностей. На авансцену истории выходили бездушие, эго-изм и ограниченность человека, живущего только потреби-тельскими, плотскими интересами. Живший по правде Божьей человек Святой Руси не мог принять эту убогую шкалу жизнен-ных ценностей Запада. Столкновение между Русью и западны-ми странами было не простым межгосударственным конфлик-том, но борьбой двух противоположных цивилизаций – русской духовной христианской и западной потребительской антихри-стианской». (О. Платонов, «Нужна новая опричнина»)

Киев. Китаева пустынь

Ответ инока

«Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непшевати вины о гресех».

(Не уклони сердце мое к словам лукавым, для из-мышления извинения во грехах моих)

(Пс. 140.4)

Очень запомнилась Василию в Киеве Китайгородская обитель! Он прошёл к ней пешком от Лавры, по набережной

211

Днепра. Около трёх километров. Она сто-ит тоже на взгорке, над Днепром. Очень скромная с виду. По-бывал он там в церк-ви и некоторых поме-щениях.

День был жаркий. Летняя жара утомля-ла. Василий, пройдя по деревянному мо-стику, у заросшего пруда, подошёл и углубился в здешние пе-щеры. Поначалу были приятны прохлада и сырость. Не спеша двигались посетители не среди сухих, побелённых стен, как в пещерах Лавры, а по серым известняковым, узким проходам. Время от времени они расширялись до небольшой площадки метр на два. Там были вытесаны в стене что-то вроде ложа и небольшая ниша для икон. Иногда тут же, в ещё одном углубле-нии лежал череп обитателя этой «кельи». Далее опять сырой, невзрачный, тёмный и тесный проход продолжался… И так да-леко и долго. Во многие проходы, ответвления путь закрывали либо решётки, либо ограждения. Тут оживлённых разговоров не слышалось. Много подвижников добровольно замуровали себя, неустанным бдением и молитвами спасая души свои и своих соотечественников. Теперь таких молитвенников за нас, грешных, здесь нет.

Как приятно было с жары входить сюда в пещеры, так ещё более приятно было закоченевшим в сыром холоде, будто из склепа выйти в пышущий дневным, летним зноем и ярким све-том, от которого многие жмурились, на зелёный дворик скита.

Обогревшись и обойдя территорию обители, Василий при-метил идущего в подряснике молодого мужчину. Прибавив шагу, нагнал его и, извинившись за безцеремонность, расспросил о по-рядках, уставе, по которому здесь живут иноки. Много ли здесь

212

иноков? Оказалось, как и повсюду сейчас в монастырях – очень мало. Спросил и про подземные переходы:

– И что, неужели там, в этих пещерах, кто-то мог подолгу находиться?

– Да. Были. Молились. Подвизались.– Но это же верная смерть! Там невозможно находиться. Лю-

бой человек за неделю там сгниёт заживо. Сгорит в воспалении лёгких или чахотке какой…

– Всяко бывало, – загадочно ответил инок.– Это их черепа там лежат?– Да. Лишь некоторые. Какие только мы нашли. Тут же кого

только не было. Какие только организации здесь не находились за сто лет.

– А сейчас кто-нибудь там, в пещерах бывает, молится?– Нет.– Почему?– Не благословляют старцы.– Почему? – настырно допытывался Василий.Инок остановился и задумчиво ответил:– Потому, что нет в нас теперь такого духа, какой был в тех,

прежних братиях.Василий всё же решился и ещё спросил:– Не выдержите?– Нет, – честно ответил инок и быстро отошёл прочь.Дотошный путешественник и здесь провёл целый день, дол-

го ходя по тенистым тропинкам обители и размышляя. По ним же ходил знаменитый старец восемнадцатого века Досифей, бла-гословивший юного Прохора Мошнина из Курска идти в Саров-ский монастырь, чтобы стать тому известным всему миру стар-цем, преподобным Серафимом Саровским.

«18-летний послушник Досифей шёл в Киево-Печерскую лавру. Через два месяца он уже стоял перед её настоятелем, ар-химандритом Иларионом и рассказывал, что с раннего детства мечтал стать монахом.

Безпаспортного беглеца отказались принять в число братии. Это был Промысел Божий. Тогда Досифей пришёл в окружён-

213

ную лесами Китаевскую пустынь, поднялся на гору и руками вырыл себе в земле пещеру. В ней он прожил 17 лет.

Никто не искал его в далекой пустыни. Суровая жизнь в тёмной холодной пещере помогала молитвенным подвигам. Пи-тался он только хлебом, который изредка приносили ему иноки из Китаевской пустыни. На время Великого поста закрывался наглухо, лишь по ночам выходя за мхом и корнями, своей един-ственной пищей. Денно и нощно молился затворник, стремясь избавиться от искушений, обрести высший дар Бога – любовь к ближним, чтобы избавлять людей от уныния, отчаяния и душев-ной боли, самой страшной на свете.

Слава о прозорливом и мудром отшельнике разлеталась по городам и весям России. Тысячи людей приходили к нему за по-мощью, вельможи и нищие, старики и подростки. Но никто из них не видел его лица. Из мрака холодной пещеры доносились до страждущих только слова утешения. Старец никогда не поки-дал своей пещеры и никого не впускал к себе». (К. Авдеев)

Киево-Печерская Лавра

214

Как же все эти величественные святыни и памятники ста-рины вдохновляли и питали, звали к себе Николая Васильевича, находившегося в неустройстве, в сырой, холодной и чуждой ему тогдашней северной столице России!.. Как он мучился в смердя-щей «вольтерьянским» богонизвержением среде, пронизанной масонством, презрением ко всему родному, народному. Как ему было невыносимо и душно!.. Бедный Гоголь. Приходил в себя он, вероятно, только при воспоминаниях о своей малой родине, древнем Киеве, его святынях.

Много повидал важных мест Василий, которые нельзя не посетить в Киеве, не побывать, не помолиться там. Многое из того, что хотелось ему увидеть, осталось за чертой возможно-стей его, ибо не счесть храмов и святых мест в древнем, славном городе. Здесь можно жить, заниматься познанием окружающего несколько лет, а то и десятилетий, и то, вряд ли охватишь всё в достаточной мере.

Из славного города великого князя Кия, города первых рус-ских христиан – братьев, великих князей, первых русских муче-ников Аскольда и Дира, в крещении Николая и Илии, крестив-шихся в Константинополе с дружиной своей более чем за сто лет до общего Крещения Руси, двинулся Василий далее.

Снова в дорогу

В одном из городков, через которые Василию нужно было продолжать свой путь, он неприятно был огорчён бытовой сце-ной в переполненном автобусе. Двое мужчин что-то с остервене-нием вырывали друг у друга. При этом один другого обзывал:

– Отцепись, москаль!– Сам ты москаль! – отбрасывал от себя опасное прозвище

противник его, боясь принять на себя «позорную» кличку.Василий, понимая, что ничем им и другим помочь не смо-

жет, молча, не вникая в суть раздора, отвернулся в сторону: «Да, сейчас зло шантажирует многих из нас двояко. С одной сторо-

215

ны, разжигая через СМИ, навязанные всем чуждые нам стереотипы, потре-бительские и прочие страсти. С другой стороны, всё дела-ется, чтобы страсти эти не удовлетво-рялись по причине общего обнища-ния, дороговизны...Трагично ещё и то, что никогда наш на-род не поддавался на подобного рода злые настроения и чувства. Были годы большого голода и лишений, когда манившие «раем» коммунизма гноили нас голодом, посто-янной нуждой, но народ, имея скудную пищу и одежду, был ро-вен, достоин, доброжелателен. А теперь, увы.… Неужели Ангел добра отлетел от нас? Тогда что же нас ждёт впереди? Каких же размеров и силы в будущем приобретёт раздражение и злость наша друг на друга?..»

Преподобный Лаврентий Черниговский говорил настойчиво и строго, что «наше родное слово – «Русь» и «русский». И обяза-тельно нужно знать, помнить и не забывать, что было Крещение Руси, а не крещение Украины. Киев – это второй Иерусалим и мать русских городов». «В Польше, – говорил Преподобный, – была тайная жидовская столица. Иудеи понуждали поляков за-воёвывать Русь. Когда поляки завоевали часть Руси, то отдали

216

иудеям в аренду православные монастыри и церкви. Священни-ки и православные люди не могли без их разрешения совершать никаких треб... Иудеям очень не нравились слова: «Русь» и «рус-ский», поэтому они назвали... завоёванные поляками и отданные им в аренду русские земли... Окраиной – Украиной... Какая окра-ина? Чего, почему окраина?! Ведь за этой мнимой иудо-польской окраиной находятся другие страны и государства. И позже по их же указке поляки узаконили нам название «Украина» и «украин-цы», чтобы мы охотно забыли своё название «русский», навсегда оторвались от Святой и Православной Руси». (А. Воронцов)

Много здесь городов с величайшей историей и святынями. Двинулся Василий в направлении древнего, тоже овеянного сла-вою и честью, града Чернигова.

Не доезжая километров семьдесят, вышел из автобуса и, свернув в сторону от основной дороги, пошёл просёлочными путями, обходя стороной многочисленные небольшие города и посёлки. Хотелось побыть одному, в тишине, вне суеты людской. Подумать, поразмышлять, переварить многое из виденного, за-помнившегося. Не хотел он сваливать всё на отдалённые полки памяти, авось, когда-нибудь вспомню, разберусь да подумаю: завалится всё мусором будней, и не отыщешь тогда ничего пут-ного. Надо сразу всё тщательно разложить по полочкам памяти аккуратно и со смыслом. Тогда только это не потеряется.

Часто вспоминалась родная Москва. По-всячески мы скло-няем её, ворчим на суету её и многолюдье. Большое видится и ценится действительно на расстоянии. Как скучал по России, по Москве и по родной Малороссии Н.В. Гоголь, находясь за гра-ницей!..

«Видя беды и нестроения на своей малой родине, как рвался он и на родную Украину. В декабре 1833 года он писал из Пе-тербурга: «…Туда, туда! В Киев! В древний, прекрасный Киев! Он наш, он не их! Там или вокруг него деялись дела старины нашей».

217

В словах «он наш» и «не их» Гоголь имел в виду не украин-цев и русских, а славян и «западников».

Он говорил: «Я знаю и люблю Шевченко как земляка и даро-витого художника: Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту. Они все ещё доже-вывают европейские, давно выкинутые жваки. Русский и мало-росс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой невозможно». При этом Гоголь утверждал: «Нам, надо писать по-русски: надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доми-нантой для русских, словаков, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан». (Исторический вестник, 1881, № 12)

Гоголь очень любил Москву. «Москва – моя родина», – писал он в 1841 году. Гоголь был чисто русский человек, а не малоросс, каким его желают представить: писатель горячо любил именно

218

Россию, а не Малороссию только. Любимою литературою его была литература русская. «Россия всё мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что-то ещё выше ро-дины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небес-ной. – говорил великий писатель».

(Исторический вестник, 1893, № 1)

Изъяны и потери духовные в украинских городах были осо-бенно резки и обнажены, поэтому Василий обходил стороной многие города. Их описаний в повести не было, а посему надо соблюдать строгость маршрута и времени. Не намешивать посто-ронних впечатлений. Их и так предостаточно. Надо идти вперёд.

С артистами

Долго брёл по пыльной просёлочной дороге Василий, пока его не подобрал автобус, наполненный шумными людьми. Это артисты из областного города ехали на праздник в отдалённые сёла, чтобы показать жителям свой спектакль и хоть немного по-полнить свою кассу. Тут же с ними были и нехитрые декорации, костюмы, реквизит и прочее. Ехали весело, шумели, пели, спо-рили…

Вдруг небо разом потемнело. Большущая тёмно-синяя туча накрыла всё небо. Пошёл вначале дождь, вскоре перешедший в сильнейший ливень. Вокруг ничего не было видно – серая стена воды. Внизу, похожие на расплавленный свинец, неслись потоки воды, сливающиеся во многих местах в целые реки.

Автобус встал.Что делать?..Дождь вскоре перестал, но ехать автобус не мог. Дорога пре-

вратилась в жидкое месиво. Как быть? До села не менее трёх километров.

Один из артистов вышел наружу. Ступил осторожно на зем-лю. Ботинок его погрузился в грязь. Он шагнул ещё, ещё… Вер-нулся, открыл дверцу, обратился к сидящим:

219

– Пройти можно. Пошли!На него в ответ, не соглашаясь, заверещали дамочки-

артистки:– Ты что?! Мы в туфлях и босоножках. Испачкаемся, будем

как грязнули.Двое мужчин всё же поднялись и стали продвигаться к вы-

ходу.– Да пойдём! Люди ждут.– Ну и пусть «ждут». Мы же не можем летать. Пусть тогда

вышлют нам какой-нибудь вездеход, – капризно заявила дамоч-ка.

– КрАЗы вам подавай, – усмехнулся второй выходящий.– А что? Есть между прочим и джипы. Мы артисты, а не

какие–нибудь посудомойки, – воинственно, задрав подбородок вверх, заявила всё та же дама.

– Какая ты «артистка»? Текст выучить не можешь, – отмах-нулся первый мужчина, спускаясь на землю.

– Пошли, «артисты погорелого театра». Иначе сельсовет вам денег не выпишет. Хоть об этом подумайте. Наряды не на что покупать будет.

– Ничего, выпишут, как миленькие. За такую-то дорогу дол-ларами надо платить!

Другая кокетливо поддержала её:– Вот если бы нас кто на руках отнёс, тогда мы согласны.– Для кого там играть-то? Там – пьяные уже все. Ничего не

поймут. Да ещё обматерят, – отвергла всякое дерзновение ка-призная дама.

Мужчин не послушали и остались сидеть в автобусе.

Дойдя до села и разыскав там сельский клуб, представители мужского состава театральной труппы вошли. Там сидели и раз-говаривали немногие жители. В основном женщины. Многие с бегающими по залу детьми. Не более четверти зала было запол-нено. Несколько мужчин были действительно пьяны. Отыскав заведующую клубом, артисты спросили её:

220

– Почему так мало людей? Были же афиши, объявления, по местному радио говорили о нашем приезде?

– Много. Очень много было людей. Зал битком был напол-нен. Люди ждали, ждали, а вас всё нет. Тут ещё гроза. Подумали, что вы передумали ехать. Вот и разошлись…

– Что теперь делать?– Сейчас пойду, позвоню в контору, чтобы снова всех по

местному радио сзывали и сами приходили, – утешила их за-вклубом.

– Напомните им, чтобы они автобус наш помогли подтащить, – попросил артист.

– Да, да, конечно. Сейчас трактор за ними пошлём.Прошло около получаса и всё преобразилось. Наполнился

вновь, зашумел, загудел зал. Пришло и вежливо стало привет-ствовать прибывших артистов местное начальство. Вначале лич-но, в зале, а потом торжественно со сцены.

Двое прибывших работников сцены с помощью самих арти-стов быстро соорудили лёгкие декорации. Всё это время шум, громкий говор и даже крики мамаш и их расшалившихся детей, нетвёрдые походки пьяненьких, которых тоже заметно прибави-лось в зале, на сей раз не раздражали, а веселили. Громкий го-мон собравшихся подбадривал. Все четыре широкие двери зала были распахнуты. Через них свободно входили–выходили люди, вбегали–выбегали дети. Всё это совсем не пугало артистов. Толь-ко одна пожилая артистка выразила осторожное опасение:

– Как мы будем играть? Они же ничего не услышат в таком шуме и гаме!..

– Ничего, ничего. Начинайте, – успокаивала их знающая своих односельчан завклубом.

Неуверенно артисты начали спектакль. И чудо!.. Зал затих. Слышались только отдельные шиканья мам на детей. Особен-но затихали в моменты наиболее важных и хорошо сыгранных артистами сцен. Это удивило, поразило исполнителей, и они се-рьёзно, с полной отдачей, исполняли свои роли. Никто, ни один человек не вышел из зала, хотя все двери из-за духоты были рас-

221

пахнуты. Исполнители и зрители не заметили, как пролетел на одном дыхании спектакль. После него была большая пугающая пауза, а потом шквал рукоплесканий.

Радостно поблагодарили со сцены артистов представители местной власти и общественных организаций. Зрители завалили каждого из приехавших артистов охапками цветов. В приподня-том состоянии проводили артистов в сельскую столовую. Там ублажили их вкуснейшими яствами и напитками. Провожали как родных:

– Спасибо, что приехали! Ещё приезжайте! Ждём!Довольные, пошатываясь от усталости, обильного обеда, и

от щедрых похвал, артисты погрузились в заметно просевший от потяжелевших тел старенький автобус. По высохшей дороге быстро покатили обратно в свой большой шумный город. Долго ехали, молча осмысливая происшедшее.

Один из мужского состава, тот, что вышел первым в грязь из автобуса, осмелился укорить присутствующих:

– А вы не хотели выступать перед ними… Вон как нас встре-тили!

Никто ему ничего не ответил. Установилась долгая пауза. Потом женский голос поддержал:

– Да, я очень поражена была. Как эта неуёмная, казалось, стихия замерла, затихла вмиг. С каким вниманием они смотрели и слушали. Даже дети перестали кричать и плакать.

– Меня тоже удивила их внутренняя мудрость, дар духов-ный. Как они переставали дышать в моменты, когда у нас были точные попадания в образ. Тишина стояла полнейшая! Такого восприятия я не припомню нигде ни в одном городе. Ни в Киеве, ни в Москве!.. Такая внутренняя духовная деликатность пораз-ительная!.. Лет двадцать назад, в Вологодской области на съём-ках, я только встречала такое. И тоже в глухом селе.

Все молчали.Подытоживая возникший разговор, мужчина произнёс:– И для них жалеть туфельки?! И для них не играть? Надо!

Во что бы то ни стало надо! Необходимо! Люди у нас – прекрас-ные!!..

222

И с этим согласились все. Больше уже не говорили ни о чём, смотрели в окна автобуса, внимательно рассматривая людей, мимо которых проезжали. Смотрели другими глазами, с други-ми мыслями и отношением.

Не пожалел Василий, что проехал с ними в сторону от своего маршрута. Но время не было потеряно даром.

Баба Маня – «государственный человек»

«Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов.

Они не вписались в рынок. Не думайте об этом – новые вырастут».

(А. Чубайс)

Сколько бы ни был человек с виду мал и незначителен, почти в нём образ Божий, особенно когда он говорит о чём-нибудь с любовью, особенно когда говорит и делает дела люб-ви.

(Св. Праведный Иоанн Кронштадтский)

Удаляясь, уходя с Украины, недалеко от границы с Бело-руссией, остановился Василий на пару дней у общительной и доброй, девяностолетней бабы Мани. Муж – фронтовик, давно умер. Дети с внуками и правнуками – разлетелись, кто куда.

Особо порадовало Василия, что в избе не было телевизора в красном углу, а как и положено, весь он занят был иконами, от которых исходили покой, тепло и уверенность.

Вспоминала хозяйка и былые годы, довоенные. Мать её, ког-да вышла замуж, переселилась сюда из Белгородчины. Невесело баба Маня рассказывает:

– Как кабак был здесь в двадцатых годах ещё, помню. Мне лет пять было тогда. На краю села, еврей Егиль его содержал. Рыжий, жирный такой.

223

Описала она загулы мужиков в том кабаке. Сколько горя он принёс.

– Власти боролись с верой, народностью, желанием растить и воспитывать детей дома, в добре. Скольких в тюрьмы отпра-вили, в лагеря, на чужбину!.. По поводу же шинка того ничего не предпринимали. Егиля не трогали. Всех он купил и держал в своей власти. Даже тех, кто был при больших должностях. Тогда тайно собравшись всем селом, решили сельчане наши сами при-крыть его мерзкую лавочку. Погрузили на телеги, на обществен-ных «пожарных» лошадях, всё кровопивцем насосанное – ковры, посуду, украшения… отвезли на станцию. Так он, сволочь, и тут сорвал куш! Угрожая револьвером, тут же на площади продал цыганам и повозки, и лошадей общественных. Загрузился в по-езд и умчался куда-то со своим злобным выводком… Досталось народу конечно после этого. Многим «зачинщикам» это головы стоило. Недовольны были купленные им начальники, что доход их пропал.

Вспомнил Василий подходящие сему рассказу строки:

Рекою бушует вино,Уносит деревни и села,И Русь затопляет оно.Дерутся и режутся братья,И мать дочерей продаёт.Плач, песни, и бой, и проклятья –Питейное дело растёт.

(А. Толстой, 1878 г.)

Помолчав, бабушка Маня продолжила:– Гонитва на наших мужиков была большая. Не любят на-

чальники, когда власть их снизу одолевают. Многие пострада-ли, но иначе нельзя было. Всех бы тогда споил и разорил тот Егиль...

Тут же, с ходу, она перекидывается на другую тему. Жалует-ся баба Маня:

224

– Рука разболелась и просидела я вот целый месяц у телевизора. Се-риалы эти, пропади они пропадом, да «суды» по ящику замучили. Запу-стила весь огород. За-сохло многое, что-то и посадить не успела. Чем зиму жить буду? Пенсия-то махонькая. Ну, ничего, (смеётся), нам не привы-кать, на хлебе и воде про-живу. Живут же люди и так. Нам ли горевать, и не такое видали.

Помолчала, потом по-пыталась найти оправда-ние:

– Очень уж разбере-дили меня события, что происходят повсюду. Не так всё там де-лают опять, власти то, – посетовала она. – Займы зачем-то вез-де мужики берут! – возмутилась баба Маня. – А их же отдавать надо, да и с процентами. Таким же приёмом и тот Егиль в своём шинке мужиков наших разорял и губил.

– Где? – не понял Василий.– …Ну, по-вашему – в кабаке. Где вино и горилку и всякую

отраву пьют. Так там этот Егиль тоже всё в долг поначалу му-жикам наливал… И сегодня заёмщики в банках, так же дурачат народ «выгодными» кредитами, займами и погубляют.

– Да вам- то, что за дело до других, в ваших- то летах?– Как же! Душа болит.– Это про то, что по «ящику» показывают? – уточнил Васи-

лий.– Да.

225

– Ну и ладно. О том, что здесь происходит, это ещё как-то вас касается . А что в других странах-то, зачем вам смотреть?

– За всех болею. Всех жалко.– Какой толк от вашей жалости. Время- то уходит! Огород

вон у вас,говорите запущен.– Жалко и огород, что поделаешь? А людей – жальче. Вон! –

она указала рукой за стену. – У соседей дивчина кохана. Тильки ейный муж, когда за Ющенко в Киеве, на Майдане ошивался, прихватил там срамную болезнь. Её заразил. Лечились. Разве-лись, а теперь вот… она одна осталась.

– Жалко, – поддержал её Василий.– Ещё бы! Ей теперь только уехать куда отсюда. Здесь для

неё всё сгибло. Тут не город. Все про всех знают…– Это хорошо, что вы переживаете за людей. Только «ящик»

поменьше смотрите. Там, либо врут, либо отвлекают от важного. У нас самих уже крыши горят!

– Горят… – грустно согласилась баба Маня.Помолчала, потом опять взялась за своё:– Это же всех касается! Вот займы наши самые высокие на-

чальники, берут и берут. Это к чему нас приведут? К полному краху! Вон Дунька, сколько знаю её, всё занимает у всех. И что же это за жизнь такая! Как белка в колесе но-сится, у всех клянчит и плачется: «Я уж про-срочила тому-то и той-то отдать. Тебе потом отдам». Так и носится, как угорелая – прячется от тех, кому задолжала. Она за всё время-то ни разу, поди, с лица, с па-радного входа в избу-то свою не входила, а всё задами, с тылу, с огоро-

Ющенко поздравляетветеранов-бандеровцев

226

да воровато проскакивала, чтоб не увидели, за шкирку за долги не потрясли. И не запойная. Обстановка или чего там у неё, – нет ничего особенного, а вот такая страсть погибельная.

Помолчав немного, хозяйка вскинулась опять на власти:– То Кравчук этот, разделил и на грабление нас отдал. Те,

другие вслед за ним тоже преступствуют. Наверху чего плавает-то?! – вдруг резко спросила баба Маня.

Долго дожидаться она не стала, сама ответила за него:– Мусор всякий, дерьмо! Вот и они… Этот…– Ющенко, – подсказал Василий фамилию правящего на тот

момент «президента» Украины.– Ну да, он, а до него Кравчук с Кучмой, будь они нелад-

ны, – согласилась баба Маня. – Эти «профессора тухлых щей» пусть не врут! Не они одни – «государственные лица». Мы тоже кой-чего понимаем. Это самая распоследняя жизнь такая, если жить, как Дунька, всё время по долгам. Не зря наши мужики поднялись и вышибли отсюда того Егиля. Иначе все погибли бы с семьями, по миру пошли. В эту долговую яму только стоит по-пасть – и не вылезешь.

– Согласен, – поддакнул Василий.– Ющенко нам Мазепу прёт! И других своих бандеровцев!.. Чтобы поберечь её, Василий достал из сумки потрёпанный

журнал, обещая интересное.Читает: «Не мешало бы господину Ющенко напомнить, что

Украина в XVI веке была не страной, а территорией, находящей-ся под гнётом Литовского княжества, а позже – Речи Посполитой. И только с помощью России она стала полноправной её частью. Частью самодостаточного государства. А воспеваемый им гет-ман Мазепа возжелал личной «самостийности» и потерял всё. Вместе с раненым перед сражением Карлом, Мазепа с горсткой приспешников и шведских солдат бежали в Османскую импе-рию. В Бендерах (ныне Приднестровье) Мазепа скончался. «Так умер на чужбине человек, которого на Украине называли ляхом, в Польше считали козаком, а в России – изменником», – пишет историк Н. Костомаров.

227

Народ всегда очень чуток по отношению к власти. Когда Ма-зепа был в союзе с Москвой, он мог водить за собой десятки тысяч воинов, когда ей изменил, за ним пошло не более трёх тысяч – это ли не весомый показатель единства народа, который сегодня стараются расколоть, обособить и «осамостийничать».

(С. Порохин)

– Во, правильно написано, – успокоилась наконец баба Маня.

Да, права бабушка Мария. Если не восстать против зла, оно погубит до конца. Оно – безжалостно, как всё то, что от Ада. Путь компромисса – путь в бездну. Низкий поклон тем мужикам, что восстали и изгнали смердящую гниль из своего села. Ина-че та зараза расползлась бы по всем окрестным сёлам и весям, массово пожирая не только мужиков, жен, молодёжь, но и детей. Всех сводя под корень, как индейцев в Америке. Как тех, из ви-дения Василия, парализованных страхом, а потому обречённых на погибель. Радостно было ему слышать, что ожил в мужиках, как и в самом Николае Гоголе, русский дух отпора злу, дух Тара-са, дух казаков, завет прадедов.

«К свободе призваны вы».(Гал. 5, 13)

Сейчас враги, даже видимые, откровенные, намного хитрее и неуязвимее. Они не размахивают перед тобой саблями, а раз-махивают указами, распоряжениями, сводом Законов и Консти-туцией. И не придерёшься… Сейчас враг даёт убойные очереди из телефонов, кабинетов, залов заседаний… Битва другая стала, хитрая, скрытая, подковёрная. Непривычная, чуждая нам. Но надо учиться и тут воевать. Надо, отбросив презрение к пиджа-кам, обучаться биться словами, цитатами, параграфами законов и указов. Сюда перемещаться для Сечи. Итак, во многом опозда-ли. Надо навёрстывать, пока бесы-инородцы и тут, и в России не осилили, не повязали нас окончательно и не отвели в последний, всемирный, содомский, электронный полон.

228

Устало вздохнув от переживаний, баба Маня дала строгий наказ Василию:

– Гоните вы там, в шею, в столицах своих министров, депу-татов всяких, ещё кого там, кто нас опять в ярмо, в смертную яму затаскивает.

– Постараемся, – утешил её на прощание Василий.Уходя, он не посмеивался снисходительно на «полоумную

бабку», наоборот, удивлялся ясности её ума. Такой, что иметь бы не мешало многим государственным деятелям!..

«Кто не имеет веры в Бога, тот не заслужива-ет никакой веры и у людей.

Выше и чище христианского учения нети не мо-жет быть на земле»

(прп. Филарет, архиеп. Черниговский)

«Истина религиозная и нравственность суть лучи одного света: где первая смешана с заблужде-нием, там нечиста и последняя».

(свт. Филарет, митр. Московский)

Не особо рад был Василий вот таким редким побывкам, в чьём-нибудь дому. Люди смотрели на него везде удивлённо, даже испуганно, будто он был инопланетянин. За весь путь он не видел ни одного человека, который был бы, как он, с рюкзаком, палаткой и ковриком на плечах. Осели все, отучились и отучили людей от такого.

Здесь, на Украине, очень мало мест, не занятых, не обра-ботанных. Свободных лугов, каких в России, – море разливан-ное, после погрома совхозов демократами, здесь практически не было. Всё и повсюду было возделано. Даже коров не было где пасти. Их, как собачек, водили жители на верёвке, только по обочинам дорог, где они в кюветиках выщипывали выжженную солнцем траву. Эти напряжённые хлопоты гнали всех на улицу и днём и ночью искать себе пропитание. «А может, это и хоро-

229

шо? – подумал Василий. – Что все заняты. Иначе бы никто бы не спасся. Всех бы поглотили бесы пьянства, лени и блуда. Один телеящик может проглатывать в себя безпечных зрителей – мил-лионами!..»

Размышляя, вышел Василий на большое, открытое про-странство. На «свободную», необозримую до горизонта степь и восхитился ею. Вот оно, долгожданное!

Закрыв глаза, вдохнул в себя пряный, пьянящий и одновре-менно бодрящий благовонный настой трав. Постоял неподвижно минут десять, потом присел в изнеможении на большую земля-ную кочку. Достал и раскрыл небольшой, но драгоценный томик Гоголя. Отыскал нужную страницу и прочитал:

«Степь чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, всё то пространство, которое составляет нынешнюю Но-вороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам ди-ких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся

230

поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тон-кие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесённый Бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных пти-чьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался Бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами птица и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она про-пала в вышине и только мелькает одною чёрною точкою. Вон она перевернулась крылами и блеснула перед солнцем... Ох, сте-пи, как вы хороши!..»

Да, степи удивительно хороши! Конечно, это не те степи Причерноморья, времён Тараса, пятьсот лет назад. И даже не времён самого Гоголя, полтораста лет назад. Человек за это вре-мя столько уже разрушил. Степи теперь уже не такие, нет в них того обилия цветов, трав, насекомых и живности. Не то, что ку-ропаток, облезлой лисички тут не сыщешь. Одни разве мыши только выжили. Всех из ружей переколошматили. И не от голо-да, а так, больше ради забавы. Химией вытравили… И всё же! Степь, – есть степь! Это песня родины!..

На автовокзале

«Кое причастие правде к беззаконию? Или кое общение свету ко тьме?

Кое же согласие Христови с Велиаром? Или кая часть верну с неверным?»

(2 Кор. 6,14-15)

231

На границе Украины, перед Белоруссией, пришлось Василию заночевать на маленькой районной автостанции. Зябко, косточки на скамье затекли, заныли под утро. Хоть и лето, да нет уже той молодецкой прыти, когда безразлично где и как отдыхать.

Приоткрыв глаза, заметил Василий, что пристал откормлен-ный милиционер к симпатичной скромной девушке. Подсел к ней, лезет с объятиями. Она встала, перешла на другую скамью. Тот и туда к ней переметнулся. Опять с наглыми притязаниями. Видя, что не преуспевает, стал что-то резкое ей говорить, угро-жающе пошлёпывая в руке резиновой дубинкой… Девушка явно перепугалась, растерялась, не знала, что ей делать.

Василий подошёл, вежливо спросил:– Простите, что происходит?Милицейский чин, вероятно, не встречавший никогда проти-

водействий, медленно встал со скамьи. Был он роста немалого, а посему, сверху устремив мрачный взор на подошедшего, угро-жающе спросил.

– А тебе шо? Ты хто такiй?.. Ты шо, москаль, а? Так я тебе щас покажу, чья здесь власть!..

Видя, что ничего хорошего, кроме больших неприятностей, не получится, Василий объявил:

– Это дочь моего знакомого.– Ну, и шо? – холодно отреагировал милицейский.– Хочу проводить её.– Я те счас «провожу»!.. А ну пошли со мной, москаль не-

добитый!Милицейский тип крепко схватил Василия за куртку у плеча,

резко рванул к себе, потом одним рывком толкнул его в сторону мрачных закоулков автостанции, где находился глухой полупод-вал милицейского поста. Василий дал милицейскому протащить себя метров пять. За это время девушка благополучно ушла. Ва-силий, указав на бегущего к станции случайного мужчину, со-общил уверенным тоном:

– Вон, Кириленко бежит, он сейчас с вами разберётся. Ми-гом в Киев позвонит, в МВД генералу Щербицкому.

232

Рука мента моментально ослабла, разжалась. Он какое-то время соображал, про кого и про что ему сообщил влекомый им, потом всё же убоявшись, с презрением оттолкнул от себя Васи-лия, дав напоследок поучение:

– Ладно, тикай атсуда! Пшёл вон! Следующий раз попробуй сунуться. Я те так вломлю! Никакой генерал не поможет. Тикай, пока не поздно, к своим москалям!

Громила в погонах ушёл в свои тёмные казематы, как удав уползает в подземелье, на сей раз без добычи.

Огладил Василий на себе помятую куртку, поблагодарил Господа за помощь и подумал: «Как страшно! Не потому, что он – нацист-украинец, как таковой. Таких и в России навалом. Только там он рычал бы с ненавистью: «А, хохол!..». В любой стране их «пруд пруди». Всё больше и больше хамова племени. Эти выродки, как перед Всемирным Потопом, вновь наводнили и заполонили землю. Всё больше прибавляется, армия жлобов. Это они вытаращив глаза требовали: «Пусть кровь Его будет на нас и на наших детях, только распните, распните Его!». Они же ревели с трибун римского Колизея, требуя жестокой казни неповинных христиан. Они бесноватой толпой громили Кон-стантинополь. Выплясывали на телах поверженных при Фран-цузской, а затем Октябрьской революциях. Они у Белого Дома в 1991 году, нажравшись дармовой водки и закуски ревели с восторгом «Ельцин!», а октябре 1993 года брызжа слюной тре-бовали уничтожения всех восставших против тирании иудеев. И на Украине, подзуживаемые Шендеровичами, Тимошенками они вопят на Майданах «против москалей». Они, проплаченное хасидами отребье, устраивают для них перевороты и погромы… Этому менту, как всем этим Кравчукам, Кучмам, Ющенкам, Ко-ломойским, Фертышам, Вальцманам (Порошенко), Ярышам… и скольким ещё крысам, совершенно наплевать на Украину. Лишь бы только хапать, захватывать как можно больше, да упиваться властью в безнаказанном насилии и разбое. И сколько сейчас та-ких! Везде сейчас, в любом народе всё больше хамова племени. Эти выродки, как перед Всемирным Потопом, вновь наводнили

233

и заполнили землю, отравили, выжрали на ней всё необходимое для жизни. Изгадили, насмердили везде и повсюду. Они размно-жаются миллионами, как микробы, которые вот-вот изничтожат повсюду всё живое.

Сейчас повсюду, люди очумели. И на Украине истеричные вопли о нэзалежности, национальной идее. А её нет! Чем боль-ше об этом вопят, тем меньше её на самом деле. Она отброшена и по ложному кличу инородцев происходит бег к пропасти. Прав великий русский государственный деятель, реформатор России начала прошлого столетия П.А. Столыпин, застреленный имен-но в Киеве иудеем Мордкой Багровым, сказавший: «Народ не имеющий национального самосознания – есть навоз, на кото-ром произрастают другие народы».

«Я книгу взял, восстав от сна,

И прочитал я в ней:«Бывали хуже времена,Но не было подлей».

Лучше Н.А. Некрасова не скажешь…

Василий вышел на улицу. Наступал ясный погожий день.Взглянув на часы, определил, что до автобуса осталось более

часа. Дабы не получить продолжения истории с милицейским, он пошёл прогуляться по улицам тихого, уютного городка.

Вдыхая свежий утренний воздух, Василий ещё раз поблаго-дарил Господа. А сколько опасностей проходит мимо не заме-ченных нами, от которых отводит нас Всеведующий?..

Ослепли мы во многом, отшибло у нас память и не видим, не ведаем, что творим. Повторяем старые, горькие, а часто и траги-ческие ошибки. Сказал же Господь: «Будут иметь глаза – и не видеть. Иметь уши – и не слышать»…

234

«Такая пора теперь завелась»

«Братие! Если вы услышите, что кто-нибудь с насмеш-кой, с иронической улыбкой на лице или же со злобой и раз-дражением относится к проповеди о приближении Антихри-ста, Второго пришествия Христова, кончины века и Страш-ного Суда, знайте, что вы имеете дело с лицом, уже так или иначе вовлечённым слугами Антихриста в подготовку его скорейшего прихода и воцарения на земле! Бойтесь таких людей, как разрушителей нашей Святой Веры и Церкви!»

Архиепископ Аверкий (Таушев)

«Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв»(Откр. 3; 1)

Что осталось советского в мире?Москва перестала быть советской.И улица Горького, ныне Тверская.И учебники истории, ныне антисоветские.И Кремль, ныне без кумачовых полотнищ.И радио, ныне без марша ударных бригад.В нынешнем мире, где почти не осталось советского,Самое советское – это я.

(М. Эпштейн, «СССР. Опыт эпитафии»)

О, эти толки роковые,Преступный лепет и шальнойВсех выродков земли родной,Да не услышит их Россия, –И отповедью – да не грянетТот страшный клич, что в старину:«Везде измена – Царь в плену!И Русь спасать Его не встанет!»

(Ф. Тютчев, 1865)

235

«Щедро Бог дарует благодать, но не расточает её напрасно»

(свт. Филарет, митр. Московский)

Мы знаем, сколько изолгано, извращено в истории на-шего Отечества. И декабристы у нас с почтением изучались в школе. Портреты их висели в классах. Воспевали цареубийц-народовольцев. Великую Российскую империю обзывали с по-дачи плюгавого погромщика из Симбирска «тюрьмой народов». Клеймили всю историю нашу дореволюционную, мазали чёрной краской. Отброшен и семидесятилетний отрезок ХХ века. Те-перь у нас история только двадцати с небольшим последних лет «демократии». Особенно ненавистно им Православие, – основа любви к Отечеству земному и Небесному.

Какие большие, богатые сёла были на Украине! С радост-ными и открытыми людьми. Довольство, изобилие изливалось на них. И это всего лишь чуть больше двух десятков лет назад! А теперь что?.. Разор! Бедствие и нищета. Мужчины уезжают на заработки в ту же самую подлую, вороватую, спесивую Польшу, к ляхам. На заработки, в рабство. И на них опять же, на их горбах ездят эти псеюхи, паразиты всех времён. Тот же Н. Гоголь описы-вал, как это про-исходило ещё в те времена, до у с т а н о в л е н и я иудиных банков, ломбардов, ску-почных и кре-дитных контор:

«Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и Янкель

236

корчмарём; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхти-чей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил своё жидовское присутствие в той стороне. На рас-стоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: всё валилось и дряхлело, всё пораспивалось, и оста-лась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выве-трился весь край. И если бы десять лет ещё пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и всё воеводство».

(«Тарас Бульба»)

Вспомнил Василий поучительное видение с дрожащими за шторами жителями несчастного города. Вновь остро осознал, что страшнее рабства СТРАХА, покорности злу, – нет ничего ужаснее и отвратительнее. Н.В. Гоголь тоже писал и предупре-ждал нас об этом. Кухари, заваривающие все злодеяния, а потом дающие событиям свою оценку, как правило – всё те же инород-цы Янкели. Суть и методы их неизменяемы в течение тысячеле-тий – одна нажива. Жесточайший эгоизм и презрение ко всем. Эти «бесы во плоти», по выражению святителя Иоанна Златоу-ста, во все времена не признают ничего, кроме одной выгоды.

Что в прежние времена, что в наше время, их методы – раз-рушительны. Никто не смог опровергнуть обвинения в таковых преступлениях, описанных и Николаем Васильевичем – чумы всех времён – ростовщиков-уничтожителей жизни целых наро-дов. Холодящие душу, жуткие их безобразия, беззакония и пре-ступления во все века омрачали страхом умы и волю людей. Как в наше время, так и в прежнее, во времена Тараса:

«В это время большой паром начал причаливать к берегу. Стоявшая на нём толпа людей ещё издали махала руками. Это были козаки в оборванных свитках.

…Из среды их отделился и стал впереди приземистый, пле-чистый козак лет пятидесяти. Он кричал и махал рукою сильнее всех; но за стуком и криком рабочих не было слышно его слов.

237

– С чем приехали? – спросил кошевой, когда па-ром приворотил к берегу.

Все рабочие, остановив свои работы и подняв то-поры и долота, смотрели в ожидании.

– С бедою! – кричал с па-рома приземистый козак.

– С какою?– Позвольте, панове за-

порожцы, речь держать!– Говори! Говори же,

что там делается?– А то делается, что и

родились и крестились, ещё не видали такого.

– Да говори нам, что де-лается, собачий сын! – закричал один из толпы, как видно, по-теряв терпение.

– Такая пора теперь завелась, что уж церкви святые те-перь не наши.

– Как не наши?– Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперёд не запла-

тишь, то и обедни нельзя править.– Что ты толкуешь?– И если он не положит значка нечистою своею рукою на

святой пасхе, то и святить пасхи нельзя.– Врёт он, паны-браты, не может быть того, чтобы не-

чистый жид клал значок на святой пасхе.– Слушайте! Ещё не то расскажу: и ксендзы ездят теперь

по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратай-ках, а то беда, что запрягают уже не коней, а православных христиан. Слушайте! Ещё не то расскажу: уже жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне,

Казаки встречают беженцев

238

панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей, ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.

– Стой, стой! – прервал кошевой, дотоле стоявший, поту-пив глаза в землю, как и все запорожцы, которые в важных де-лах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. – Стой! И я скажу слово: а что ж вы, так бы и этак поколотил леший ва-шего батьку, что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что ли? Как же вы попустили такому беззаконию?

– Э, как попустили такому беззаконию? А попробовали бы вы, когда пятьдесят тысяч было одних ляхов, да и, нечего греха таить, были тоже собаки и между нашими – уж приняли их веру.

– А гетьман ваш, а полковники что делали?– Наделали полковники таких дел, что не приведи Бог нико-

му.– Как?– А так, что уж теперь гетьман, зажаренный в медном

быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу. Вот что наделали полковни-ки!

Всколебалась вся толпа. Сначала пронеслось по всему берегу молчание, подобное тому, как бывает перед свирепою бурею, а потом вдруг поднялись речи, и весь заговорил берег:

– Как! Чтобы жиды держали на аренде христианские церк-ви! Чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христи-ан! Как! Чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! Чтобы вот так поступали с полковни-ками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!

Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорож-цы и почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомыс-ленного народа: волновались всё характеры тяжёлые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар.

239

– Перевешать всю жидову! – раздалось из толпы. – Пере-топить их всех, поганцев, в Днепре!

Слова эти, произнесённые кем-то из толпы, пролетели мол-нией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с жела-нием перерезать всех жидов.

Бедные сыны Израиля, растерявши всё присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печках и даже запалзывали под юбки своих жидовок; но козаки везде их находили».

(«Тарас Бульба». Изд. «Детская литература», 2008 г.)

Из этого мы видим то, что за прошедшие полутысячу лет цели и методы наших врагов остались одни и те же. Прежде всего вести яростную атаку на основу, – на веру Православную. Только стали они намного хитрее. Нападения совершают не от-крытым нашествием, при видимости их зверств, а невидимо и более через приятные средства искушения и порабощения. Через приманчивую, разлагающую, убивающую изнутри за-манку комфортом, развлечениями, снятием запретов, «легитим-ностью» пороков и преступлений, выборочной «защитой прав человека», их преступной, карательной «психиатрии»… Через зримые и печатные Средства Массовой Инфектизации. Против такой мягкой, приятной, клейкой паучьей сети Интернета и те-левидения охватившей теперь весь мир, никакая Сечь бороться уже не сможет. Никакому Тарасу с казаками тут развернуться «нэ можно». Это и есть трагедия современности. В этом одна из причин добровольного самоубийства наших братьев и наших детей – пьянство, наркомания, игромания, духовное разложение и разжижение.

Будь верен до смерти; и дам тебе венец жизни».(Откр. 2: 8-10)

Судя по последним событиям на отторгнутой от основной части России – Украине, похоже время основного, неминуемого, главного столкновения определяющих всё и вся сил подходит:

240

«Нечто промыслительное видится в том, что с конца ХVIII века, в результате возвращения Россией отторгнутых Польшей и заселенных евреями русских земель, именно в Российской Им-перии – самой христианской части мира – оказалась основная часть самого антихристианского народа, как бы для раскры-тия смысла истории в решающем столкновении двух замыслов, Бога и сатаны... Произошло удивительное явление – столкнове-ние народа Бога и народа сатаны (армии грядущего антихриста) на территории удерживающего Третьего Рима – которое попу-щено Богом как последнее, самое наглядное средство вразумле-ния нас для восстановления удерживающего сознания и удер-живающей государственности. Именно в этом заключается дра-матизм «двухсот лет вместе» как предапокалипсического этапа истории»…

(М. Назаров, «Вождю Третьего Рима»)

Недаром ещё Ф.М. Достоевский предупреждал: «…Двухсот-летняя отвычка от малейшей самостоятельности характера и двухсотлетние плевки на своё русское лицо раздвинули нашу совесть до таковой роковой безбрежности, от которой… Ну, чего можно ожидать, как вы думаете?»

Мы вновь, при разделении и разрушении нашей большой, мощной империи опрокинули на себя фиал бед и скорбей. Раб-ский труд за гроши в соседней Польше и других странах, стал единственным выходом для многих украинских безработных.

Злоключения украинцев

«Полная или частичная остановка промышленных пред-приятий и безработица сделали свое дело – сотни тысяч людей заметались в поисках хлеба насущного, стремясь прокормить себя и свою семью. Естественно, что в первую очередь их взо-ры и надежды устремились к развитым странам, но в Герма-нии, Италии, Америке рабочих рук в избытке. Что же осталось

241

украинцам? Тамара С. исходя из собственного опыта, уверяет: «Рабство за копейки в соседней Польше».

«Этот барак даже с натяжкой нельзя было назвать жильём»

Ещё два года назад Тамара была уволена с завода телеграф-ной аппаратуры. Долго и безуспешно пыталась найти работу на каком-либо предприятии, предпринимала попытки заняться тор-говлей, потом наступила полная безнадежность. Из этого состо-яния её вывела знакомая. Мол, поехали вместе работать в Поль-шу. Сама работа выглядела заманчиво: выращивание цветов в теплицах, их сбор и упаковка.

На одну из частных ферм под Краковом мы с Еленой доби-рались за свой счёт, – рассказывает Тамара С. – Вообще на эту поездку пошло очень много денег (по нашим понятиям), кото-рые пришлось занимать буквально по крохам у всех знакомых. Во-первых, заграничный паспорт, во-вторых, проезд, в-третьих, нас предупредили: ни о каких авансах по приезде не может быть и речи. Деньги выдадут только после работы.

Хозяева фермы – муж Тадезий и его жена Стефания (им по 40 лет). Хозяин сразу же забрал наши паспорта и отвел в «обще-житие». Этот барак назвать жильём даже с натяжкой трудно: не-большая комната, в которой стояли четыре металлические кро-вати, несколько облезлых тумбочек, в углу – газовая плита, обе-денный стол, пара стульев. За тонкой стеной находились туалет и душ. Постель застелена одноразовым китайским бельём (его меняли через полтора месяца).

– Спать будете тут, – показал Тадезий. – «Валетом» по два человека. Пока располагайтесь, а завтра займёмся делом.

Поздно вечером приехали ещё шесть женщин из Тернополя и Ивано-Франковска.

Первый день начался не с работы, а с посещения... врача. Его к нам привела хозяйка.

– Никто вас лечить не собирается, – буркнула она в ответ на наше недоумение.

242

Да и сельский врач особо не церемонился, приказал всем раздеться, быстро и грубо осмотрел нас. Лишь после этого до-пустил к работе.

Наши хозяева были людьми зажиточными: огромный особ-няк, обставленный немецкой мебелью, шикарная автомашина «мерседес» и деловой «фиат», один трактор, две грузовые маши-ны, свинарник, коровник, большое количество домашней птицы, свои и арендованные поля, сад и прочее.

«Когда приходили с работы, не было сил даже плакать»

Наш участок – пять огромных теплиц, где выращивались розы и овощи. Сейчас я с ужасом вспоминаю те три месяца ра-боты. Мы вставали в шесть часов утра и, буквально валясь от усталости, возвращались в свою комнату в 7-8 часов вечера. От жары и испарений химических удобрений непрерывно кружи-лась голова, рвало, выпадали волосы, обламывались ногти. По-теря сознания была обычным явлением. Естественно, никаких респираторов не давали, и нам приходилось весь день дышать этой отравой. Все руки были в порезах, в них набивались земля и удобрения. Раны гноились, подолгу не заживали. У Люды и Гали от химикатов началась экзема. Больше всего они боялись, что это увидит хозяйка. Ведь она предупредила: если заболеете, то выгоню, не заплатив за проработанное время.

Хозяева в буквальном смысле считали нас рабочим скотом. Через месяц после начала нашей работы Тадезий поссорился с наёмными батраками, и те от него ушли. Вечером к нам подошла Стефания и приказала:

– Людмила, Наталья и Вероника, идите убирать свинарник.Наталья не выдержала и возмутилась:– Мы не договаривались работать по 15 часов вдень!Стефания резко развернулась и ударила её кулаком в лицо,

разбив губы:– Не хочешь работать – убирайся! Никто тебя не держит и

платить не собирается!

243

И женщины, сцепив зубы, отправились уби-рать. После этого случая, окончив работу в теплице, мы делали ещё и другую работу по хозяйству, сти-рали «господское» белье, убирали в доме и т.д.

Когда Анне в теплице стало плохо, и она упала прямо на помидоры. Хозя-ин от злости исполосовал её ремнем да еще оштра-фовал на 15 долларов.

Когда приходили к себе в комнату, не было сил даже пла-кать. От усталости стали опускаться: после работы не прини-мали душ, так как не могли дождаться своей очереди. Хозяйка, увидев состояние наших простыней, стала называть нас «гряз-ными украинскими свиньями». А как тут помоешься, когда не в состоянии даже еду приготовить? Меню особым разнообразием не отличалось: непонятная баланда, которая почему-то называ-лась «борщом». За еду мы должны были расплатиться в конце работы.

«Украинцы работают там,куда поляк никогда не пойдёт»

В одном небольшом городке, находящимся недалеко от на-шей фермы, мы встретили женщин с Украины, также работаю-щих в Польше. Наших там очень много. В основном работали на стройках, сельскохозяйственных работах, в швейных цехах, на химических предприятиях – везде, где грязная, вредная и тяжё-лая работа и куда поляк не пойдет никогда. Практически везде работа по 13-15 часов, нищенские заработки (у нас на Украине и таких нет), скудная еда, постоянное рукоприкладство и сек-

244

суальные домогательства, обманы при расчетах, брезгливое от-ношение.

Больше всего меня удивило, что никто из наших жаловаться не рискует. Уже потом я поняла, что мы там безправные и неже-лательные элементы. Через три месяца нас, как и было догово-рено, рассчитали. После многих вычетов различных штрафов и платы за питание я получила гроши за три месяца работы. Воз-вратилась на Украину с твердым намерением больше никогда не возвращаться в этот ад. Но на родине за эти три месяца никаких изменений не произошло – работы по-прежнему нет. Делать не-чего – надо снова собираться в эту треклятую Польшу. Надо кор-мить и маму, и дочь, и себя...». (С. Карнаухов)

Сотни тысяч, миллионы людей бывшей империи – СССР те-перь в скорбях и смятении, и эта история показывает, что не сто-ит нам, как блохам, скакать по чужим местам, в поисках чужих объедков. Больше потеряем! Надо понуждать себя, выходить из плена лени и страха, но не для буйств иноземно-масонского Майдана, а как это было в столице России, во дни народного протеста 3-4 октября 1993 года. Вот где надо было быть! Вот в какой схватке побеждать! Проспали перед телевизором с Кур-ковой, Сванидзей и прочими инородцами, ненавистниками Рос-сии. Они и сейчас – главные кошевары для наших разжиженных мозгов. Известно всем хрестоматийное: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой». Бой ежедневный, самый главный – с собой. Со своим эгоизмом и стремлением к комфорту и удовольствиям, а ради этого – лю-бому соглашательству и предательству. Обретать и укреплять в себе добро, любовь и помощь ближнему. Терпение бед и скорбей вместе с твоими согражданами. Верность Вере своей, Отечеству своему. Всё известно давно! Остаётся немногое – воплощать это в действие.

Кроме того, поставляя нас перед открытой и ярко выражен-ной несправедливостью, столкнув с ней, Господь и при этом со-вершает отнюдь не жестокость, а Милость Свою. Учит нас му-

245

жеству, стойкости, отпору врагам видимым и невидимым. Он научает нас духовной битве. Непосредственно и зримо пытается через это убедить нас, чтобы мы наконец поняли: этот мир – не наш. Призывают нас и святые отцы: «Любовь к миру есть вражда на Бога». Нечего за него так цепляться, приражаться к нему и быть жалким рабом падшему миру сему. Мы должны на-конец отвергнуться от него и приразиться к – Горнему миру.

Отпор

«Мы сильные, должны сносить немощи безсиль-ных и не себе угождать».

(Рим. 15, 1)

«Русский народ – более чем народ. Это народ со-бирающий вокруг себя народы».

(С. Соловьёв, 1889 г.)

Широко, размашисто описывает Николай Васильевич и исто-рические, батальные события, мастерски, понятливо их пред-ставляет. Снова Василий нырнул в книгу:

«…Сто двадцать тысяч козацкого войска показалось на границах Украйны. Это уже не была какая-нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение наро-да, – поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за безчинства чужеземных па-нов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле – за всё, что копило и сугубило с давних времён суровую ненависть козаков... Отвсюду поднялись козаки: от Чигирина, от Переяслава, от Батурина, от Глухова, от ни-зовой стороны днепровской и от всех его верховий и островов.

246

Без счёту кони и несметные таборы телег тянулись по полям. И между теми-то козаками, между теми восьмью полками от-борнее всех был один полк, и полком тем предводил Тарас Буль-ба. Всё давало ему перевес пред другими: и преклонные лета, и опытность, и уменье двигать своим войском, и сильнейшая всех ненависть к врагам. Даже самим козакам казалась чрезмерною его безпощадная жестокость.

Нечего описывать всех битв, где показали себя козаки, ни всего постепенного хода кампании: всё это внесено в летопис-ные страницы.

Известно, какова в Русской земле война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры. Непреоборима и грозна она, как неру-котворная скала среди бурного, вечно изменчивого моря. Из са-мой средины морского дна возносит она к небесам непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня. Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимобегущим волнам. И горе кораблю, который нанесётся на неё! В щепы летят без-сильные его снасти, тонет и ломится в прах всё, что ни есть на них, и жалким криком погибающих оглашается поражённый воздух.

В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов; как были пере-

247

вешаны безсовестные арендаторы-жиды; как слаб был корон-ный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею ар-миею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, пресле-дуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведённый в крайность, польский геть-ман клятвенно обещал полное удовлетворение во всём со сторо-ны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ. Но не такие были козаки, чтобы поддаться на то: знали они уже, что такое польская клятва. И Потоцкий не красовался бы больше на шеститысячном своём аргамаке, привлекая взоры знатных панн и зависть дворянства, не шумел бы на сеймах, задавая роскошные пиры сенаторам, если бы не спасло его находившееся в местечке наше же духовенство. Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастыр-ской митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы они на ту пору, ниже самого коро-ля, но против сво-ей церкви христи-анской не посмели и уважили своё духовенство. Со-гласился гетьман вместе с полковни-ками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды козацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот один был Тарас».

(«Тарас Бульба»).

248

Не то ли самое произошло и в единой тогда ещё Российской империи в роковом 1917 году, после февральской революции. Тогда так же предана была триединая Русь. И в наше время, в начале 90-х годов мы не возвысили должным образом свой голос против разделения и развала страны. С преступным смирением приняли низвержение Православия с его царственной высоты и авторитета. Приняли установление «новой», всё той же инород-ной власти об уравнении нашей Веры с магометанами и иудея-ми. Продолжали лобызаться и восхвалять преступников Ельци-на, Кравчука и Шушкевича, расколовших Российскую империю на куски. После этого сдано было и то, для чего мы созданы и призваны. Отвергнуто было само дело спасения безсмертных наших душ. Сданы были сами имена наши, данные нам при свя-том крещении. Заменили их на номера, с теми самыми антихри-стовыми шестёрками. Это уже намного похлеще, чем выпустить Потоцкого для новых преступлений на Украине. Постепенно ве-дётся и наша Русская Православная Церковь к полному полону, – «объединению», сдаче нас злейшим врагам-еретикам. Смеше-нию чистейших, живоносных вод Церкви нашей с грязью, ядо-витыми помоями «Всемирной церкви». До каких пор будет про-должаться такое предательство наше?..

В чём же тонкий секрет, то особое слово или действие, кото-рое, как живая вода для изрубленного врагами богатыря, излечи-ло, соединило бы все израненные его члены. Восстановило бы вновь богатыря – нашу мощную, триединую Русь?

«Удивительно ли, что там, где говорит Бог, недостаточ-но иногда человеческого разумения? Как часто дитя не по-нимает вполне того, что говорит ему человек совершенно-летний!

Явный знак неверия – о Боге вопрошать: Как? Каким об-разом?»

(свт. Тихон Задонский)

249

Один из ответов, конечно же, заложен в главном, в нашей единой Православной вере, правда, пошатнувшейся у собратьев из Киева и Минска, а это и есть та святая, живая вода, оживляю-щая и целящая.

«Вера – душа народа. Когда гаснет она в народе, то он превращается в безжизненный труп, быстро разлагающий-ся, предающийся тлению».

(прп. Филарет, архиеп. Черниговский)

«Все великие эпохи в истории государств были в то же время и периодами процветания религии (следовательно, и веры, без которой немыслима религия), и упадок последней неминуемо влёк за собой падение и разложение также госу-дарственной жизни народов.

Чего ожидать для людей, когда снимают со страстей са-мую прочную узду – правила святой веры?..»

(прп. Филарет, архиеп. Черниговский)

«Общество людей без веры в Бога и безсмертие души – это почти стадо диких зверей, хотя и одарённых разумом, которые всегда готовы терзать и истреблять друг друга».

(свт. Макарий, митр. Московский)

«Всё достаточно просто: две части бывшей Киевской Руси объединило Православие, вернее, реальная возможность поте-рять Православие на Украине. С одной стороны, мощный натиск католицизма, особенно после того как территория Малороссии вошла в состав Польши, с другой – исламский натиск, постоян-ные набеги крымских татар. Результат – сотни тысяч людей, про-данных в рабство. Воссоединение Малороссии и Великороссии решило обе эти проблемы. Две главные проблемы были решены. Мало того, украинская элита сразу вошла в состав российской элиты, стала важнейшей частью Империи. Благодаря этому они выстояли в бушующем море мировой политики.

250

К себе московиты относились не менее сурово, чем к при-соединенным малороссам. Присоединяются всегда к сильным. В XVII веке Россия была таковой. Поэтому формула присоеди-нения Украины в XVII веке для России выглядит очень просто: мы были сильными и православными.

А что же теперь? Почему Украина должна вновь воссоеди-ниться с Россией? Зачем ей это нужно? Сильны ли мы сейчас? Православны?

В России также буйствует культ золотого тельца: дайте боль-ше денег, больше удовольствий. Православие присутствует в на-шей жизни. И его позиции в нашем обществе ещё удерживают-ся. Но не более того. Здесь нам ещё работать и работать. С силой у России за последнее время стало получше. Вроде бы теперь мы напрямую не подчиняемся Вашингтону (во время прямого подчинения ситуация с объединением была просто абсурдна, и мог возникнуть законный вопрос с украинской стороны: зачем подчиняться Москве, если можно напрямую выйти на Вашинг-тон?). Но стоит посмотреть на реальное положение нашей ар-

мии, на количество бед-ных в нашей стране, на то, как жирует наша так называемая элита, чтобы прийти к неутешитель-ным выводам. Ну и по-желать себе работать и ещё раз работать в бла-гом направлении.

Поэтому будущие перспективы объеди-нения России и Украи-ны вполне очевидны. Сможет Россия создать сильное социально спра-ведливое государство, в основе идеологии ко-

251

торого будут православные принципы, – и никаких проблем с воссоединением России и Украины не будет. И существующие объективные предпосылки для объединения – в сферах языка, экономики и психологии – станут ещё объективней. А если Рос-сия не сможет, то другие объективные предпосылки могут при-вести к тому, что выяснение отношений между родными братья-ми дойдет и до мордобития, и до – не приведи Бог! – поножов-щины. Тем более, когда есть заинтересованные в этом люди и нелюди». (В. Пичугин)

А если сказать одним, весомым словом, то это слышится у святого угодника древности:

«Будь готов отвечать на всякое слово, которое услы-шишь: прости меня, потому что смирение разрушает все козни врагов». (прп. Антоний Великий)

Вот чего нам не хватает! Братского, смиренного: «Прости!» Уловил нас общий враг, и гибнем мы от гордыни, которую он внушил нам, и тем разделяет и губит.

«Намерение по отношению к нам Господа нашего Иису-са Христа состоит в том, чтобы изгнать из сердец наших ложь, гордость, злобу сатанинскую, а вместо того насадить Свою Истину и Любовь, кротость, смирение...»

(Св. Прав. Иоанн Кронштадтский)

По отношению к самому близкому и родному брату, даже если он будет неправ и жесток к нам, мы должны относиться так, как учат нас святые отцы Церкви:

«Один старец (близ Александрии), окруженный толпою не-верных, стал подвергаться со стороны их не только злословию, но и ударам, и когда с насмешкою говорили ему: что удивитель-ного сделал вам Христос, Которого вы почитаете? – он ответил: «То, что я не возмущаюсь и не оскорбляюсь этими и большими обидами, если бы вы ещё их нанесли». (авва Херемон)

252

«Мы только можем быть далеки от Духа Божия, а Дух Божий не может быть далеко от нас».

(свт. Филарет, митр. Московский)

«Как магнит привлекает не всё, к чему приближается, а одно только железо; так и Бог ко всем приближается, но привлекает только тех, которые способны и обнаруживают некоторое родство с Ним (в смысле согласия своей воли и со-чувствия Богу, желающему всем спасения)».

(Феофилакт, архиеп. Болгарский)

«Нечистое зеркало не может принимать в себя отраже-ния и изображений; и душе, которая предзанята житейски-ми попечениями и омрачена страстями плотского мудрова-ния, невозможно принять в себя озарений Св. Духа».

(свт. Василий Великий)

«Как нам этому всему научиться, овладеть таковым нравом?.. Без этого, действительно будем безконечно пустыми. Ходить по кругу бед и несчастий»...

Такие тяжёлые размышления заставляли горестно опускать голову. Не радовали прекрасные виды городов, сёл, природы, как хотелось. Заметный во многом душок разделённости и пагубной обособленности огорчал.

Гоголь, ободряя нас, призывает к единственно верному, пря-мому пути. Показывает не только физическую мощь своего глав-ного героя, но и силу его правоты, безстрашия идти даже напе-рекор большинству своих собратьев, когда это касается Веры и Отечества. Вот каково воздействие пламенного, открытого серд-ца на окружающих. Каким народным словом Тарас привлекает к себе внимание, чтобы повести за собой малое число казаков на битвы:

«Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул:– Эй, гетьман и полковники! Не сделайте такого бабьего

дела! Не верьте ляхам: продадут псеюхи!

253

Когда же полковой писарь подал условие и гетьман прило-жил свою властную руку, он снял с себя чистый булат, дорогую турецкую саблю из первейшего железа, разломил её надвое, как трость, и кинул врозь, далеко в разные стороны оба конца, ска-зав:

– Прощайте же! Как двум концам сего палаша не соеди-ниться в одно и не составить одной сабли, так и нам, товари-щи, больше не видаться на этом свете. Помяните же прощаль-ное моё слово (при сем слове голос его вырос, подымался выше, принял неведомую силу, – и смутились все от пророческих слов): перед смертным часом своим вы вспомните меня! Думаете, ку-пили спокойствие и мир, думаете, пановать станете? Будете пановать другим панованьем: сдерут с твоей головы, гетьман, кожу, набьют её гречаною половою, и долго будут видеть её по всем ярмаркам!

Не удержите и вы, браты, голов своих! Пропадёте в сырых погребах, замурованные в каменные стены, если вас, как бара-нов, не сварят всех живыми в котлах!

254

– А вы, хлопцы! – продолжал он, оборотившись к своим, – кто из вас хочет умирать своею смертью – не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью – всем на одной по-стели, как жених с невестою? Или, может быть, хотите воро-титься домой, да оборотиться в недоверков, да возить на своих спинах польских ксендзов?

– За тобою, пане полковнику! За тобою! – вскрикнули все, которые были в Тарасовом полку; и к ним перебежало немало других.

– А коли за мною, так за мною же! – сказал Тарас, надвинул глубже на голову себе шапку, грозно взглянул на всех оставав-шихся, оправился на коне своём и крикнул своим: – Не попрекнёт же никто нас обидной речью! А ну, гайда, хлопцы, в гости к католикам!

И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табор из ста телег, и с ними много было козацких конников и пехоты, и, оборотясь, грозил взором всем остававшимся, и гневен был взор его. Никто не посмел остановить их. В виду всего воинства уходил полк, и долго ещё оборачивался Тарас и всё грозил.

255

Смутны стояли гетман и полковники; задумалися все и молчали долго, как будто теснимые каким-то тяжёлым пред-вестием. Недаром провещал Тарас. Так всё и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступ-ка под Каневом, вздернута была голова гетмана на кол вместе со многими из первейших сановников».

(«Тарас Бульба»)

Переход в Белую Русь

Земно поклонился Василий, покидая Украину, – колыбель запорожцев, Гоголя и самого Православия на Руси.

В Белой Руси сейчас более сохранены народные духовные ценности, чем на Украине и в Средней России. Менее они по-вреждены. Здесь и Закон Божий преподаётся в школах! Люди здесь отличаются от тех, кто обитает на Украине. Уступаем им и мы, живущие в России, кто живёт столичной жизнью, среди засевших в ней главных врагов, рядом с ядовитой останкинской телеиглой. Разве что наш Север и Сибирь ещё себя сохраняют, благодаря непроходимым, как и здесь в Белоруссии болотам, ле-сам, холодам.

Белорусы более добры и открыты, имеют страх Божий. Не так держатся за мирские приобретения и удовольствия. Это вы-работалось, в силу того, что они находятся на большой дороге к России, заманчивой для всей нечисти с Запада. Всякая бандит-ская орава, вторгающаяся на Русь, идёт непременно через них. Первая добыча, первые жертвы – здесь, в многострадальной Бе-лой Руси. От этого привыкшие к бедам и потерям, они больше осознают мирскую тщету, острей чувствуют временность сей жизни, никчемность житейских устроений и накоплений.

Попадались оставленные, безлюдные дома, целые города, посёлки и сёла у Чернобыльской зоны. Ему было не страшно. Он не чурался таких мест. «Нищему пожар не страшен». В СССР, в

256

конце восьмидесятых-начале девяностых годов, совершили бо-лее страшную диверсию, взорвали всю нашу страну.

Долго шёл и осматривался по дороге Василий, будто заново, впервые видя вокруг степную равнину. Когда стало невмоготу, устал, решил приостановиться, отдышаться. И тут сама рука от-крыла книгу как раз на нужном месте. Гоголевскому герою тоже было ой как нелегко, но по-другому поводу:

«Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с товарищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех, гик-нувши по-козацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротилась бодрость каждому в душу, на что способна одна только славянская порода – широкая, могучая порода перед дру-гими, что море перед мелководными реками. Коли время бурно, всё превращает оно в рёв и гром, бугря и подымая валы, как не поднять их безсильным рекам; коли же безветренно и тихо, яс-нее всех рек расстилает оно свою неоглядную склянную поверх-ность, вечную негу очей».

«Вот и мне, – подумал Василий, – нужно гикнуть себе само-му погромче, по-казацки, чтобы так же воротилась бодрость в мою душу, в расслабленные чресла. Терпи, казак, атаманом бу-дешь!..»

Да, таким большим личностям, как Тарас, тесно было бы в современной жизни. Таких теперь обнаруживают и уничтожают ещё на взлёте, в период формирования.

Ныне благоприятное время для вызревания больших злоде-ев. Мириадами плодят они массы послушных себе посредствен-ностей, пособников зла.

Города мира становятся бетонно-стеклянными Вавилонами. Многообразные по культуре и образу жизни народы слились и стёрлись в общую примитивную массу. Исподличались и извра-

257

тились. Приладились к злу и обману. Стали послушными по-собниками преступлениям. Такое же под стать и жильё наше. И здесь, в Белоруссии упрощённая, бетонная «архитектура», анти-человеческая как и везде.

В одной России за последние только двадцать лет дважды выбирали Варраву, египетские, мясные котлы для глупых ра-бов и идолопоклонников. Первый раз бегали, как полоумные, «защищать» Ельцина и новую чуму – «демократию» у Белого дома. Помогли их перевороту, развалу большой России – Сою-за, в августе 91-го года. Второй раз, в октябре 93-го года наобо-рот, тогда надо было выйти против поработителей-инородцев. Тогда их власть сильно пошатнулась. Струсили, как те, что за шторами. Сидели в домах «по запечьям», в комфортных норках-квартирках и судачили о «банде красно-коричневых», засевшей в здании Верховного Совета страны. Судачили вслед за лживы-ми «комментаторами»,об окружённых автотехникой и колючей проволокой, войсками МВД. Слушали гнусную клевету, ложь Познеров, Курковых, Собчаков, Черномырдиных («мырда» – смерть (укр.)) и прочих Сванидзей и Шендеровичей. Поддаки-вали их вранью. Но все чуяли, что на сей раз оперетты августа 91-го года не будет. Сатанинский визг СМИ был не за восстав-ших, а против, обслуживших жестокую, безпощадную бойню и большую кровь.

Вспомнил Василий мрачное, без света, канализации, пищи и связи здание Высшей, народом избранной власти, стоящее по-среди столицы всей страны. Круглосуточно окружённое цепью солдат еринского МВД, колючей «спиралью Бруно», сотней ры-жих, лужковских водовозок. Но страшно, горько и одиноко было не от этого. Будто лезвием другое резало душу. Долгими вечера-ми, за тьмой окутавшей последний оплот народовластия, за ярко освещённым кольцом оцеплений, следящим денно и нощно за тем, чтобы и птица не пролетела, было отчуждённое простран-ство темноты, а за ней кипел, жил своей беззаботной жизнью многомиллионный город. Работали магазины и места шумных развлечений. Гуляли парочки. Доносилась громкая музыка,

258

сверкали огнями рекламы. Беззаботно прогуливались улыбчи-вые прохожие…

– Как?!.. – хотелось тогда вскрикнуть от боли и удивления Ва-силию, стоящему у огромного окна, в окружённом и погружён-ном во тьму здании-бастионе. – Мы за вас терпим многие беды и лишения, нас вот-вот нас уничтожат! Для вас мы решились на такое. У нас тоже есть матери, жёны и дети. Мы их оставили на произвол судьбы ради вас! А вы безмятежно наслаждаетесь?..

Это были самые горькие минуты. Эти впечатления врезались в память Василию на всю жизнь, вышедшему с немногими из го-рящего Дома Советов. «Свои» же, славяне, как и на украинских Майданах, купленные, легко принявшие «правду» погромщи-ков, накачанные водкой, били, уволакивали за углы и расстре-

ливали многих выхо-дящих из пылающего Дома. Всех одетых в военное или камуфляж загоняли в автобусы и увозили в неизвестном направлении. Других, «гражданских», пере-гоняли на стадионы, милицейские участки. Измывались там, как хотели. При малейшем протесте – групповое избиение приклада-ми и ногами, короткая очередь из автомата. И после такого все те-перь удивляются и во-прошают, почему у нас такая милиция...Как её не переименовывай, как и кровавое ЧК.Москва. Октябрь, 1993 г.

259

Да, эти, прикормленные, развращённые вседозволенностью церберы кровавой власти в тот трагический день были, как обе-зумевшие псы, которым был всецело отдан на разбой и насилие район в центре столицы с окружёнными, безоружными людьми, восставшими против преступной шайки, захватившей власть в стране. Они, эти убийцы, были не пришельцы из других земель, но действовали не менее жестоко, по-зверски. Они были совсем не похожи на богобоязненных солдат из крестьян, на тех же каза-ков, служивших не для чинов и заработков, защищавших свой род, «наш род» – народ. Те проливали кровь врагов-поработителей, а не братьев-сородичей – сынов Отечества своего! Выродки, уби-вавшие в октябре 93 года, как и шпана на Майдане, «на потеху», которым временно дали власть совершать преступления, заслу-живают только одного – презрительного плевка в их сторону, по-зора из род в род. Бог воздаст им сполна на Своём Суде.

Ни тогда, при кровавой ельцинской бойне, за два дня ли-шивших жизни семи тысяч лучших русских людей, ни потом картавые «правозащитники», «интеллигенция», по этому во-пиющему преступлению не кричали, не возмущались. У нас и за рубежом, продвинутые в демократии и законности любители «прав и свобод» молчат и врут до сих пор. Более того, гевалтом своим в своих «демократических» газетёнках и на телевиде-нии, они подначивали кровавую власть алкаша от Политбюро добивать восставших против поработителей. Таких подлых ударов в спину те казаки давних времён не имели. В этом им было легче. У них враг был – внешний, фронт – определённый. От этого цель яснее, конкретнее. От этого такая отвага в них, удаль, простота, открытость, размах и ширь. В этом им можно позавидовать.

Милостью Божьей, миновав тогда, в октябре 1993 года, мно-гие смертельные опасности в тот расстрельный, день Василий чудом Божьим уже ночью возвратился, будто с того света, в свою квартиру, к семье, опалённый и сожжённый изнутри. С тех пор недолюбливал он не только политиков, милицейских, «антилли-генцию», но и такую часть жилья, как окна. Сторонился, не под-

260

ходил к ним даже днём, твёрдо пред-полагая, что ничего хорошего там уви-деть нельзя.

С болью вспом-нился Василию тот переломный мо-мент, когда жизнь можно было из-менить к лучшему, скинуть власть па-разитов и растлите-лей. Совсем немно-

го тогда нужно было для этого. Чуть-чуть ещё оставалось. Но именно этого и не хватило. Главные «оппозиционеры» – комму-нисты и казаки были отогнаны от защиты последнего бастиона сопротивления преступной власти приказом своих начальников. «Электорат», похихикивая, пировал, послушно сидел перед го-лубым зомби-ящиком. Нежились в постельках, когда последних сопротивлявшихся добивали ногами в участках пьяные менты и омоновцы, а поутру, подогнав войска и танки, расстреляли безза-щитных защитников интересов этого самого «электората». Вос-пользовались их общим неучастием, а по-существу молчаливым соучастием.

И после этого сколько преступлений совершилось при на-шем общем молчаливом попущении!.. Взрывы жилых домов Москве, расстрелы в Будённовском роддоме, зрителей в «Норд-Осте», детей в Бесланской школе, утопление подлодки «Курск», предательство и сдача послушными генералами побед нашей ар-мии в Чечне, обнищание и вымирание русского народа – стерж-ня страны. Доколе будем взирать на это, терпеть такое? Да, мы – не козаки, и нет пока среди нас полковника Тараса Бульбы… Был один, тоже отважный казачий полковник Владимир Наумов, но ему не дали развернуться и подло убили. Генерала Рохлина,

261

полковника Буданова, есаула Морозова, известного юриста, де-путата Госдумы Виктора Илюхина, пронзительного поэта Ни-колая Мельникова, художника Павла Рыженко... и скольких ещё защитников наших преступная власть отстреляла открыто у нас на глазах. Нам – «хоть бы хны». Вот и загонят нас таким обра-зом трясущихся за занавески и потащат на площадь ритуальных убийств…

Теперь получаем, что выбрали тогда! Отсиделись трусливо, на сытую жизнь купились, выбрали её? Как иудеи, выбрав бан-дюгу Варраву, отправили на мучительную смерть неугодного, оплёванного Спасителя. Вот и «остался ваш дом – пуст». Раз-рушен был, некогда великий город Иерусалим, с крупнейшим в мире храмом и «богоизбранным», но предавшим, распявшим Бога народом. И они «не понимали», за что им такое наказа-ние?!

«Мы не при чём! Это всё они, правители… «Власть от Бога» же!» Лукавый перевод Писания. Всякая власть совсем не «от Бога», а «под Богом»! Ему, Богу подчинена и под Ним находится. Тогда, действительно, она от Него, угодная Ему власть. Если не под Ним, а самовозвышается, служит злу, тогда – не Его, враж-дебна и противна Ему. Попущено же её существование потому, что таковую выбрали сами люди, а Создатель попустил лишь свободное волеизлияние человеков. Хотите власть не Бога, а от бесов? Пожалуйста. Но при такой власти Навуходоносора, Иро-да, Нерона, Ленина-Бланка, Гитлера, Тэтчер, Ельцина, Буша… Ротшильдов, Абрамовичей… – другой результат. Это – ваш вы-бор! Машины хотели? Получили? Задыхайтесь теперь от них...Водку хотели? Теперь заливайтесь ею!.. Колбасу хотели? По-лучили? Ничего, что химическая...Разврата хотели? Теперь он – повсюду, в самых разнузданных и преступных формах. Чего вам ещё?! Вон сколько рока, футбола, авторалли у стен Кремля и прочих зрелищ, от визжащих повсюду бесов! Радуйтесь и ве-селитесь…

Более того. Документы, карточки с диавольским номером взяли? От святого имени, каким крещены, отказались? Значит, и

262

после смерти совсем не в радостных местах быть,а там, где вы-бранный вами «хозяин» – тот, чьё цифровое «имя» взяли.

– Ой, а мы не знали!..Враньё. Не захотели знать. Затыкали себе уши и глаза.На Западе более «продвинутые» конформисты. С их согласия

раскромсали много стран. Разбомбили Югославию, разгромили Ирак и Ливию… Там уже чипы с тем самым номером-именем вводят через шприц в тела зачуханных страхом и соглашатель-ством людей. И много ещё чего, в чём нас подгоняют догонять те, что засели наверху.

– Ой! А нас дезинформируют!Ложь! Захотели бы – узнали.Обмельчали и исподличались мы. Стали «искренне» лукавы-

ми. Вот какова ныне почва, – тлен, мерзость запустения. Падшее естество наше растлилось донельзя. Разве может из такого про-израсти могучее? Посему и нет давно и, вероятно, уж не будет Остапов и Тарасов, а могут произрасти только – сластолюбивые и продажные Андрии.

Чего греха таить? Улавливал и себя Василий, что засматри-вался он иногда в пути своём с завистью то на красивую пару какую, то на какую-нибудь яркую кралю. Всегда славянки сла-вились красотою своею. Более пяти лет по несуразности и глу-пости они разошлись с женой. Она вышла замуж, а он остался в «свободном полёте». Дети, к счастью, уже выросли. Он ещё не старый. Не так давно переваливший за сорокалетний рубеж. Вот и «зацепляло» его время от времени.

Пропажа

В самом начале пути по Белой Руси у Василия чуть всё не сорвалось.

По заведённому им порядку, оставив в одном из стогов рюк-зак со спальником, налегке побродив по городу, Василий возвра-щался вечером на троллейбусе на окраину города.

Вот и теперь он предвкушал тихие минуты в одиночестве на природе с кружкой тёплого чая из термоса. Щебет птиц и ла-

263

сковый ветерок укрепляли его в этом желании и подгоняли. Он быстро пересёк скошенное поле, подходил к знакомым стогам и замер…

Стогов сена было не три, а два… Самое неприятное было то, что как раз того стога, в котором он закопал своё имущество, его-то и не было!..

Разбито и опустошённо он опустился прямо на землю. «Что теперь делать? Там, в рюкзаке, свитер и спортивные брюки… Сколько пропало всего нужного. Один дорогой спальник, ко-торый он взял на время у знакомых, чего стоит! Кому приятна пропажа привычной вещи, которой дорожили, ценили»…

Посидев, погрустив, уже при зашедшем за горизонт солн-це, Василий встал и быстро направился обратно в город. Там на окраине он заприметил два милицейских «газончика» около небольшого здания.

Убыстряя шаг, Василий, чтобы подбодрить себя усмехнулся над собой: «Повечерять он хотел, понежиться на тёплом сол-нышке, вечерним воздухом подышать. На тебе. Урок! Не меч-тай! Мечтать – это мечтать. Тать – вор. Мечом своим отсёк от тебя тот вор, бес молитву. Не молился, а мечтал, вот и полу-чил!..»

Хоть милицейских машин уже не было, но здание действи-тельно оказалось милицейским участком. Там сидел за окошком милиционер и что-то писал в журнале.

Василий обратился к нему:– Простите, что я вас тревожу, но у меня беда приключи-

лась.– Слушаю вас, – приветливо ответил милиционер.Василий изложил, что с ним произошло. В заключение по-

просил:– Понимаю, что такие происшествия не входят в круг ваших

обязанностей, но я в полной растерянности. К тому же я оставил там деньги и документы.

– Хорошо, – ответил дежурный, терпеливо выслушавший пришельца. – Что-нибудь придумаем.

264

Немного подумав, он повернул голову, негромко позвал:– Федь, ты слышал?– Да, – ответил тот и вышел из-за перегородки, где мелькал

экран компьютера.Подошедший был крупным, высоким. Он небрежно произ-

нёс:– А что мы можем? Кого ловить? – ответил он сослуживцу, а

потом в том же тоне спросил Василия.– Кто забрал стог, вы знаете?– Нет, конечно, не знаю.– То-то и оно. И мы не знаем…. И никто нам не скажет, кто

их там поставил и по какой причине забрал.Чувствуя, что исчезает всякая возможность поисков. Васи-

лий предложил:– Это поле кому-то, наверное, принадлежит?– Наверное. Во-первых, сейчас не узнаешь, что кому на са-

мом деле принадлежит. Потому, что их целая орава арендаторов, субарендаторов. К тому же, кто купил, до тех не доберёшься, потому что оформляют часто на подставных лиц, чтобы налогов поменьше платить… Так что пустое это дело. Не найдёте…

Большущий дядя в форме, махнув безнадёжно рукой, ото-шёл к себе в закуток.

Василий жалостливо попросил первого милиционера:– Может, как-нибудь всё-таки поможете?– Я даже не знаю, как… Вы же слышали… – смущаясь, от-

ветил тот.В это время из-за ширмочки опять вывалился его сослужи-

вец и рявкнул на них:– Сказали же вам, ничего у вас не получится! Где, кого ис-

кать?!..Первый милиционер и Василий молчали.– Если же произойдёт что-то невероятное, и вы чудом най-

дёте того, кто вывез тот стог с вашими вещами, всё равно вы ни-чего не сможете предъявить! Даже если эти вещи будут лежать перед вами.

265

– Почему? – полюбопытствовал первый милиционер.– Потому! Это не хищение, не воровство, не уголовное пре-

ступление. Это называется – находка!!! Понятно?!.. – он присты-дил сослуживца. – Знать надо Уголовное право!

Победителем громадный милиционер скрылся за перегород-кой.

Василий понимал, что надо уходить. Нечего здесь уже сто-ять и мешать людям работать, но не мог этого сделать. Да и куда теперь идти? Ночь. Чужой город. Где ночевать? Если даже го-стиница, какая рядом, у него нет денег и на самую захудалую коечку!

– Может, всё-таки, позвонить и спросить у кого-нибудь, чьё это поле?

– Куда, кому? В такое время, – негромко, беззлобно отвёл это нелепое предложение первый милиционер.

Готовясь уйти, Василий стал поправлять и застёгивать на-глухо пуговицы рубашки.

В это время дверь распахнулась, и в отделение вошёл воз-буждённый светловолосый милиционер. Увидев незнакомого, с удивлением, приветливо бросил Василию:

– Здрас-сте!..– Ну, как делишки? – протянув руку для рукопожатия дежур-

ному, спросил вошедший.– Ничего, – улыбаясь, ответил первый и, омрачившись, по-

делился. – Вот, только у этого человека вещи пропали…– Как?! – вскинулся с готовностью пришедший.Дежуривший промолчал, давая возможность изложить всё

самому Василию. Не совсем дослушав его, третий милиционер, немного даже выговаривая первому, определённо сообщил:

– Да там Зеленхозовские поля! Можно узнать.Первый, не совсем ему доверяя, охладил его:– Но не сейчас. С утра нужно звонить.– Там у них дежурный есть. Я был у них. Знаю. Возьми спра-

вочник. Набери. «За спрос не бьют в нос».

266

Первый взял пухлую замусоленную книгу. Набрал нужный номер.

Со всею силой и горячностью Василий начал молиться. Про-сить Бога, чтобы он удержал беса в лице второго милиционера-компьютерщика. Дабы тот опять не разгромил их надежды.

Как сквозь, сон он слышал разговор первого милиционера.Положив трубку звонивший с улыбкой сообщил:– Точно. Это их поле. Их стога. И сегодня один из них они

увезли.– А куда увезли-то?Первый милиционер пожал плечами и, как о чём-то неваж-

ном, бросил с досадой:– Куда, куда?...На корм, наверное, скоту. Или в хранили-

ща….– Ты бы спросил поточней, – укорил его третий.– Да какая разница? Взяли и взяли. Они – хозяева, – с доса-

дой и усталостью отмахнулся первый.– Спроси, узнай… – попросил не Василий, а светловолосый

милиционер.Без особого желания первый стал снова набирать номер.

Уточнил у сотрудника Зеленхоза, потом выдал информацию:– Вывозил их наёмный рабочий. При сдаче сена ничего не

передавал. Живёт не здесь, не в городе, а в Никольском. Киломе-тров сорок отсюда. У них будет недели через две…

– Да-а… история… – присвистнул третий. Развёл руками, показывая Василию, что и он отступает в дальнейшем поиске пропавшего. После чего, откозыряв первому, крикнул:

– Я поехал. Если что, звоните.И вышел.Что-то толкнуло Василия, и он быстро вышел вслед за ним.

Видя, что милиционер, решительно собирается уехать, Василий бросился к нему и попросил:

– Может, мы съездим туда?..– Куда?! – остолбенел милиционер.– В ту деревню, где живёт этот работник Зеленхоза.

267

– Вы что? Соображаете?!.. Вам же сказали, что туда не на соседнюю улицу, а со-о-орок километров!

– Вдруг бы догонять кого-то вам понадобилось. Бывает же такое? – жалко промямлил Василий.

– Кого догонять? Сорок километров?! – милиционер иронич-но усмехнулся. – Хороши догонялки…

Ёжась, мелко дрожа от утреннего сырого холода и отчаяния, Василий с жалостью взглянул на него, милиционер, неопреде-лённо спросил не известно у кого:

– А за бензин как я буду отчитываться?Не получив ответа, он ещё строже напомнил.– У нас с этим очень строго! Отчетность!Василий жалостливо попросил:– Как-нибудь… Господь поможет…Тут милиционер запнулся. Помощь Божью он не решился

отменять. Видно, был верующим. Помолчал в задумчивости, потом ещё раз взглянув на дрожащего Василия, резко приказал ему:

– Садись!Сразу сообразив, что это его единственная и последняя воз-

можность, Василий одним прыжком подлетел к машине и сел рядом с водителем. Тот хмуро спросил:

– Как название села?– Никольское! – уверенно выпалил Василий.– Ладно, поехали, – смилостивился водитель и нажал на

газ.Уже рассвело. По асфальтовой дороге ехали легко и бы-

стро, недолго, километров двадцать всего. Потом свернули в сторону и поехали по неровной щебёнке. Скорость была уже не та. Василий осторожно взглянул на водителя. Тот был явно недоволен такой поездкой и, видно, сожалел о том, что согла-сился ехать…

Проезжая через селения, они видели, как люди взглядывали на милицейскую машину. Видно было, что живут тут благоче-стивые люди и милиция здесь – редчайшие гости.

268

Наконец они въехали в Никольское. Народ там тоже бодр-ствовал, выводил, выгонял скотину на выпас.

Пришлось затормозить около трёх-четырёх селян, чтобы они указали нужный дом искомого лица. Приветливые люди, охотно отвечали, но услышав, про кого спрашивали, указывали без удо-вольствия.

Они подъехали и остановились около одного из домов, где, по рассказам соседей, временно поселились здесь пришельцы из Брянской области. Характеристику на них Василий с водителем уже услышали: «Пьяницы, нечистые на руку. Не понятно, зачем и для чего они сюда приехали. Видно, чего-нибудь набедокурили там, на Брянщине своей. И вот сюда сбежали…».

Выйдя из машины, милиционер с Василием взошли на крыльцо. Осторожно постучались. Никакого ответа не было. За-метил только Василий, как дёрнулась в ближнем окне занавеска, и кто-то мелькнул за ней.

– Дома они! Дома!!.. Скрываются.И снова сильно застучал в дверь.Только после этого, и то не сразу, послышалось шарканье

шагов и приоткрылась дверь. В щёлке угадывалась нечёсаная го-лова неопрятной женщины лет тридцати пяти. Она недовольно, хрипло спросила со страхом:

– Вам кого?– Работника Зеленхоза. Знакомого вашего.– Нет его, – коротко бросила она и захлопнула дверь.– А он ничего сюда не привозил, не передавал вам?! – отча-

янно выкрикнул Василий.– Нет! – еле слышно, ещё более жёстко отрезала та из-за две-

ри.Снова развернулся и решительно пошёл к машине милицио-

нер. Василий бросился к нему, чувствуя, что уходит последняя возможность и с жаром стал упрашивать милиционера:

– Там всё, у них! Я понял, почувствовал по голосу. Она не-правду говорит! – взмолился Василий.

269

– Ну и что? А что мы можем сделать? Штурмом, что ли, брать их? – каким-то спокойным официальным тоном ответил милиционер.

Василий замер в неопределённости. Потом попросил при-везшего его:

– Попробуем их «взять на пушку»?..– Как это?– Напугать. Строго потребовать, чтобы впустили. Будто у

нас есть неопровержимые доказательства, потребовать возвра-тить вещи.

– Это запрещено. Без прокурорской бумаги – нельзя.– Ну, что же делать?!.. Как мне теперь быть?.. – в отчаянии

вскричал Василий. – Домой возвращаться? Я же по местам Гого-ля иду! Так, мне, не закончив возвращаться? Да ещё неизвестно, как, без документов и без денег?..

Внимательно взглянув на него, милиционер вернулся и за-стучал в дверь.

Опять вспорхнула занавеска, послышались поспешные шаги, и открылась дверь.

Испуганная женщина, держась за полы накинутого халата, сразу же заголосила:

– Не знаю, где он! Нет его! С ним разбирайтесь!..Так говоря, плюхнулась на диван. По всему видно было, что

она находится не только под действием прерванного сна, но и вчерашней пьяной пирушки.

– Где он? – строго спросил её милиционер.– Я же сказала, что не знаю! Мне не докладывается…Боясь, что милиционер прервёт свой расспрос, Василий взял

на себя «превышение» и строго спросил:– Где те вещи, что он вчера привёз?Женщина на время обомлела от такой осведомленности при-

ехавших. Принимая Василия за грозного следователя, боясь его больше, чем милиционера, разревелась.

Милиционер испугался такого оборота, строго обернулся к Василию, но тут всё разрешилось. Женщина, продолжая реветь,

270

сползла с дивана на пол и стала из под него выволакивать целё-хонькие, не распакованные рюкзак и спальный мешок Василия. При этом, она, ревя, жаловалась:

– Хватает, таскает, а я за него отдувайся. Я не причём тут! Он приедет, его и допрашивайте. Привёз, бросил и уехал. Я совсем не знаю, откуда это и чьё. Не виновата я.

– Ладно. Разобрались. Всё. Спасибо вам, – стал успокаивать её обрадованный Василий, подхватывая свои вещи.

Они быстро вышли. Милиционер взглянул на часы и огор-чился:

– Времени-то сколько! Сейчас мне будет…– Бог вам поможет за добрые дела, не сомневайтесь, – укре-

пил его Василий и поблагодарил. – Огромное вам, сердечное спасибо. Вы так мне помогли! Хлопот с документами было бы много. Хорошо ещё, что с Белоруссией не то, что с Украиной, нет таких строгостей на границе…

Поехали. Водитель включил рацию. В треске и переговорах он услышал, что его разыскивают в эфире и пообещал скоро быть.

Обратно ехали, торопясь, распугивая кур и гусей.Вынув из рюкзака кожаный мешочек, Василий достал оттуда

сохранённые сбережения, предложил милиционеру:– Простите. Я не знаю, как вас отблагодарить.Он протянул деньги водителю. Тот, коротко и удивлённо

взглянув на Василия, резко, обиженно обрезал:– Зачем это? Я не для этого вам помогал.Растерялся Василий, попытался привести другой довод:– Вам же за потраченный бензин отчитываться надо.– Не надо. Как-нибудь выкручусь, – строго повторил мили-

ционер.– Зачем же выкручиваться, когда можно спокойно опла-

тить?– Нет, не надо, – негромко, ставя точку, ответил милицио-

нер.Наконец выбрались и поехали по асфальту быстро и легко.

271

Воспользовавшись представившимся случаем, решил Васи-лий выяснить у сидящего рядом, ряд непонятных для него во-просов. Начал рискованно:

– Простите. Вот, слежу за происходящим, а многого понять не могу. К примеру, глава Белоруссии, ваш президент Лукашен-ко. И стать и порывы, и размах порой у него, и отдельные по-ступки хороши а… а – не казак!

– Как это?! – не понял и обиделся водитель.Испугался Василий его реакции и быстро пояснил свою

мысль:– Нет последовательности, определённости не хозяйствен-

ной, тут всё в порядке, а нужной крепости веры. Поэтому, в ду-ховном, смотришь, мотает его то туда, то сюда. То Православию помогает, то к папе Римскому на поклон едет…

Милиционер насупился, не отвечает.Чтобы смягчить его, Василий расширил диапазон рассмо-

трения.– Читал я недавно Гоголя и поразился, как мы все измельча-

ли. Нет той чистоты, цельности. Нет постоянного горения и от-ваги. Порывы только иногда. Не говоря уже о всепоглощающей силы в вере Православной. У нас не горение, а коптение в этом. Все – не казаки!

Тут милиционер согласно вздохнул. Василий продолжил:– Чем была бы Запорожская Сечь, к примеру, без горячей

Веры казаков?Не получив ответа, сам же и уверенно ответил:– Вертепом разбойников, «малиной», гнездом бандитов, –

ещё более твёрдо закончил. – Вера, это – всё! Это корень всего. А без корня все мы – ничто, сухие, мёртвые «перекати-поле»…

Какое-то время ехали молча.Едва доехали до отделения милиции, водитель тут же выле-

тел из машины и бросился к входной двери. Василий взял свои вещи и тоже выйдя из машины, зашёл в отделение милиции.

Он увидел, как его благодетель быстро убежал в кабинет. Туда же поспешал и сменившийся первый дежурный, у них была утренняя летучка.

272

На ходу, торопясь, ночной дежурный порадовался за удач-ный исход, поздравил Василия:

– Вот и слава Богу, всё нашлось!– Это благодаря вам, вашей доброте и отзывчивости.– У нас работа такая, – поспешая к общему сбору, отговорил-

ся дежурный, крепко пожимая руку Василию.Василий вышел со своей вновь обретённой ношей из отде-

ления.Несмотря на сильное напряжение и безсонную ночь, чув-

ствовал он себя легко и бодро. «Это от того, что так всё заверши-лось. Столько добра и помощи получил от людей. Есть такие вот отделения и служащие, которые по-настоящему – охранители порядка и покоя граждан. Добрые и отзывчивые, не мздоимцы. Основная масса, конечно же, такие, хорошие мужики. А сколько грязи всякой им приходится выволакивать, заниматься порой с самыми падшими. Какое надо иметь терпение, чтобы выносить всё это, не озлобиться. Мы же, неблагодарные, только ищем по-вод их обругать, обвинить… Какая опасная у них работа!.. Дай Бог им здравия и помощи! Везде есть хорошие люди и их намно-го больше, что очень радует…»

Низвержение во Ад

«Не знаете ли, что дружба с миром есть враж-да против Бога?

Итак, кто хочет быть другом миру, тот ста-новится врагом Богу».

(Иак. 4, 4).

«О, если бы и ты в сей твой день узнал, что слу-жит к миру твоему!

Но сокрыто ныне от глаз твоих».(Лк. 19, 42).

273

Пропылённый, выгоревший под палящим солнцем бродяга, каким он теперь выглядел, идя по шумной улице городка, Васи-лий остолбенел. Чуть не споткнулся и не упал. Такой красоты была встречная, молодая женщина. Та, не обратив внимания, на истрёпанного грязнулю, шла не останавливаясь, заливалась сме-хом с подругой. Они прошли мимо, а его будто обдало кипятком. «Всё! Здесь остаюсь! Никуда дальше не пойду. Все силы бро-шу на завоевание этой «крепости». Кто она?..» Он задохнулся и с минуту стоял, приходя в себя. Попытался одёрнуть себя: «Не стыдно?! Пень уже затасканный, а всё туда же!..» Сдержав себя, не стал оборачиваться вслед двум красавицам, но сердце сильно стучало. Горько, осуждая себя за момент слабости перед вспых-нувшей страстью, Василий подумал: «Да, лихие мы на оценки и суд. Кто только не клеймил и не поносил гоголевского Андрия, а вот как сам попадёшься в такие сети, – вся критика сразу про-падает. Как мушка блаженно лежишь в мягонькой паутине сла-дострастия и с наслаждением ждёшь своей погибели»…

Совсем не история чистых Ромео и Джульетты описана у Гоголя, а трагедия несмышлёного мотылька и опытной, рас-чётливой, с виду нежной и привлекательной искусительницы-паучихи. Она разве не понимает, что для эгоистического на-сыщения своей плоти – заставляет украсть Андрия съестные, походные запасы у своих товарищей, и уже этим нарушить клятву товарищества и верности? Убивает, уничтожает «воз-любленного», над которым она смеялась и изгилялась ещё не так давно, когда жила в киевском квартале ростовщиков-паразитов, и доселе он её не интересовал. Сам Николай Васи-льевич поясняет: «Красота производит совершенные чудеса. Все душевные недостатки в красавице, вместо того чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны; самый порок дышит в них миловидностью». Совсем не любовь, а расчётливый, в критический период гибе-ли от голода, меркантильный, холодный расчёт, когда всё заглу-шает близость смерти, движет по-иезуитски лицедействующей полячкой. В Андрие вспыхивает страсть к ней, во многом от

274

жалости, от её обильных жалоб и слёз. От кажущейся ему её нежданной доступности, готовности пойти ради него на всё. Опять же Гоголь поясняет: «Никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетвор-ным дыханием разврата». И это очень точно! Никто, кроме опытных лукавцев, не может нас так разжалобить. Вспомните, к примеру, привокзальных цыган, падших женщин и закорене-лых пьяниц. Они в основном «работают» жалобами. И дости-гают желаемого, как никто. Из-за кого проматывали состояния, стрелялись на дуэлях наши офицеры-дворяне? Из-за тех же цыганок и авантюристок-француженок! Трактовка, преподан-ная нам в последней киноверсии, – не верна. Она совсем не отражает отвратительность расчётливого преступления кокет-ки, дочери поработителя родины Андрия. Глубину и страшную бездну предательства, совершенного сыном славного атамана, освободителя поруганного подлыми захватчиками-поляками Отечества.

Если мы умиляемся и восторгаемся страстишками этих двух преступников, отдаём им свои симпатии, переживаем за них, тогда происходит оправдание их страшного деяния. Когда мы им сочувствуем, то оправдываем их чудовищные преступления и осуждаем «жестокого» отца. Тогда нас заставляют, интерпре-таторы, создатели фильма, скорбеть об обратном, о гибели пре-дателя и оставшейся без него подловатой «голубки», которая, наверняка, по прибытии своём в родную Варшаву, забудет его. Он ей нужен был только на краю смерти, чтобы выжить. Легко утешится она с одним из единоверцев, ненавистников России, шипящим и восторгающимся на площади при зверской казни брата Андрия – Остапа и его сотоварищей. Слащавая история, показанная в фильме, рушит и низводит до примитивности весь глубочайший смысл, созданного Гоголем, преподанного нам по-учительного, жуткого урока предательства.

Вспомнил Василий этот страшный пример падения челове-ческого. Снова внимательно перечитал драматическую историю. Как попался в колдовские сети сын Тараса Бульбы – Андрий.

275

Да так, что совершил страшнейшие преступления! Отрёкся не только от отца, товарищей, но и от Родины, и от Веры отрёкся! Ужаснее, отвратительнее этого – нет ничего на свете. Это молни-еносное низвержение в самое пекло Ада!!.. Какие приобретения этого мира, или романтические страстишки, плотские удоволь-ствия стоят этого?..

«Какая польза человеку, если он приобрящет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?

Ибо приидет Сын человеческий во славе Отца своего с Ангелами Своими; и тогда воздаст каждому по делам его».

(Мф. 16, 26-27)

Сунул руку Василий в рюкзак, отыскивая томик поучитель-ной повести. Нашёл нужное место, и со страхом, будто прини-мая противоядие, стал жадно перечитывать:

«– Царица! – вскрикнул Андрий, полный и сердечных, и ду-шевных, и всяких избытков, – что тебе нужно, чего ты хочешь? – прикажи мне! Задай мне службу самую невозможную, какая только есть на свете, – я побегу исполнить её! Скажи мне сде-лать то, чего не в силах сделать ни один человек, – я исполню, я погублю себя. Погублю, погублю! и погубить себя для тебя, кля-нусь Святым Крестом, мне так сладко...но нет, нельзя сказать того! У меня три хутора, половина табунов отцовских – мои, всё, что принесла отцу мать моя, что даже от него скрывает она, – всё моё! Нет ни у кого теперь из козаков наших такого оружия, как у меня: за одну рукоять моей сабли дают мне луч-ший табун и три тысячи овец. И от всего этого откажусь, кину, брошу, сожгу, затоплю, если только ты вымолвишь одно слово, или хотя только шевельнёшь своею тонкою чёрною бро-вью! Но знаю, что, может быть, несу глупые речи, и не кстати, и нейдёт всё это сюда, что не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье, говорить так, как в обычае говорить там, где

276

бывают короли, князья и всё, что ни есть лучшего в вельможном рыцарстве. Вижу, что ты иное творенье Бога, нежели все мы, и далеки пред тобою другие боярские жены и дочери-девы…

…– Скажи мне одно слово! – сказал Андрий и взял её за ат-ласную руку. Сверкающий огонь пробежал по жилам его от этого прикосновенья, и жал он руку, лежавшую безчувственно (выд. мной – св. В.К.) в руке его.

Но она молчала, не отнимала платка от лица своего и оста-валась неподвижна.

– Отчего же ты так печальна? Скажи мне, отчего ты так печальна?..

…– Не обманывай, рыцарь, и себя и меня, – говорила она, качая тихо прекрасной головой своей. – Знаю, и, к великому мое-му горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня. Знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, – а мы враги тебе.

– А что мне отец, товарищи, Отчизна? – сказал Андрий, встряхнув быстро головою и выпрямив весь прямой, как надреч-ная осокорь, стан свой. – Так если ж так, так вот что: нет у меня никого! Никого, никого! – повторил он тем же голосом и с тем движеньем руки, с каким упругий, несокрушимый козак выражает решимость на дело, неслыханное и невозможное для другого. – Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне её в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для неё всего. Отчизна моя – ты! Вот моя отчизна! И по-несуя отчизну эту в сердце моём, понесу её, пока станет моего веку, и посмотрю, пусть кто-нибудь из козаков вырвет её от-туда! И всё, что ни есть, продам, отдам, погублю за такую отчизну!

…И погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства! Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов сво-их, ни церкви Божией. Украйне не видать тоже храбрейшего из своих детей, взявшихся защищать её. Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чупрыны и проклянёт и день и час, в который породил на позор себе такого сына».

(«Тарас Бульба»)

277

Узнав от Янкеля о предательстве сына, Тарас поначалу не ве-рит. Готов разорвать в клочья осведомителя за «ложь». Но увидев в бою яркое, позорнейшее подтверждение – Андрия, вылетев-шего впереди всех, орлом из неприятельского города с резервом поляков и начавшего крошить налево и направо своих же каза-ков, Тарас убедился, узнал сына, перестал сомневаться и принял страшный и достойнейший выбор. Один Бог знает, какой смер-тоносный, опаляющий смерч пронёсся в душе родительской. Гнев, отчаяние, позор перед товарищами своими выжег разом всё внутри у него!.. Отец заманивает сына и останавливает.

В четырех коротких фразах – весь разговор Тараса с «безот-ветным сыном»...

«…Оглянулся Андрий: перед ним Тарас! Затрясся он всем те-лом и вдруг стал бледен, как школьник, неосторожно задравший своего товарища и получивший за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный вскакивает с лавки и го-нится за испуганным товарищем своим, готовый разорвать его на части, и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя:

278

вмиг притихает бешеный порыв и упадает безсильная ярость. Подобно тому, в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Ан-дрия. И видел он перед собою одного только страшного отца.

– Ну, что ж теперь мы будем делать? – сказал Тарас, смо-тря прямо ему в очи.

Но ничего не мог на то сказать Андрий и стоял, потупивши в землю очи.

– Что, сынку! помогли тебе твои ляхи?Андрий был безответен.– Так продать? Продать веру? Продать своих? Стой же,

слезай с коня!Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив

ни мертв перед Тарасом.– Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью! – ска-

зал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.Бледен, как полотно, был Андрий; видно было, как тихо ше-

велились уста его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев – это было имя полячки. Тарас выстрелил.

279

Как хлебный колос, подрезанный серпом, как молодой бара-шек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он голо-вой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова.

Остановился сыноубийца и глядел долго на бездыханный труп. Он был и мертвый прекрасен: мужественное лицо его, недавно исполненное силы и непобедимого для жен очарованья, все еще выражало чудную красоту; черные брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты.

– Чем бы не козак? – сказал Тарас, – и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою! Пропал! Пропал безславно, как подлая собака!

– Батько, что ты сделал? Это ты убил его? – сказал подъ-ехавший в это время Остап.

Тарас кивнул головою.Пристально поглядел мертвому в очи Остап. Жалко ему

стало брата, и проговорил он тут же:– Предадим же, батько, его честно земле, чтобы не над-

ругались над ним враги и не растаскали бы его тела хищные птицы.

– Погребут его и без нас! – сказал Тарас, – будут у него пла-кальщики и утешницы!»

Не дрогнув, пережив в себе родительскую трагедию, отец устраивает собственноручно казнь сыну, за его предательство Веры и Отечества своего.

Ни доброго слова, ни даже погребения...…Убив сына-предателя, Тарас тем восстановил себя среди

товарищей своих и смывает одновременно с себя позор, вину отца за такого сына. Восстанавливает себя как герой, полково-дец, одного из лидеров своего народа. Ступивший на путь веч-ности пройдет его до конца.

Сильный и страшный поступок производит Тарас в ответ на предательство сына. Многому научающий нас, в какой степени и глубине Веры, твёрдости воли, верности долгу мы должны быть. Через это понимаешь, что нет на свете преступления бо-

280

лее страшного и позорного, чем измена Родине и Вере. Андрий не только предатель, но и богоборец, так как, отрекаясь от Роди-ны, он отрекается от Божьего установления: только Господь ука-зывает каждому место его рождения, и человек должен любить данную ему Богом Отчизну.

На таком сильном эпизоде отпечатлелись безсмертные слова Христа: «Я меч, пришедший разделить отца с сыном, мать с дочерью…». И выбор, разделение это должно быть безком-промиссным и твёрдым. Или с Богом, или с антибогом. Стояние в Вере и верности должно быть постоянным и безпредельным. Не взирая ни на что и ни на кого. Всем памятны слова Тараса, обращённые к сыну: «Я тебя породил, я тебя и убью». Так надо держаться Бога! «Возлюби Бога твоего всем сердцем, всею ду-шею, всем помышлением твоим… Сия есть первейшая за-поведь…».

«Отврати лице Твое от грех моихи вся беззакония моя очисти».

(Пс. 50, 11)«Православная вера и жертвенная любовь делают козаков

причастными вечности – в это поэт и казаки верят одинаково. И казаки, и Гоголь верят непреложно: если человек не изменил то-вариществу, не сделал безчестного дела, не выдал в беде челове-ка, хранил Церковь Божью, – такой человек спасен для вечности, и Христос скажет ему: «Садись, казак, одесную Меня!»

Так казачья доблесть становится религиозным деланием, а живая вера дает поэту необыкновенное дерзновение. Война под Дубно – не обычный казацкий набег, а война в защиту веры (см. «Тарас Бульба», песнь IV). Но если поэт и казаки верят одина-ково, то в вопросах веры не будет между ними «эпической дис-танции»: казаки для поэта – свои, а «недоверки» и иноверцы – иные.

«Вечность», которой становятся причастными погибающие воины, осознана ими и поэтом как родное, как Русь, земля свя-тая, «вечно любимая Христом». (Е. Авдеенко)

281

« Надо не забывать печального урока от погибельного увле-чения и падения Андрия, – размышлял в себе Василий. – Вразу-мись! Скольких могучих, деятельных подвижников сгубили себя через такое...Библейский пример, как персидский царь Артак-серкс, упившись ласками и нежным шептанием иудейки Есфири (Гадассы) на следующее же утро приказал вырезать семьдесят пять тысяч вернейших и умнейших своих сородичей. В вос-поминание такого подлого, грандиозного погрома неприятелей евреями был установлен весёленький праздник Пурим. И сейчас они радуются этому изуверскому, совершённому преступлению, вкушая «уши Амана», вертя в руках «игрушки»-виселицы. Вот до каких страшных помрачений ума доводит, завораживающий, сладкий яд плотского греха! Вмиг из человека выметаются все дары рассудка, чести, веры, и мужество его превращается во зло. Мы это видим и на печальном примере Андрия. Страшно, до какой мерзости может довести себя человек, ослеплённый плот-скою страстью.

Гневливый начальник

«Всякий, делающий грех, есть раб греха».(Ин. 8, 34).

Пригласил, слёзно вымолил один с виду добрый и верующий человек Василия помочь ему. Прийти к ним в одну из небольших мастерских по ремонту техники. Нужно было починить вышед-ший из строя станок. Такие давно уже не выпускаются, запасных деталей к нему не было.

Весь день Василий промучился, изобретал, вытачивал почти вручную детали к поломанному станку. Оживил его, заработал станок. Его попросили помочь ещё в ремонтной мастерской. Он согласился побыть ещё денёк, помочь им.

К вечеру произошла неожиданная для него неприятная сцена. «Добрый» начальник грубо накинулся на неумелых молодых ра-ботников. Что-то они сделали не так. Василия удивило такое об-

282

ращение с ними внешне, доселе благочестивого, обходительного лица. Вместо спокойного и поучительного разъяснения, он устро-ил скандальный, жёсткий разнос. Что особенно неприятно, он в своих резких выражениях использовал и цитаты из Писания.

Василий мог не присутствовать при этом, но не стал ухо-дить. Ему было жаль молодых работников и страшновато за них. Как бы они не надломились от шквала такого разноса. Поэтому он терпеливо стоял невдалеке от них. Слушал. Переживал… Вы-ждав, когда сокрушительный поток брани гневливого начальни-ка схлынет, Василий молча подошёл к нему со стулом. Попросил его чуть-чуть посторониться. Тот машинально отошёл.

Встав на стул, Василий дотянулся до иконы Спасителя, ви-севшей над столом, за спиной начальника. Снял икону. Прошёл к противоположной стене, встал на прихваченный с собой стул. Снял с той стены картину какого-то карамельного пейзажика и повесил вместо неё икону Спасителя, и после этого, повернув-шись к гневливому начальнику объяснил:

– Вот так должно быть! Чтобы образ Спасителя был у вас не за затылком вашим, а перед вами. Всё время перед глазами. Напоминал о том, чему учил нас всех Господь наш. Любви и милосердию.

После этих слов Василий развернулся и несмотря на призы-вы заинтересованного в нём начальника, вышел из мастерской. Пошёл в выделенную ему комнатёнку, взял свои вещи, и хотя ве-чер был ненастным, а он, не имея другого крова над головой, без заработанных денег, вышел на улицу. Зашагал под моросящим дождём по дороге.

Отпевание

Полтора месяца шёл Василий по намеченному маршруту.Подходя к одному из селений, он увидел, как у небольшого,

заросшего старыми вётлами кладбища остановилась похорон-ная процессия. Потом вошла в густую тень кладбищенских де-ревьев.

283

Неудобно было Василию пройти мимо. Неуважительно, хоть и перед незнакомыми людьми. Он подошёл к собравшимся у вы-рытой могилы. В гробу покоился очень молодой паренёк. Вокруг в чёрных одеждах стояли опечаленные родственники. В основ-ном пожилые люди. Они были печальны. Молодёжь, друзья и одноклассники стояли чуть в стороне. Своей группой. Несмотря на особую остроту события, были они в основном – безразлич-ны к происходящему. Оглядывались, шептались.

Убивалась в рыданиях мать умершего подростка. Так, что мешала священнику вести заупокойную службу.

В один из моментов, когда её крики совсем заглушили его молитвы, он остановился. Желая успокоить её, священник по-просил:

– Матушка, так нельзя.Мать усопшего сквозь слёзы вскричала:– А почему Бог его забрал?! Что он такого плохого сделал?

Другие же живут, а его – уже нет!Священник, выждав паузу, ответил:– Промысл Божий часто неведом нам. Мы можем только до-

гадываться о нём. Но, что безусловно, Творец – Хозяин всего, Податель нашей жизни. Когда хочет, даёт её нам, когда пожелает, забирает. Решения Его во всём нужно послушно принимать. И смерть как свою, так и близких – тоже…

Мать усопшего, не вникая в то, что сказал священник, на-стойчиво взывала:

– Чем мы так провинились? Я одна его поднимала, расти-ла. Все силы отдавала! Почему Господь отнял у меня мою ра-дость?..

Мягко, щадяще, священник ,пытаясь смягчить страдания ма-тери усопшего, сказал:

– Нужно нам не только уметь претензии предъявлять, но ещё и уметь быть благодарными. Вы же сами говорите, что имели много радости от того, что у вас был сын. А подумайте, сколько несчастных, тем более одиноких людей, которые вовсе не имеют детей? Никогда такой радости не испытывали как вы. Умейте

284

быть благодарными. Видеть не только печальное, происходящее с нами, но и радостное, быть благодарными за это. Почему мы радости эти не замечаем, не видим и не благодарим за это Бога? Это ведь тоже от Него и намного больше благого нам, чем печаль-ного. Так что оглянитесь на всё и возрадуйтесь, чем одаривает нас Господь.Со смирением давайте примем и это, печальное для нас событие. Тем более, нам неведомо, может, в этом есть ми-лость Божья. Ибо мы не знаем, от чего уберёг, Всемилостивый этого отрока. Вы знаете, сколько и какие сейчас соблазны для молодёжи. Сколько их гибнет, тысячами, не только телесно, но, что страшнее, души их гибнут. Так что радуйтесь, что сын ваш избежал множества гибельных сетей, пагубных искушений.

На секунду священник замер. Послушал, что больше возра-жений и препятствий нет, спросил всех:

– Можем продолжить?Благочестивая тишина была ему ответом. Он продолжил Па-

нихиду, отпевание уходящей в мир Горний души усопшего от-рока.

Да, не такие мы стали, как предки наши. Как надо уметь до-стойно жить, так надо и учиться другой, более трудной науке. Учиться умению умирать и прощаться с умершими. Это тоже важная, большая наука и ею надо овладевать. Несмотря ни на какие «личные» чувства, особую вроде бы остроту и исклю-чительность нашей потери. Главное – в другом, в том, чтобы мы не потеряли в себе умение видеть благодеяния Божии и благо-дарить Его.

«Вот эта радость страдания за Истину, свойственная рус-скому народу и обращающая кажущиеся земные поражения в небесные победы, и не дает покоя врагам Христа, вызывая к России постоянный гнев. За Истину до сих пор страдает Рус-ский Народ! А совсем не по байкам о дураках и дорогах, или из-за загадочной русской души, потому что, видите ли, ведём себя не так, как другие народы. Да, вся загадочность русской души и сводится только лишь к радости страдания за Истину. Но

285

чем же все-таки вызвана эта радость страдания за Истину? А вот тем, что, когда кроткий и смиренный русский человек обретает в своём сердце Христа, то он уже не боится меча, занесённого над его головой. Радость страдания за Истину лег-ко превозмогает всякий страх, что всегда придавало и Русской Армии столь огромную силу». (В.П. Виноградов)

Пример и в этом даёт нам великий писатель через своего безсмертного героя – Тараса Бульбу:

«Грянули выстрелы потрясши глухо-ответную землю, – мно-го нанесли они горя! Не по одному козаку взрыдает старая мать, ударяя себя костистыми руками в дряхлые перси. Не одна останется вдова в Глухове, Немирове, Чернигове и других городах. Будет, сердечная, выбегать всякий день на базар, хва-таясь за всех проходящих, распознавая каждого из них в очи, нет ли между их одного, милейшего всех. Но много пройдет через город всякого войска, и вечно не будет между ними одно-го, милейшего всех».

(«Тарас Бульба»)

286

У Гоголя в бою под Дубно казаки жизнью и словом испове-довали свою веру и свою доблесть: восемь раз звучали слова ис-поведанья...

Великий писатель поднимает нас над временем и обстоя-тельствами, утверждая евангельскую истину: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». (Ин. 15:13).

Тарас угощает товарищей перед боем старым «заповедным вином», говорит речь о славе...И казаки увидели своё предна-значенье...

Через Тараса и его сотоварищей, Гоголь опять поднимает нас над временем, учит нас христианской науке умирать:

«Как орлы, озирали они вокруг себя очами все поле и черне-ющую вдали судьбу свою. Будет, будет всё поле с облогами и дорогами покрыто торчащими их белыми костями, щедро об-мывшись козацкою их кровью и покрывшись разбитыми возами, расколотыми саблями и копьями. Далече раскинутся чубатые головы с перекрученными и запекшимися в крови чубами и запу-щенными книзу усами. Будут, налетев, орлы выдирать и выдер-гивать из них козацкие очи. Но добро великое в таком широко и вольно разметавшемся смертном ночлеге!.. И пойдёт дыбом по всему свету о них слава, и всё, что ни народится потом, за-говорит о них...»

(«Тарас Бульба»)

«Казаки добровольно идут на бой, навлекают на себя «судь-бу свою», и безупречно принимают её:

Есть у воина три верных союзника – страх, стыд и смерть. Эта истина открыта каждому народу, который бился на-смерть.

Если воин идёт на смерть, сама смерть может вдруг стать источником его сил и удачи, и она начинает бойцу по-могать, и даже верно служит. Он становится безстрашен.

287

Его начинают бояться, а не он кого-либо. От него бегут враги прочь, а не он.

(В. Виноградов)

Сотворённая катастрофа

Теперь путь был по просёлочным дорогам. Василий уже сам не помнил, почему определил для себя маршрут в белорусские Гомель, Мозырь, Калинковичи...Сюда потянуло путника.

Широкой дугой обогнул он самые опасные районы запрет-ной, чернобыльской зоны.

Для начала, надо осознать страшную значимость этих мест и того, что произошло здесь не так давно:

Из книги раввина Э. Ходоса «Русь – хабад»:«Точкой отсчета истории Третьей Хазарии я считаю 1991

год, а местом со-вершения хотя и не военного, но все же путча – Беловеж-скую Пущу.

Ф а к т и ч е с ко е уничтожение СССР – социалистической империи, тоже на-чалось задолго до «Беловежского Пут-ча». А именно – в 1986 году, с момен-та адского взрыва на Чернобыльской АЭС.

26 апреля 1986 года на Чернобыль-ской АЭС прогре-

Чернобыль. Взорванный 4-й блокатомного реактора

288

мел взрыв, равный по мощности, как выяснилось сравнительно недавно, взрыву 500 (!) атомных бомб, сброшенных в августе 1945-го на Хиросиму. Именно эта чернобыльская «бомба» подо-рвала устои великой Империи, в нерушимости которой до сего момента никто не сомневался.

«Реакция распада» приняла необратимый характер, и «про-цесс пошёл»...

Впервые за многолетнюю совместную жизнь в «семье еди-ной» вдруг пронёсся шквал взаимных обвинений и претензий, которыми «братские народы» начали забрасывать друг друга. И, наконец, Пустыня, превратившая самый центр славянского мира в зону отчуждения и постепенно заполнившая сердца и души «великого советского народа», столкнула Империю Социализма в чёрную дыру Третьей Хазарии.

Не стоит забывать, что к тому моменту на советском дворе уже вовсю «расцвела буйным цветом» перестройка и червоточи-на «нравственной философии доллара» в кратчайшие сроки по-разила «нравственную философию социализма», девственную чистоту которой долгое время оберегал железный занавес.

Припять. Город-призрак

289

Началась «расчистка территории» для строительства Тре-тьей Хазарии.

Нужно сказать, что Чернобыль всегда рассматривался чле-нами секты Хабад как священное место карающего возмездия. Ведь именно там Богдан Хмельницкий огнём и мечом выко-сил «чернобыльскую ветвь» хабадских «прародителей». И не-случайно аварию, произошедшую на Чернобыльской АЭС, о которой весь мир говорит исключительно как о трагедии или катастрофе, любавичские сектанты современного фашизма называют...«чернобыльским чудом». Неслучайно и то, что с на-чала 1990-х гг. – в период активного строительства Третьей Ха-зарии – хабадники «открыли сезон» ритуальных вакханалий в Припяти – эпицентре Чернобыльской Пустыни.

Авария на ЧАЭС была рукотворной, с заменой ТВС людь-ми, посвященными во все секреты атомной энергетики и имею-щими доступ к соответствующим объектам. Они и совершили замену ТВС.

Кому нужна была такая авария? Тем, кто задумал последую-щий «социальный Чернобыль», длящийся доныне.

ТЕМ, КОМУ БЫЛО ВЫГОДНО последующее, полностью спрогнозированное, развитие событий – «социальный Черно-быль», давший толчок реакции распада великой и мощной Дер-жавы, на прахе которой началась кладка Третьего Хазарского Каганата.

В газете «Аргументы и факты» была опубликована статья «Страна умирает. Тихо, но настойчиво» (приводится в сокра-щении):

«...Падение демографических показателей Украины впер-вые констатировано в 1993 году. С тех пор наблюдалась только уверенная эскалация кризиса. И на сегодня имеем самый низкий уровень рождаемости за весь послевоенный период – её коэф-фициент уступает коэффициенту смертности почти вдвое. При условии сохранения нынешних темпов всенародного вымирания каждые 25-30 лет население страны будет уменьшаться вдвое, то есть пройдет ещё 50-60 лет, и карты мира уже будут обхо-

290

диться без Украины, так стремившейся интегрироваться с Ев-ропой!

Вымирающие украинцы продолжают свято верить в свет-лое будущее, которое ожидает их за ближайшим поворотом, и в отчаянном стремлении до него добраться не хотят понимать, что их водят по замкнутому кругу Хазарской Пустыни. «Пока не умрёт последний раб...»

Резкое сокращение численности коренного населения может иметь следствием интенсивный приток иммигрантов, преиму-щественно с азиатского и африканского континентов, и будет возрастать соразмерно с уменьшением коренной «популяции». Расизм – это безобразие и грех, но когда мавры обсядут и Днепр, и кручи, здесь уже не запоёшь «Ще не вмерла...».

«Логика раба: «дай кусок хлеба сегодня», – а если не дают, то это твой личный конец сегодня, но не конец твоего врага, того кто тебя всего лишил и заслужил возмездие.

Каждый, кто сегодня отдает всё силы лишь на то, чтобы как-то «вывернуться» из личных проблем, больших или малых – это неважно, но не хочет видеть ничего вокруг, не видит ниче-го впереди, должен задать себе нелицеприятный вопрос: «Кто я? Свободный человек или недостойный, избиваемый раб но-вых завоевателей, тёмных сил, громящих Веру и Отечество?» (И.Н. Соколов, И.В. Сивков. «Духовный кризис». М. Воентехи-низдат, 1999 г.).

Вспомните силу и мощь Советской Империи, заставлявшей поджимать хвост американскую сверхдержаву, не говоря уже о её израильском подопечном. Получив сверхдозу «яда либера-лизма», коварно впрыснутую теми, кто находился ближе всех к её главной артерии, Великая Страна стала главным кошерным блюдом на кровавом пиршестве американо-израильских падаль-щиков. И сегодня голодная, пьяная и опущенная Россия вывора-чивает карманы, чтобы заплатить проценты по долгам своим же грабителям. Украина же корячится на огородах… чтобы просто не подохнуть с голоду. А в карманах у неё гуляет ветер – ветер хазарских перемен...

291

Так строятся Хазарии. Сначала Нация опустошается духов-но, потом лишается собственной Земли и Воли. И последнее, что ей остается, – бесплодное блуждание по Пустыне, пока не умрёт последний раб...

Историческое заявление прозвучало на ежегодном съезде в Нью-Йорке посланников движения Хабад-Любавич, десант ко-торых высадился в нашей, тогда ещё общей стране чуть более 20

Оставшиеся жители покинутой белорусской деревни Тулгови-чи, расположенной в 30-километровой запретной зоне вокруг Чернобыльской АЭС, отмечают праздник. До аварии в деревне проживало около 2000 человек, а сейчас осталось всего восемь.

лет назад. Сделал его нынешний главный раввин России и стран СНГ Берл Лазар, в 1990 году явившийся к нам из Бруклина и воз-главивший бригаду Хабада по строительству Третьей Хазарии:

«НЕМАЛО РЕВОЛЮЦИЙ ЗНАЛА РОССИЯ, НО СА-МАЯ МИРНАЯ, САМАЯ ТИХАЯ И САМАЯ ЭФФЕКТИВ-НАЯ – ЭТО РЕВОЛЮЦИЯ, КОТОРУЮ СОТВОРИЛИ ПО-СЛАННИКИ ХАБАД...» («Еврейское слово», №46, 2005 г.).

Надеюсь, вам не нужно объяснять, что «самая мирная, са-мая тихая и самая эффективная» революция, о которой сегод-

292

ня с гордостью рапортует Хабад, вместе с Россией раздавила и Украину».

(Раввин Эдуард Ходос. «Русь – хабад. Кому – рай, кому – ад», 2014 г.).

Минуя многие безлюдные сёла и малонаселённые посёлки, добрался Василий до Гомеля. Ничем особым он его не привлёк, кроме того, что и тут местное население ему показалось добрее, чем в сильно теперь испорченной западенцами и вредоносной деятельностью чреды подлых «президентов», кичливой Мало-россии. Здесь тише, скромнее, не так вызывающе. Менее изу-родовано иностранными рекламами, нет и наглой, преступной оравы «гастарбайтеров», как в России.

Переночевав в недорогой гостинице, утром Василий вышел на дорогу и направился по карте в сторону Калинковичей, к тре-клятому Западу, куда повёз Тараса тайно в повозке с кирпичом, за большие деньги «жидовин» Янкель, чтобы тот увидел в по-следний раз своего сына Остапа. Присутствовал на страшной, не менее жестокой и ритуальной казни любимого сына, славнейше-го казака. В этом же направлении, вернувшись, собрав войско, пошёл одинокий Тарас с собратьями, как карающий меч на под-лых «псеюх», шкодливую, спесивую Польшу.

Легче, свободней дышалось в Белой Руси. Сказывалось то, что во все века, она была – проходной двор для всех идущих на просторы Руси или на сытую Малороссию. Здесь – первые наси-лия, грабежи, преступления. Посему не держится, не цепляется тут народ за прелести этого мира. Знают – ненадолго, отберут, со-жгут, разграбят. Отсюда и высокохристианское понимание этой жизни и её кратких «удовольствий», временных приобретений. Здесь, как на севере России, народ добр, отзывчив, хлебосолен, странноприимен.

Вот и Василия, к его радостному удивлению, зазывали здесь часто в дома, отдохнуть. Не поверите! Даром! Наконец, под ве-чер он согласился и зашёл в дом к добрым людям. Детей у них много. Живут небогато, но везде порядок. После щедрой трапезы

293

и хорошей беседы еле отбился Василий от настойчивого предло-жения хозяев спать в доме. Выпросил себе ночлег на сеновале. Как упустить такой момент – поспать на свежем сене?!..

Отдохнув на душистом, мягком сеновале, Василий позавтра-кал у добрых людей в Калинковичах. Хозяев уже не было, они ушли в поле. Кормили, провожали его их дети, средние и млад-шие. Вышли с ним и провожали его до края села, чем растрога-ли его почти до слёз. После этого долго шёл Василий по бездо-рожью, по безлюдным местам, дабы побыть одному. Запомнить покрепче, не сбить последних, самых важных, заключительных впечатлений. Ночуя порой где попало – в лесу, в степи, питаясь урывками.

Плачущая 67-летняя Настасия Васильева у своего дома в по-страдавшей от катастрофы деревне Радныя в запретной зоне, в 45 км от Чернобыльской АЭС. Десятки поселков и деревень в зараженной зоне опустели, а их жителей эвакуировали. Однако, несмотря на предупреждения о радиации, многие жители верну-лись в дома, так как не смогли прижиться в другом месте.

294

Нежданный дар

Есть пределы и телу, силам человеческим.В этот день ему было особенно трудно. Припасы еды закон-

чились ещё позавчера. Питался всем, чем можно, листьями, тра-вами…

Довольно раннее утро, а солнце уже припекало. Голод сво-дил живот судорогами. Тело требовало своего – подкрепления, пищи, а где её взять? Проверенным способом, ублажал себя мо-лодыми листьями берёзы, липы, рябины, шиповника… иногда попадались ягоды, грибы, которые Василий съедал сырыми. Но требовалось что-то посущественней…

Переносить лишения помогали чтение томика Гоголя и мо-литва. Утреннее правило он прочитывал вначале дня раз пять. Вечернее, по вечерам, ещё более… Во время дневного пекла кабинетному работнику было туго. Усталость и отупление раз-гонялись чтением Иисусовой молитвы, произносимой в ритм движения, шагов. Всё это поддерживало немногие силы и волю, желание довершить запланированное до конца. Решение пройти путь полностью гнало вперёд.

Вот и шёл теперь Василий, гонимый самим собой, по путям, которыми гнал Тарас Бульба поганых ляхов, с отторженной от Руси, полонённой Малороссии. Подло воспользовались они тем, что Русь изнемогала, как от саранчи, орд татарских. Бил казачий полковник здесь свою саранчу – подлых, спесивых «псеюх».

Припекало, только силой короткой, благодатной молитвы пробивал Василий свой черепной панцирь, под которым всё за-сыпало. Валила его с ног усталость от неустроенности, тревог, недоедания, жары… Отказывалось бодрствовать и подчиняться ему не только тело, но и сознание. Будто в тумане он оглядывал окружающее, ища чего-нибудь съестного. Но здесь, как нарочно, было безлесье и чертополох непаханых полей, брошенных жи-телями в страхе от невидимого погубителя – радиации. Хорошо ещё, что у него сохранилась во фляжке вода.

295

Бес малодушия опять стал его смущать, настырно зудя: «Дойду до первого же села, до первого дома. Дождусь какой-нибудь машины и уеду отсюда. В ближайший город, на вокзал, и домо-о-ой!..» Но до этого дома и села нужно ещё добраться… Как? Через не могу. Другого способа нет. Другой – только смерть на обочине.

Солнце пекло нещадно. Василий вспомнил, как он несколь-ко раз, заплыв далеко в море, так же, предельным напряжени-ем, отвоёвывал у моря по сантиметру обратный путь до берега. Спасался, добирался до берега на пределе возможностей. Вот и сейчас, подобное… Ну, ещё шаг, ну ещё, ещё, ещё…

Неожиданно Василий услышал сзади какой-то отдалённый, оформившийся вскоре в неясный вначале гул, а потом и разли-чил тарахтение старого мотора. Остановился. Обернулся. Точно, не показалось. Нежданно, каким то чудом здесь появился ста-рый, семидесятых годов, бортовой ЗиЛ.

Василий поднял голову и перекрестившись, выдохнул ра-достно, благодарно: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!..».

По мере того, как медленно приближался спасительный транспорт, Василий всё более исполнялся благодарным чув-ством, и про себя, уже своими словами ликовал: «Ты услышал меня Господи! Ничтожного и сумасбродного. Дал мне Свою по-мощь и спасение. Как же Ты велик и добр. Не оставляешь нас, «неблагодарных и злонравных»…

Когда машина приблизилась, с огорчением Василий увидел, что кабина занята. Кроме водителя, там, притиснувшись, сидели ещё двое; мужчина и женщина. В заполненном кузове погромы-хивали сорокалитровые алюминиевые бидоны. Василий безна-дёжно опустил поднятую руку, уверенный в огорчительном для себя исходе этой чудесной встречи.

Неожиданно, громко заскрипев старыми тормозами, и все-ми дряхлыми сочленениями, полувековое привидение зачихав, застонав, проползло ещё десять метров, и тяжело, недовольно остановилось.

Из кабины высунулся чумазый водитель и простецки изви-нился:

296

– Прости. Полна коробочка у нас.Он хотел было убраться обратно в кабину, но задержался,

высунулся вновь:– Наверху, в кузове, посмотри. Может, найдёшь местечко.

Если хочешь, полезай.– Полезу! – испугавшись отказа и потери последней надеж-

ды, выкрикнул с готовностью Василий и со всей, какая осталась прыть, засеменил к сбитым кое-как бортовым доскам кузова.

Взгромоздился на борт. В это время нетерпеливый водитель дёрнул машину. Не успев полностью устроиться в кузове, Васи-лий упал на один из стоящих в кузове сорокалитровых бидонов. Бидон повалился на бок вместе с ним. Хорошо, что Василий вы-ставил руку вперёд, а то мог бы и рёбра поломать. Бидон, плохо закрытый, открылся. Из него вывалилось что-то белое и липкое, куда погрузилась правая рука Василия по локоть. «Извёстка, или побелка какая, – подумал он с досадой. – Теперь попробуй от-стирай рукав. Испортил куртку».

Осмотрелся. Ни одной тряпки или куска газеты не нашёл. Вначале поднял и закрыл повалившийся бидон. Потом стал дру-гой рукой стряхивать с правой руки и рукава ошмётки белого вещества, оно было влажное, липкое. Продолжая свои труды, Василий уловил знакомый запах от запачканных рукава и руки. Осторожно поднёс их к носу, понюхал. Не может быть! Точ-но! Творог! А он так голоден, что готов старые борта машины грызть. Это же прямо подарок ему с Неба!

Поднял Василий лицо вверх, к белёсому от полуденного, жаркого солнца небу, и перекрестился. Не выдержал и как ре-бёнок, счастливо улыбаясь, вслух поблагодарил: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Всещедрому помощнику! Мне, грешному, такая нежданная милость. Слава Тебе!..»

Найдя местечко у кабины, втиснувшись среди батареи би-донов, Василий сел и стал неспешно снимать комочки творога, отправлять в рот. Так и «вычистил» руку и частично рукав. По-добрал и те комки творога, что выпали на замусоренный пол ку-зова, отправил их в истосковавшийся по еде желудок.

297

Удивлялся он всё более и более происшедшему чуду Божье-му. Глупцы, кто подобное объясняет «случайностью». Никогда ему, не голодному, не доведённому до такой крайности, не дово-дилось сталкиваться с такой удачей. Почему? Да потому, что не было острой необходимости. Вот Господь и не давал. А сейчас, видя его крайнее состояние, послал эту машину, и сытный за-втрак при трёхдневном оголодании.

«Теперь смогу завершить намеченный маршрут, в честь бого-любивого Николая Васильевича. Он, путешествуя в Иерусалим, тоже много перетерпел», – заканчивая свой сытный «завтрак», улыбнулся Василий.

Пригрелся на солнышке. После сытного подкрепления вер-нулась к нему способность размышлять и на серьёзные темы:

«Конечно же, рывок Николая Гоголя к совершенству, как и Фёдора Достоевского, произошёл именно через открытие для себя Бога и Православной Церкви. Что бы они творили, кем бы были, если бы не этот их прорыв к Вере?.. Гоголь так бы и пи-сал всякую украинскую чертовщинку, вроде «Вечеров», «Вия» и прочей фольклорной бесовщины или смешные, сатирические ко-медии. Достоевский замкнулся бы на ограниченном рыдании по судьбам обитателей питерских коммуналок. Или опередив Чер-нышевского с Герценом, под руководством «учителя» Белинско-го, стал бы озлобленным мстителем монархии. Не дошли бы они оба, не добрались бы тогда до высочайших обобщений, духов-ных, христианских отражений. Недаром и тот, и другой бывали в Оптиной пустыни, молились, беседовали со старцами. Сколь-ко уроков они там получили! Какие открытия в них произошли! Старцы открыли им, что то, за что хвалит их толпа, по большей части всего лишь ограничивающая их гордыня. Как обрушились там все их представления о видимом мире и «ценностях» его… Недаром после этого возненавидели их «законодатель» русской литературы, критик-инородец Белинский, хохмач Салтыков-Щедрин и прочие блюстители и выразители морали падшего мира. Как взвыли они, и начали травить преодолевших богемную

298

чванливость, ограни-ченность, понёсших-ся к свету счастливых обретателей Божией благодати.

С грустью Васи-лий подумал о том, что в своих скитаниях давно уже не был на воскресной или празд-ничной Литургии. Давно не причащался. И это очень чувствует-ся.

Полистал он то-мик Гоголя, прочитал, как описывает главное событие в жизни каж-дого православного христианина – при-

частие Святых Христовых Тайн, как восторженно выражает это великий мастер:

«… Горя желанием Бога, сгорая любовным пламенем к Нему, сложив руки крестом на груди своей, один за другим подступают к нему приобщающиеся и, преклоня главу, повторяет всяк в себе сие исповедание Распятого:

Верую, Господи, и исповедую, яко Ты ecu воистинну Хри-стос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз. Еще верую, яко Сие самое есть Пречи-стое Тело Твое и Сия есть самая Честная Кровь Твоя, молюся убо Тебе: помилуй мя и прости ми прегрешения моя, вольная и невольная, яже словом, яже делом, яже ведением и неведением, и сподоби мя неосужденно причаститися Пречистых Твоих Та-инств во оставление грехов и в жизнь вечную. И остановившись на одно мгновение, дабы объять мыслию значение того, к чему

299

приступает, продолжает глубиной сердца своего повторять по-следующие слова:

Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий, причастника меня приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но, яко разбойник, исповедую Тя: помяни меня, Госпо-ди, во Царствии Твоем. И совершив один миг благоговейного молчания в себе, продолжает: Дане в суд или во осуждение бу-дет мне причащение Святых Твоих Тайн, Господи, но во исцеле-ние души и тела.

И прочитав сие исповедание, уже не так, как к иерею, но как к самому огненному серафиму, приступает каждый, готовясь раскрытыми устами принять со святой ложки тот огнепальный угль святого Тела и Крови Господа, который долженствует в нем попалить, как тленный хворост, весь черный дрязг его прегре-шений, изгнав вечную ночь из души его, превратив его самого в просветленного серафима. И когда, подъяв святую ложку над устами его и упомянувши его, произнесет иерей: Причащается раб Божий Честныя и Святыя Крови Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа во оставление грехов своих и в жизнь вечную, приемлет он Тело и Кровь Господа, и в них приемлет минуту свиданья с Богом, становясь лицем к лицу к Нему Само-му. В минуте этой нет времени, и ничем не отличается она от самой вечности, ибо в ней пребывает Тот, Кто есть начало веч-ности. Прияв в Теле и Крови сию великую минуту, исполненный святого ужаса, стоит приобщившийся; святым воздухом осуша-ются уста его при повторении серафимских слов пророку Исайе: Се прикоснуся устном твоим, и отымет беззакония твоя, и гре-хи твоя очистит (Книга пророка Исайи (6, 7) – Ред.). Сам свя-той, возвращается он от Святой Чаши, поклоняясь святым, их приветствуя, и поклоняясь всем предстоящим, как ближайшим в несколько раз своему сердцу, чем дотоле, как связавшихся те-перь с ним узами святого, небесного родства, и становится по-том на свое место, исполненный той мысли, что принял в себя Самого Христа и что Христос в нём, что Христос сошел Своею плотью, как во гроб, к нему в утробу, дабы, проникнув потом в

300

тайное хранилище сердца, воскреснуть в духе его, совершая в нём самом и погребенье, и Воскресенье Свое. Сияет светом сего духовного Воскресенья вся церковь, и воспевают певцы сии ли-кующие песни:

Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Го-споду Иисусу, Единому Безгрешному. Кресту Твоему поклоняем-ся, Христе, и святое Воскресение Твое поем и славим: Ты бо ecu Бог наш, разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем. Прииди-те вcuвернии, поклонимся святому Христову Воскресению: се бо прииде крестом радость всему миру.

Всегда благословяще Господа, поем Воскресение Его: распя-тие бо претерпев, смертию смерть разруши. И подобно анге-лам, соединяющимся в это время:

Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия. Ликуй ныне и веселися, Сионе; Ты же, Чистая, красуйся, Богородице, о восстании Рождества Твоего. О Пасха велия и священнейшая, Христе! О мудросте и слове Божий и сило! Подавай нам истее Тебе причащатися, в невечернем дни Царствия Твоего.

301

…Восторгающим песнопением и звуками, сияющими весе-льем духовным, стремит просветленные души всех предстоящих к произнесению вослед за ним сих слов самой радости духов-ной: Видехом свет истинный, прияхом Духа Небеснаго, обрето-хом веру истинную, нераздельной Троице поклоняемся, Та бо нас спасла есть».

…Действие Божественной Литургии над душою велико: зри-мо и воочью совершается, в виду всего света, и скрыто. И если только молившийся благоговейно и прилежно следит за всяким действием, покорный призванью диакона, – душа приобретает высокое настроение, заповеди Христовы становятся для него ис-полнимы, иго Христово благо и бремя легко. По выходе из хра-ма, где он присутствовал при Божественной Трапезе Любви, он глядит на всех, как на братьев».

(Н.В. Гоголь, «Размышления о Божественной Литургии»)

Неожиданный резкий толчок прервал его размышления.Машина, снова заскрипев на разные ноты всеми своими соч-

ленениями, стала тормозить. Несмотря на малую скорость, про-ползла ещё довольно долго и далеко по сухой, летней дороге.

Из кабины высунулся, встав на приступку шофёр. Заглянув в кузов, сообщил:

– Мы направо сейчас.– А мне прямо, – ответил Василий.– Ну, тогда… – шофёр, извиняясь, развёл руками.– Понял. Слезаю, – согласился Василий. Подумав, решил

вначале признаться в своем согрешении. Шагнул поближе к во-дителю и негромко, чтобы не смущать других пассажиров, из-винился. – Тут один бидон упал, раскрылся, я не удержался, по-добрал и съел вашего творожку.

– О, да этого добра у нас много. Не знаем, куда и как реали-зовывать. Не переживай!

Облегчённый своим признанием, Василий перелез через ша-тающиеся доски борта машины, спрыгнул на старую бетонку. Хотел ещё поблагодарить благодетелей и извиниться за опроки-

302

нутый бидон, но тут высунулся из машины мужчина-пассажир, с удивлением воззрился на Василия, видя, как тот размашисто крестится, спросил:

– Ты что, в Бога веруешь?

303

– Да, – открыто подтвердил Василий.– Это хорошо, – одобрил его пассажир и добавил с грустью:

– Сейчас молодым всякие покупки, да танцульки интересны.– А вы верующие? – спросил в свою очередь Василий.– Конечно! А как же иначе?!Хотели ещё обменяться словами и вопросами, но нетерпели-

вый водитель взвёл до грохота старый мотор, и машина, скрипя и чихая, поползла далее по дороге. Василию удалось только по-махать им вслед и поклоном поблагодарить благодетелей. Ему ответно, приветливо помахали в открытое окно машины.

Снова зной и безлюдье обступили Василия, но он был бодр и в приподнятом настроении. Не только потому, что подкрепился, сколько от того, что само появление машины и дар благодатной пищи показали явно, что он – не один. Есть над ним Всесиль-ный, неусыпный Помощник, который не даст ему погибнуть.

«Только бы мне не потерять Его в себе, и тогда помощь меня не оставит. Молиться надо. Молитва – связь с Ним», – дал себе такую установку Василий, и бодро зашагал вперёд.

«Эх! Хорошие люди! Поговорить бы с ними подольше. Веру-ющие христиане, это особый, отдельный народ. Действительно – братья и сестры. Радость единомыслия и единого устремления сплачивает, соединяет нас, несмотря на разность языков и мест проживания. Действительно мы живём общими ценностями и даже мыслями. Как этому не возрадоваться?»

Как ни вспомнить при этом, как атаман Тарас Бульба обра-щался к своим собратьям после разделения войска, на тех, кто пошёл догонять разоривших Сечь, и на тех, что остались бить-ся здесь до конца. После того, как основная часть войска ушла, многие казаки сникли духом. Тарас поддержал, ободрил их сво-ей речью. С какой силой и любовью,в общей трагической судьбе обратился он к собратьям:

«– Я угощаю вас, паны-братья, – так сказал Бульба, – не в честь того, что вы сделали меня своим атаманом, как ни велика подобная честь, не в честь также прощанья с нашими товари-

304

щами: нет, в другое время прилично то и другое; не такая те-перь перед нами минута. Перед нами дела великого поту, вели-кой козацкой доблести! Итак, выпьем, товарищи, разом выпьем поперед всего за святую Православную веру: чтобы пришло наконец такое время, чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера, и все, сколько ни есть бусурменов, все бы сделались христианами! Да за одним уже разом выпьем и за Сечь, чтобы долго она стояла на погибель всему бусурменству, чтобы с каждым годом выходили из неё молодцы один одного лучше, один одного краше. Да уже вместе выпьем и за нашу соб-ственную славу, чтобы сказали внуки и сыны тех внуков, что были когда-то такие, которые не постыдили товарищества и не выдали своих. Так за веру, пане-братове, за веру!

– За веру! – загомонели все, стоявшие в ближних рядах, гу-стыми голосами.

– За веру! – подхватили дальние; и всё что ни было, и старое и молодое, выпило за веру.

– За Сичь! – сказал Тарас и высоко поднял над головою руку.– За Сичь! – отдалося густо в передних рядах. – За Сичь!

305

– сказали тихо старые, моргнувши седым усом; и, встрепенув-шись, как молодые соколы, повторили молодые: – За Сичь!

И слышало далече поле, как поминали козаки свою Сичь.– Теперь последний глоток, товарищи, за славу и всех хри-

стиан, какие живут на свете!И все козаки, до последнего в поле, выпили последний глоток

в ковшах за славу и всех христиан, какие ни есть на свете. И долго ещё повторялось по всем рядам промеж всеми куренями;

– За всех христиан, какие ни есть на свете!Уже пусто было в ковшах, а всё ещё стояли козаки, подняв-

ши руки. Хоть весело глядели очи их всех, просиявшие вином, но сильно загадались они…

…Как орлы, озирали они вокруг себя очами всё поле и чер-неющую вдали судьбу свою. Будет, будет всё поле с облогами и дорогами покрыто торчащими их белыми костями, щедро об-мывшись козацкою их кровью и покрывшись разбитыми возами, расколотыми саблями и копьями. Далече раскинутся чубатые головы с перекрученными и запекшимися в крови чубами и запу-щенными книзу усами. Будут, налетев, орлы выдирать и выдер-гивать из них козацкие очи. Но добро великое в таком широко и вольно разметавшемся смертном ночлеге! Не погибнет ни одно великодушное дело, и не пропадёт, как малая порошинка с ру-жейного дула, козацкая слава. Будет, будет бандурист с седою по грудь бородою, а может, ещё полный зрелого мужества, но белоголовый старец, вещий духом, и скажет он про них своё гу-стое, могучее слово. И пойдёт дыбом по всему свету о них сла-ва, и всё, что ни народится потом, заговорит о них. Ибо далеко разносится могучее слово, будучи подобно гудящей колокольной меди, в которую много повергнул мастер дорогого чистого се-ребра, чтобы далече по городам, лачугам, палатам и весям раз-носился красный звон, сзывая равно всех на святую молитву».

(«Тарас Бульба»)

306

Битва

«Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддер-жу тебя десницею правды Моей».

(Ис. 41, 10)

«Люби, люби, и люби своё Отечество!Ибо любовь эта даст тебе силу…»

(И. Тургенев, 1878 г.)

Во имя Бога нашего поднимем знамя.(Пс. 19. 6)

Совсем по-другому, внимательно, будто новыми глазами оглядел окружающую степь Василий. Она не казалась ему уже такой неопрятной и неприбранной, чужой и дикой. Разглядел он в ней и травы высокие, и цветы, и порхающих бабочек. Услы-шал приятные слуху жужжание, звон и стрекот насекомых. Не пустой, будто мёртвой, а полной жизни и красоты раскрылась ему широкая, безлесная степь. Почудились ему вдали и какие- то белые останки. То ли острые куски камней это, то ли и впрямь кости, и может быть, людей. Кто знает, может тех самых, рус-ских сыновей, незабвенных казаков. Вполне возможно. И по этим местам кружили запорожцы, то преследуя врага, то уходя от него…

Глядя на руины большого замка под белорусскими Калин-ковичами, живописно высящиеся до сих пор на высоком холме, Василий, снова перелистывая заключительные главы безсмерт-ной повести Гоголя, живо представлял себе все подробности сражения под Дубно, который в те времена был и по размерам крепостных стен и постройкам внутри точно таким же.

Представил Василий очень ясно, как происходила здесь осада городка-крепости, где укрылись осатаневшие узурпато-

307

ры Малороссии. Как происходил и последний, кровавый бой с подлыми польскими оккупантами. Как героически гибли здесь казаки.

Для чего проводили свою жизнь в неудобствах и многих ли-шениях, за что погибали запорожцы?..

А вот за что! Гоголю важно показать, что запорожцы сра-жаются и умирают за Святую Русь, за Православную веру! Это видно по тому моменту их жизни, когда не может быть никакого расчёта или неискренности. В момент битвы, и особенно в мо-мент прощания с жизнью:

«…Пошатнулся Шило и почуял, что рана была смертельна. Упал он, наложил руку на свою рану и сказал, оборотившись к товарищам: «Прощайте, паны-братья-товарищи! пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!» И зажмурил ослабшие свои очи, и вынеслась ко-зацкая душа из сурового тела. А там уже выезжал Задорожний с своими, ломил ряды куренной Вертыхвист и выступал Балабан.

308

– А что, паны, – сказал Тарас, перекликнувшись с куренны-ми, – есть ещё порох в пороховницах? Не ослабела ли козацкая сила? не гнутся ли козаки?

– Есть ещё, батько, порох в пороховницах; не ослабела ещё козацкая сила; ещё не гнутся козаки!

И наперли сильно козаки; совсем смешали все ряды. Низко-рослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малё-ванных знамён, чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю. Все бежали ляхи к знамёнам; но не успели они ещё выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайковцами в средину и напал прямо на толстопу-зого полковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пу-стился вскачь; а Кукубенко далеко гнал его через всё поле, не дав ему соединиться с полком. …Не успели оглянуться козаки, как уже увидели Степана Гуску, поднятого на четыре копья. Только и успел сказать бедняк: «Пусть же пропадут все враги и лику-ет вечные веки Русская земля!». И там же испустил дух свой.

309

Оглянулись казаки, а уж там, сбоку, козак Метелица угоща-ет ляхов, шеломя того и другого; а уж там, с другого, напирает с своими атаман Невылычний; а у возов ворочает врага и бьет Закрутыгуба; а у дальних возов третий Писаренко отогнал уже целую ватагу; а уж там, у других возов, схватились и бьются на самых возах.

– Что, паны! – перекликнулся атаман Тарас, проехавши впе-реди всех, – есть ли ещё порох в пороховницах? Крепка ли ещё козацкая сила? Не гнутся ли уже козаки?

– Есть ещё, батько, порох в пороховницах; ещё крепка ко-зацкая сила; ещё не гнутся козаки!

А уж упал с воза Бовдюг; прямо под самое сердце пришлась ему пуля; но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом! Дай Бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!». И понеслась к вы-шинам Бовдюгова душа рассказать давно отшедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, ещё лучше того, как уме-ют умирать в ней за святую Веру.

Балабан, куренной атаман, скоро после того грянулся так-же на землю. Три смертельные раны достались ему от копья,

Кошевой Кукубенко

310

от пули и от тяжелого палаша; а был один из доблестнейших козаков, много совершил он под своим атаманством походов… Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: «Сдается мне, паны-браты, умираю хорошею смертью. …Пусть же цветёт вечно Русская земля!». И отлетела его душа.

Не тут ли, окружённый врагами Отечества, врагами Право-славной веры, незабвенный атаман исторгнул из себя боевой клич:

«Козаки, козаки! Не выдавайте лучшего цвета вашего вой-ска!

Уже обступили Кукубенка, уже семь человек только оста-лось изо всего Незамайковского куреня; уже и те отбиваются через силу; уже окровавилась на нём одежда. Сам Тарас, увидя беду его, поспешил на выручку. Но поздно подоспели козаки: уже успело ему углубиться под сердце копьё прежде, чем были ото-гнаны обступившие его враги. Тихо склонился он на руки подхва-тившим его козакам, и хлынула ручьём молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в склянном сосуде из погреба нео-

Смерть Кукубенко

311

сторожные слуги, поскользнулись тут же у входа и разбили до-рогую сулею: всё разлилось на землю вино, и схватил себя за го-лову прибежавший хозяин, сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы если приведёт Бог на старости лет встретить-ся с товарищем юности, то чтобы помянуть бы вместе с ним прежнее, иное время, когда иначе и лучше веселился человек...Повёл Кукубенко вокруг себя очами и проговорил: «Благодарю Бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! Пусть же после нас живут ещё лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!» И вылетела молодая душа. Подняли её ангелы под руки и понесли к небесам. Хорошо будет ему там. «Садись, Кукубенко, одесную меня! – скажет ему Христос, – ты не изменил товариществу, безчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою цер-ковь». Всех опечалила смерть Кукубенка. Уже редели сильно ко-зацкие ряды; многих, многих храбрых уже недосчитывались; но стояли и держались ещё козаки.

– А что, паны? – перекликнулся Тарас с оставшимися куреня-ми. – Есть ли ещё по-рох в пороховницах? Не иступились ли сабли? Не утомилась ли козацкая сила? Не погнулись ли козаки?

– Достанет ещё, батько, пороху! Го-дятся ещё сабли; не утомилась козацкая сила; не погнулись ещё козаки!

312

И рванулись снова козаки так, как бы и потерь никаких не понесли».

(«Тарас Бульба»)

Лишился Тарас Бульба сразу двух своих сыновей. Одного – предателя сам убил, другого на его глазах пленили, и сам он сра-жённый пал на землю.

Пришёл в себя оглушённый, раненный в сражении и первое что произнёс:

«– А Остап?! – вскричал вдруг Тарас, понатужился припод-няться и вдруг вспомнил, как Остапа схватили и связали в гла-зах его и что он теперь уже в ляшских руках.

И обняло горе старую голову. Сорвал и сдёрнул он все пере-вязки ран своих; бросил их далеко прочь; хотел громко что-то сказать – и вместо того понёс чепуху: жар и бред вновь овладе-ли им, и понеслись без толку и связи безумные речи.

…Напрасно старались занять и развеселить Тараса; на-прасно бородатые, седые бандуристы, проходя по два и по три, расславляли его козацкие подвиги – сурово и равнодушно глядел он на всё, и на неподвижном лице его выступала неугасимая горесть, и тихо, понурив голову, говорил он: «Сын мой, Остап мой!»

(«Тарас Бульба»)

Скорби нести – тоже большая наука. Большие же скорби – большая мудрость надобна, чтобы их нести.

«Если в скорбях мы будем видеть не просто несчастья, но истинный крест Христов, то, безусловно, поймем, почему души скорбящие – любимые дети Божии.

…Как и мы сами созданы по образу и по подобию Божию, так точно и крест наш должен быть подобием Креста Хри-стова. А становится он им лишь тогда, когда несём мы его с терпением и любовью, а не со злобой в сердце или унынием, когда сознаём, что идём по стопам Спасителя и что в кресте

313

нам дано непобедимое оружие на врага, против которого этот вещественный крест – скорби наши – так же силен, как и Крест с изображением рас-пятого Господа.

…Души скор-бящие не потому избранные Божии, чтобы Он любил видеть нас несчаст-ными, а потому, что Он хочет, чтобы мы были не малодуш-ны, но тверды и уме-ли все претерпевать до конца. Ему при-ятно видеть, когда человек, одаренный душой безсмертной, предпочитает небес-ное земному и, ми-нуя все временное, стремится прямо к Творцу и простира-ет духовный взор свой в вечность, в которой его настоя-щая жизнь. Ему приятно видеть, когда человек так смотрит на время, как то и следует существу безсмертному. Ибо избранник Божий, неся крест свой, непременно должен помнить, что у Го-спода один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день (2 Пет. 3, 8) и что время имеет значение только в здешней жизни, а потому, чем духовнее человек, тем менее обращает он внимания на всё временное».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Архимандрит Кирилл (Павлов)

314

Вознегодовал на себя Василий, вслух хлестнул себя окри-ком:

– И ты, рохля, рванись вперёд, за отважным атаманом! – приказал он себе. – Уста-а-ал!.. Жа-арко тебе, немощь одолева-ет. А им каково было? Они что, земли себе, завоевывали, когда бились здесь?! За свои интересы погибали? Мы только скулить, да по застольям шататься можем и трёпом заниматься. В горо-да сбежавшие и там шустрящие в комфорте и суете. Поброса-ли в России родные земли своих предков, где поля заросли и сёла исчезли, покрылись диким бурьяном. Некогда ухоженная и заселённая земля, теперь преданная и попранная, сдана дурно-травью. Чертополохом подавило всё, изничтожило, превратило в труху не только дома и целые селенья, но и заброшенные нами кладбища дедов наших. Их косточки, как и кровь защитников русской земли, начиная от древних предков наших, тех же каза-ков,.. и кончая павшими в последнюю, Отечественную войну за-брошены здесь. Они, наши пращуры, не сдали ни сёл своих, ни земли своей иноземцам, а мы без боя всё сдали! Добровольно. Никто нас не гнал силой с земель наших, дулом в спину. Сами ушли в Содомы-города. Сдали родное и святое небытию. В каж-дом селе церковь Божия была. Порушили их. Кто? Иноземцы? Да, они толкали в спину своими начальниками, иноземной не-чистью из той же Прибалтики, заставляли нас рушить свои свя-тыни. Спросим себя, стали бы подчиняться им те казаки? Ни за что! Те все как один бы полегли, а не стали бы творить такого богомерзкого дела. Нет церкви, – нет и села. Мы православные только по названию.

Вернуться надо обратно, как блудным сынам. Пасть в ноги оскорблённому, отвергнутому некогда Отцу. Покаяться – ВСЕМ! Рано успокаиваться, убаюкивать себя патриотическими песня-ми. Мы ещё не вернулись! Мы ещё шатаемся, где ни попадя, в грязи, блуде, грехах… Восстановить надо не только порушенные церкви, сёла, кладбища прадедов своих. Возродить поля и паст-бища. Вернуть уклад и благочестие в домы наши, так, как это было у дедов и прадедов. Тогда и уйдут инородцы сами с нашей

315

земли, как блохи с чистого тела. Потому что нечего им будет де-лать здесь. Всё вновь будет делаться нами, занято добрыми, тру-долюбивыми людьми. Негде и не на чем им будет наживаться, воровать. Станем честными, трудолюбивыми, твёрдыми в благо-честии, как и положено нам, христианам, тогда не будет среди нас предателей, взяточников, которые и составляют основу для любой оккупации, любого порабощения.

«Есть ещё порох в пороховницах?!» Если есть, то прорвёмся и победим. Если нет в нас этого запала отваги и отверженности ото всего мирского, даже жизни своей, которую мы должны по-лагать за други своя, тогда нечего трёпом заниматься о верности Отечеству и Вере своей. Многое уже продали мы, растранжири-ли, профукали, что Творец нам дал, предки наши кровью своей и потом отбивали у врагов, сохранили нам. Если и дальше так будем разжиженно жить, то тогда мы всего лишь «электорат», придатки к тёплым квартиркам и кабинетикам, телеящикам, где бесы нам – учителя. Дети наши – придатки рока, дискотек, электроники, банок пива и наркотиков. Тогда мы, приготовлен-ная бесами среда для принятия и подчинения антихристу. Мы

316

сами ведём его вперёд. Приближаем на погибель нашу. Грехами, ленью, любовью к удовольствиям и комфорту, падением нравов, добровольным соглашательством с погубителями, проводника-ми «царя иудейского». Остановимся? Дай то Бог нам разума и силы.

С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся. Яко с нами Бог!

Слово атамана

«Братья! Стойте в вере и держите предания!»(2 Фес. 2, 15)

«Совершенная любовь изгоняет страх...боящийся не совершен в любви»

(1 Ин. 4, 18)

Невдалеке Василий увидел высокий холм, наверху которо-го высились ещё обломки то ли какого-то костёла, то ли замка. Вполне подходящее место для тех событий, какие произошли с ними укрепости Дубно. Уж не тут ли перед решающей битвой, как песнь завораживающую, спел, произнёс великие слова о то-вариществе Тарас Бульба перед братьями-казаками:

«…И когда всё было сделано как нужно, сказал речь козакам, не для того, чтобы ободрить и освежить их, – знал, что и без того крепки они духом, – а просто самому хотелось высказать всё, что было на сердце.

– Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царь-града брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только оста-лись мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая,

317

так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чём стоит наше това-рищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породнить-ся родством по душе, а не по крови, может один только че-ловек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и там люди! Также Божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное сло-во, – видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а... – сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: – Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлеб-ные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет го-ворить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость иноземного магната, который жел-тым чёботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схва-тит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, – так никому ж из них не доведётся так умирать!.. Никому, никому!.. Не хва-тит у них на то мышиной натуры их!»

318

Так говорил ата-ман и, когда кончил речь, все ещё потрясал посеребрившеюся в ко-зацких делах головою; всех, кто ни стоял, разобрала сильно та-кая речь, дошёл дале-ко, до самого сердца; самые старейшие в рядах стали непод-вижны, потупив седые головы в землю; слеза тихо накатывалася в старых очах; медленно отирали они рукавом, и потом все, как будто сговорившись, махну-ли в одно время рукою и потрясли бывалыми головами. Знать, вид-

но, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшего, что бывает на сердце у человека, умудренного горем, трудом, уда-лью и всяким невзгодьем жизни, или хотя и не познавшего их, но много почуявшего молодою жемчужною душою на вечную ра-дость старцам родителям, родившим их».

(«Тарас Бульба»)

Вот, оказывается, почему Василий собрался в одинокую до-рогу. Вот, что повело его в этот тяжёлый для него путь. Что он искал и продолжает искать. Что он хочет понять, обрести, чем ему хочется надышаться. Именно вот тем, что открыто и одно-временно сокрыто в этих великих словах. Как они нам нужны сейчас, когда враги нас обступили, заполонили ещё больше, и чувствуется запах брани. «Всё взяли бусурманы, всё пропало.

319

Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, убогая, так же как и мы, земля наша!» Разве это не про нас?! Разве ныне русский, на нынешней Украине и в России, на своей родине не ограблен, не оскорблён?

Припомнилось Василию, опубликованное несколько лет на-зад письмо одного сербского солдата. Он и его сосед, а ныне со-товарищ по окопу, потеряли из-за войны всё имущество, дома,.. всё, что жадно приобретали, чем дорожили. Даже семьи их раз-метало по сторонам. Но именно теперь эти два бывших соседа, а теперь два солдата одного подразделения – счастливы!.. Пара-докс? Невозможность, ненормальность? Совсем нет. Из окопов ложь или глупость не пишут. Далее тот солдат объясняет, что при мире, когда они с другом были соседи, то склочничали, ру-гались, мелочились. Постоянно осуждали друг друга. Были во вражде. А вот теперь, когда они всё потеряли и делить стало не-чего ни тому ни другому, вот теперь они – братья, теперь они товарищи до смерти. Готовые отдать друг для друга не то, что кусочек земли или часть имущества. Саму жизнь свою они гото-вы отдать за друга и ближнего. Это ли ни обретение себя? Это ли ни настоящая свобода? Это ли ни любовь истинная? Это ли ни божественное состояние?!

«Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на брат-ство! Вот на чём стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек».

Почему же нельзя обрести, иметь это при мире и достатке?А вот почему: «Перенимают бусурманские обычаи; гнуша-

ются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой свое-го продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость иноземного магната, который желтым чёботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства».

Это разве не про нас?..

320

Есть, правда, и надежда:«Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело».

Когда это исправление происходит? Когда становится не-вмоготу более терпеть. Когда гнев против такой подлой жизни вызреет. А он и ныне уже дозревает…

На казни сына

«Бог дал нам духа не боязни, но силы и любви, и самообладания».

(2 Тим. 1, 7)

Тяжёлый, трудный вопрос о смерти. Особенно, когда заду-мываешься о своей последней минуте. Как это будет происхо-дить? Где? При каких условиях? С большими болями или нет? Насильственно или «естественным путём»?.. Как правило, мы убегаем от таких размышлений, но они очень важные. Само сло-во «смерть» пугает людей более всего. У немцев это слово пере-водится как – боль, страдание. Те, кто бегает от мыслей и забот об этом, – глупцы. Такого исхода ещё никто не избежал. Даже Господь Бог при вочеловечении Своём, завершая Свою миссию, прошёл через врата смерти. Сколько ни обманывай себя. Сколь-ко ни прячься в житейскую суету, не уйдёшь от этого. У веру-ющих кончина не так безнадёжна и мрачна. Преуготовиться к этому переходу в иной мир, – всегда было необходимой задачей православного христианина. Он молится: «Прочее время живо-та нашего в мире и покаянии скончати, у Господа просим», «Христианския кончины живота нашего, безболезненны, не-постыдны, мирны, и доброго ответа на страшнем судищи Христове просим».

321

Вот что сказано у свт. Иоанна Златоустого о смерти: «Ужас-на смерть и страшна для незнающих высшего любомудрия, для незнающих загробной жизни, для считающих смерть уничтожением бытия; разумеется, для таких смерть ужас-на, уже самое название её убийственно. Мы же, благодатью Божьей увидевшие безвестные и тайные премудрости Его, и почитающие смерть переселением, не должны трепетать, но радоваться и благодушествовать. Потому что оставляем тленную жизнь и переходим к жизни иной, нескончаемой и несравненно лучшей». (Бесед. 83, толк. на ап. Иоанна).

Христианин не прячется от этого вопроса. Всегда помнит и размышляет об этом. «Помни последняя своя и во веки не согрешишь», – говорят отцы Церкви.

«Живое памятование о смерти удерживает нас от привязанности к земному и помогает не лишиться Царства Не-бесного. Оно постоянно направляет наши мысли к вечности, а мысль о веч-ности всегда производи-ла великое действие: она воодушевляла мучеников и делала для них нестрашными самые лютые страдания, она затворяла в пустыне подвижников и возводила их к подъятию выше естественных подвигов, она отрезвляла самых тяжких грешников и обращала их на путь покаяния. Всё временное, как бы оно ни было важно, по сравнению с вечностью – ничто. Всё, что привлекает нас в этой земной жизни: слава, честь, богат-ство, здоровье, мудрость, – всё это в час смерти разрушится, отпадёт и, конечно же, не войдет с нами в вечность».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

322

Сила, мощь и отвага у казаков, как и вообще у русского солдата была и есть только от этого. Поэтому они не боялись смерти. И нам надо почаще задавать себе этот вопрос: «А ты как умрёшь? С тьмой грехов или накопив духовных приобретений».

Тяжело и думать об этом земному человеку, а испытывать это – тем более. Нелегко тем, которым приходится погибать в бою. Но насколько же горше, тяжелее погибать в неволе, при пытках и жестоких муках, среди инородцев и иноверцев, как Остапу с пленёнными казаками, на варшавской площади, когда казнь про-изводится унизительно, как зрелище, на виду у праздноглазею-щих ляхов, на чужбине:

«Площадь, на которой долженствовала производиться казнь, нетрудно было отыскать: народ валил туда со всех сто-рон. В тогдашний грубый век это составляло одно из занима-тельнейших зрелищ не только для черни, но и для высших клас-сов...

…Толпа вдруг зашумела, и со всех сторон раздались голоса: «Ведут! Ведут! Казаки!»

323

Они шли с от-крытыми головами, с длинными чубами; бороды у них были от-пущены. Они шли не боязливо, не угрюмо, но с какою-то ти-хою горделивостию; их платья из дорого-го сукна износились и болтались на них вет-хими лоскутьями, они не глядели и не кланя-лись народу. Впереди всех шел Остап.

…Они приблизи-лись уже к лобному месту. Остап оста-новился. Ему первому приходилось выпить эту тяжёлую чашу. Он глянул на своих, поднял руку вверх и произнёс громко:

– Дай же, Боже, чтобы все, какие тут ни стоят еретики, не услышали, нечестивые, как мучится христианин! Чтобы ни один из нас не промолвил ни одного слова!

После этого он приблизился к эшафоту.– Добре, сынку, добре! – сказал тихо Бульба и уставил в зем-

лю свою седую голову.Палач сдёрнул с него ветхие лохмотья; ему увязали руки и

ноги в нарочно сделанные станки, и...не будем смущать чита-телей картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волосы. Они были порождение тогдашнего грубого, свирепо-го века, когда человек вёл ещё кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою, не чуя человечества.

Остап на казни

324

…Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда ужасный хряск их послышался среди мёртвой толпы отдалёнными зрителями, когда панянки отворотили глаза свои, – ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его; не дрогнулось лицо его. Тарас стоял в толпе, поту-пив голову и в то же время гордо приподняв очи, одобрительно только говорил: «Добре, сынку, добре!».

Но когда подвели его к последним смертным мукам, каза-лось, как будто стала подаваться его сила. И повёл он очами вокруг себя: Боже! Всё неведомые, всё чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти. Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твёрдого мужа, ко-торый бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и выкликнул в душевной немощи:

– Батько! Где ты? Слышишь ли ты всё это?– Слышу! – раздалось среди всеобщей тишины, и весь мил-

лион народа в одно время вздрогнул. Часть военных всадников бросилась заботливо рассматривать толпы народа… но Тара-са уже не было: его и след простыл».

(«Тарас Бульба»)

Призывал многоопытный генерал Ермолов, как надо посту-пать с подлыми и неугомонными хищниками: «Надо вовремя показать свою силу, чтобы избежать впоследствии её при-менение…». Его поддерживает в этом и святитель Филарет Мо-сковский, тоже утверждавший, что за Отечество нужно крепко стоять, и Святое Писание отцов Церкви не противоречит этому: «…Не Бог ли «научает руки» верных Своих на ополчение, пер-сты на брань (Пс. 143,1)».

Наш просвещённый святитель Филарет митр. Московский научает нас:

325

«Люби врагов своих. Сокрушай врагов Отечества. Гну-шайся врагами Божиими».

Боевые рейды по тылам врага были карающей десницей Бо-жьей полякам, много десятилетий грабивших, растлевавших, из-гилявшихся над окраинно живущим русским народом, которым северная часть России, изнемогающая под гнётом других стер-вятников – монголо-татаров, не могла ещё помочь. Только запо-рожцы, казаки были бичём сокрушающим зарвавшихся ляхов.

«…А что же Тарас? А Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восьмнадцать местечек, и уже доходил до Кра-кова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие и лучшие замки, распечатали и поразливали по земле казаки веко-вые меды и вина, сохранно сберегавшиеся в панских погребах; из-рубили и пережгли дорогие сукна, одежды и утвари, находимые в кладовых. «Ничего не жалейте!» – повторял только Тарас.

–…Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе! – приговари-вал только Тарас. И такие поминки по Остапе отправлял он в каждом селении, пока польское правительство не увидело, что поступки Тараса были побольше, чем обыкновенное разбойни-чество, и тому же самому Потоцкому поручено было с пятью полками поймать непременно Тараса».

(«Тарас Бульба»)

Гибель Тараса

«Вера – душа народа. Когда гаснет она в наро-де, то он превращается в безжизненный труп, бы-стро разлагающийся, предающийся тлению».

(Филарет, архиеп. Черниговский)

«Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддер-жу тебя десницею правды Моей».

(Ис. 41, 10)

326

Совсем, совсем другим стал Василий за эти два месяца свое-го пути. Начал он, как праздный турист, а близился к заверше-нию путешествия своего уже другим, умудрённый прозрениями, духовными откровениями. Теперь он более знает, что и каким образом будет действовать. Как ему далее жить и поступать.

Снова открыл он безсмертное произведение великого рус-ского писателя:

«Шесть дней уходили козаки просёлочными дорогами от всех преследований; едва выносили кони необыкновенное бегство и спасали козаков. Но Потоцкий на сей раз был достоин возло-женного поручения; неутомимо преследовал он их и настиг на берегу Днестра, где Бульба занял для роздыха оставленную раз-валившуюся крепость.

Над самой кручей у Днестра-реки виднелась она своим обо-рванным валом и своими развалившимися останками стен. Щеб-нем и разбитым кирпичом усеяна была верхушка утеса, готовая всякую минуту сорваться и слететь вниз. Тут-то, с двух сто-рон, прилеглых к полю, обступил его гетьман Потоцкий. Четыре дни бились и боролись козаки, отбиваясь кирпичами и каменья-ми. Но истощились запасы и силы, и решился Тарас пробиться сквозь ряды. И пробились было уже козаки, и, может быть, ещё раз послужили бы им верно быстрые кони, как вдруг среди само-го бегу остановился Тарас и вскрикнул: «Стой! Выпала люлька с табаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!». И нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную сопутницу на морях, и на суше, и в походах, и дома. А тем временем набежала вдруг ватага и схватила его под могучие плечи. Двинулся было он всеми члена-ми, но уже не посыпались на землю, как бывало прежде, схва-тившие его гайдуки. «Эх, старость, старость!» – сказал он, и заплакал дебелый старый козак. Но не старость была виною: сила одолела силу. Мало не тридцать человек повисло у него по рукам и по ногам. «Попалась ворона! – кричали ляхи. – Теперь нужно только придумать, какую бы ему, собаке, лучшую честь

327

воздать. И присудили, с гетьманского разре-шенья, сжечь его жи-вого в виду всех. Тут же стояло нагое дере-во, вершину которого разбило громом. При-тянули его железными цепями к древесному стволу, гвоздем при-били ему руки и, при-подняв его повыше, чтобы отовсюду был виден козак, принялись тут же раскладывать под деревом костёр. Но не на костёр глядел Тарас, не об огне он ду-мал, которым собира-лись жечь его; глядел он, сердечный, в ту сторону, где отстреливались козаки: ему с высоты всё было видно, как на ладони.

– Занимайте, хлопцы, занимайте скорее, – кричал он, – гор-ку, что за лесом: туда не подступят они!

Но ветер не донёс его слов.– Вот, пропадут, пропадут ни за что! – говорил он отчаян-

но и взглянул вниз, где сверкал Днестр. Радость блеснула в очах его. Он увидел выдвинувшиеся из-за кустарника четыре кормы, собрал всю силу голоса и зычно закричал:

– К берегу! К берегу, хлопцы! Спускайтесь подгорной до-рожкой, что налево. У берега стоят челны, все забирайте, что-бы не было погони!

На этот раз ветер дунул с другой стороны, и все слова были услышаны козаками. Но за такой совет достался ему тут же удар обухом по голове, который переворотил всё в глазах его.

328

Пустились козаки во всю прыть подгорной дорожкой; а уж погоня за плечами. Видят: путается и загибается дорожка и много дает в сторону извивов. «А, товарищи! не куды пошло!» – сказали все, остановились на миг, подняли свои нагайки, свист-нули – и татарские их кони, отделившись от земли, распластав-шись в воздухе, как змеи, перелетели через пропасть и бултых-нули прямо в Днестр. Двое только не достали до реки, грянулись с вышины об каменья, пропали там навеки с конями, даже не успевши издать крика. А козаки уже плыли с конями в реке и отвязывали челны. Остановились ляхи над пропастью, дивясь неслыханному козацкому делу и думая: прыгать ли им или нет? Молодой полковник, живая, горячая кровь, родной брат полячки, обворожившей бедного Андрия, не подумал долго и бросился со всех сил с конём за козаками: перевернулся три раза в воздухе с конём своим и прямо грянулся на острые утёсы.

Когда очнулся Тарас Бульба от удара и глянул на Днестр, уже козаки были на челнах и гребли вёслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у ста-рого атамана.

– Прощайте, товарищи! – кричал он им сверху. – Вспоми-найте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хо-рошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придёт время, будет время, узнаете вы, что такое Право-славная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..

А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву... Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила рус-скую силу!».

(«Тарас Бульба»)

329

Прощание

Достиг наконец Василий последнего пункта своего маршру-та. Шёл просёлками у города Мозырь. Отсюда прямая дорога на Брест, а за ним и Варшава, ненавистная Тарасу, спесивая и под-ловатая Польша. Вполне возможно, по этим дорогам ехал Бульба в повозке еврея Янкеля, спрятанный под грудой кирпича, чтобы увидеть казнь сына Остапа в Варшаве. Да и широкая, полново-дная река Припять, этим же направлением течёт вдоль дорог, по-хожая на Днестр, описанный у Гоголя, как последнее место, где был сожжён заживо старый атаман Тарас Бульба.

Подошёл Василий, изнурённый непривычными трудами пе-шего похода к поросшему травой берегу. Долго, внимательно оглядывал его, представляя описанное Гоголем последнее место на земле, где отлетела душа стойкого защитника Православной веры и Отечества нашего – гетмана Тараса Бульбы.

Также, как в прошлые времена, текут безостановочно свет-лые, желтоватые, прозрачные воды. Такие же высокие, заросшие травой берега. Такая же ширь, такие же кручи и омуты. Такая же рябь на воде. Те же заливы и камыши по берегам. Редкие пти-цы пролетают время от времени. Нет конечно такого количества их и разнообразия, как четыре века назад. Есть даже внизу, под высоким косогором, острые известняковые скалы, утёсы, о ка-ковые разбились двое казаков с конями и брат роковой оболь-стительницы.

«Немалая река Днестр, и много в ней заводьев, речных гу-стых камышей, отмелей и глубокодонных мест; блестит речное зеркало, оглашенное звонким ячаньем лебедей, и гордый гоголь быстро несется по нем, и много куликов, краснозобых курухта-нов и всяких иных птиц в тростниках ина прибрежьях. Козаки живо плыли на узких двухрульных челнах, дружно гребли вес-лами, осторожно минали отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про своего атамана».

330

Долго сидел на берегу реки Василий. С грустью прощался здесь с пройденным путём. С сёлами, городами и посёлками, по-лями и лесами, встретившимися ему разными людьми. Ко всему этому будто на ощупь прикоснулся он благодаря безсмертному творению Гоголя, побудившему его пройти этим путём. С гру-стью прощался он со всем, что увидел, пережил, передумал за это время. С высочайшим художником Николаем Васильевичем Гоголем. С его наполненным необыкновенной мощью, образно-стью и жизненной силой словом. С запечатлённым им на века, незабвенным патриотом Руси и защитником Православной веры – Тарасом Бульбой. С живописно, зримо описанными пейзажами Малороссии, которые так точно изображены великим русским писателем, который нас утешал:

«В литературном мире нет смерти, и ушедшие так же вме-шиваются в наши дела и действуют вместе с нами, как и жи-вые».

Попутными машинами добрался Василий до Могилёва. Красивого, зелёного города стоящего на высоком берегу Днепра,

331

некогда – столицы Белой Руси. У Белоруссии богатая, славная история. Вот некоторые штрихи:

«Воссоединение части земель Украины и России в 1654 году, национально-освободительное движение белорусов во время во-йны Богдана Хмельницкого и русского царя Алексея Михайло-вича с Польшей вызвали новый взрыв гонений на православных, во главе этих гонений становится польское правительство.

И хотя Польша трактатом о вечном мире с Россией от 1684 года обязалась на своей территории иметь пять православных епархий, к началу XVIII столетия осталась одна-единственная – Могилевская, на которую с надеждой смотрел весь православ-ный белорусский народ.

В создавшейся обстановке для «успешного» обращения бе-лорусов в униатство, Польша считала одной из главных своих задач ликвидацию Православной епархии в Могилёве.

Тогда, в 1760 году, вооруженные иезуиты, обозлённые от-крытием семинарии, напали на архиерейский дом и семинарию. Было ранено несколько семинаристов, а сам владыка, святитель Георгий Конисский был вынужден спасаться в подвалах своего дома.

В ответ на глумление и изуверства латинистов-униатов пра-вославный народ Украины поднял восстание, которое приняло широкий размах и ответило не меньшей силой по отношению к угнетателям. Один из гайдамацких отрядов под предводитель-ством Шилы преследовал поляков до турецкой границы. Гай-дамаки перешли границу, разбили поляков и пришедших им на помощь турок.

С ликованием белорусы и малороссы встретили своё осво-бождение. По данному случаю вызванный в Петербург святитель Георгий произнёс в придворной церкви взволнованную речь от лица всего белорусскoгo народа.

Подвиг могилевчан по защите Православия, которое являет-ся государствообразующей религией, был оценён, и в 1778 году в Могилёв было перенесено из Полоцка центральное управление Белоруссией. И только после октябрьского переворота 1917 г. из

332

ненависти большевиков к Царской Семье, к истории государ-ства Российского, побудила их перенести столицу Белоруссии в Минск».

(И. Мартынов, доцент Могилевского университета)

Какой вывод изо всего прожитого, прочувствованного в пу-тешествии и передуманного?

Вероятно, он в том, что Русь, как была триедина, так есть и всегда таковою останется! Как бы ни старались масонские сатрапы, продажные предатели, дорвавшиеся до власти в её, пока ещё разорванных частях помогать злу, разъединению – ни-чего у них не получится! Настолько сильны взаимопритягающие силы в народах наших.

Ещё. Надо жить нам не по-мышиному, как большинство из нас ныне живёт. Все те вечные враги наши, «бесы во плоти», сильны, продолжают властвовать над нами. Если не обретём ка-зацких сил духа Тараса, Остапа, Кукубенко, и других отважных воинов за нашу Русь, за веру Православную. Если мы не вос-противимся злу, будем и далее добровольно идти в созданный злыми силами, обезличенный, электронный концлагерь. Если будем и далее жить по их предписаниям, не вылезем из-за зана-весок, как в том, привидевшемся, зачумлённом городе, то вскоре и с нами, так же закончится ритуальными закланиями резников с тесаками, открыто, на площадях, под улюлюкание бесноватых инородцев и иноверцев.

О чём повесть великого русского писателя и посильное рас-смотрение её?..

О том, что надо немедленно встать, воспротивиться злу! Ни-чего не бояться! Бог любит дерзновенных и только им помогает, но не трусам и суетным приспособленцам. Ничего не бояться! Даже смерти. К этому призывает нас пламенный гений России через свою повесть и своих могучих, прекрасных героев. Тогда мы спасём Отечество наше и души свои. Путь один – отваги и безстрашия!

333

Нам не дано спокойно сгнить в могиле –Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, –Мы слышим гром предутренней пальбы,Призыв охрипшей полковой трубыС больших дорог, которыми ходили.

Мы все уставы знаем наизусть.Что гибель нам? Мы даже смерти выше.В могилах мы построились в отрядИ ждем приказа нового. И пустьНе думают, что мертвые не слышат,Когда о них потомки говорят.

(Николай Майоров)

«Кровь мучеников – семя Церкви». Её выживание, суще-ствование, умножение и победа – такова «арифметика» закона жизни. Об этом великом примере и необходимости говорит и наш известнейший старец:

«Замученные за Христа умирали с упованием, а оставшиеся в живых, ещё крепче прилеплялись к Богу, готовя себя на но-вые подвиги. Надо не переставать повторять себе, что скорби чрезвычайно полезны душе нашей, что они ведут нас к спасению и не их должны мы бояться, а того, чтобы Господь не забыл о нас, – вот истинно была бы величайшая скорбь.

…Человек, оставляя этот мир, не исчезает безследно, по-скольку имеет безсмертную душу, которая никогда не умирает. То, что мы видим умирающим, – видимое, грубое тело, которое есть прах, потому что от земли взято и опять возвращается в землю. Невидимая же тонкая сила, которую мы называем ду-шою, не умирает никогда. Тело само свидетельствует о своей смертности, потому что оно разрушимо и делимо, душа же, напротив, имеет несложное, неразрушимое духовное устроение и потому разлагаться и умирать, как тело, не может.

334

…Утешения где же искать, как не в твёрдой надежде, что всё не оканчивается смертью, что ожидает нас другая, загроб-ная жизнь. Мы созданы для жизни вечной, и мы все хотим и дей-ствительно будем жить вечно, Христос Своим Воскресением упразднил смерть».

(Архимандрит Кирилл (Павлов))

Ещё современники называли гениальный труд Николая Васи-льевича Гоголя «русской Илиадой». Нет, эта повесть выше, зна-

чительней той, несмотря на её величественный слог и богоподобные персонажи. «Тарас Буль-ба» написан не холодным эпически настроенным умом, а кровью сердца о трагических временах истерзанного врагами Отечества, о конкретных, живых людях, которые проливают не киношную «кровь», а настоящую, уносящую жизни многих ещё молодых сынов сво-ей Родины.

Возрождение Свя-той Руси не может начаться иначе, как с воссоздания общенацио-

нального религиозно-нравственного мировоззрения, которое объединит народ вокруг его вековых святынь, вдохнет в смер-тельно уставший, оболганный, обворованный и преданный на-род новые силы, волю к жизни, веру в победу над врагами. Отсю-да задача – оформить «русскую идеологию», доходчиво и здраво

335

сформулировать её, осознать самим и как можно быстрее до-нести до людей.

(Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн)

Благодарно поглаживал Василий обложку гениальной пове-сти. Как укрепил, обогатил духовно его Николай Васильевич! Призвал и мобилизовал совесть к суду над самим собой, через своего безсмертного Тараса со товарищи. Так ли, как надо, ты живёшь? Напряжённо и с пользой для других, или расхлябанно и паразитически? Много острых вопросов роилось и тревожи-ло. Как углубили многое в нём великие образы, будто живые, выписанные в повести, и пройденный им поход по тем святым местам! Как укрепило всё это Василия в Вере Православной! Многих за полтора века повесть «Тарас Бульба» утвердила в му-жестве, отваге, патриотизме. Повесть эта переведена и известна во многих странах мира.

Снова в Вавилоне

По прибытии домой, обложил себя Василий книгами Н.В. Гоголя, перечитывал их запоем. Никуда и выходить не хо-тел. Огромный мир, созданный из слов великого писателя, не отпускал, стучал денно и нощно в сердце Василия словами ве-личайшей любви к Богу и Отечеству:

«Без любви к Богу никому не спастись, а любви к Богу у вас нет.

…Трудно полюбить Того, Кого никто не видал. Один Христос принёс и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем любовь к Богу. Стоит только полюбить их так, как приказал Христос, и сама собой выйдет в итоге любовь к Богу Самому. Идите же в мир и приобретите прежде любовь к братьям.

Но как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хо-чет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны

336

и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблаго-дарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Рос-сия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все то, что ни есть в России. К этой любви нас ведёт теперь Сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве на-копились внутри её и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви.

…Если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадёт тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась те-перь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда только во всей силе вы почувствуете, что любовь всемогуща и что с ней возможно всё сделать. Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей. Последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмёте, предпочитая одну крупицу деятельности на нём всей вашей нынешней, бездей-ственной и праздной жизни. Нет, вы ещё не любите Россию. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам».

(Н.В. Гоголь. «Нужно любить Россию», 1844 г.)

В феврале 1848 года Н.В. Гоголь посетил Святую Землю, при-был не только поклониться святым местам, как делали многие тысячи русских богомольцев, но с желанием испросить у Гроба Господня благословение на сочинение новых произведений.

Гоголь ещё только приступил к чтению духовных творений великих подвижников христианской Церкви. Ощущал в себе не-преодолимое желание, идущее от сердца, читать Евангелие. В одном письме Гоголь сообщает: «Душе моей нужнее теперь то, что писано святителями нашей Церкви, чем то, что можно чи-тать на французском языке».

337

Н.В. Гоголь приостанавливает работу над второй частью «Мёртвых душ». С 1847 года вообще почти ничего не писал, кроме толкования Божественной Литургии.

«…В конце 1847 года, накануне отъезда Гоголя в Иерусалим, вышло в свет его сочинение «Выбранные места из переписки с друзьями», враждебно воспринятое частью общества. Многие сочли эту книгу чрезмерно нравоучительной. Безбожная русская интеллигенция, ополчившись на Гоголя, не захотела увидеть его озабоченности духовно-нравственным состоянием России. Слишком открыто и явно писатель призывал всех следовать за-поведям Божьим. Даже близкие друзья не поняли его...

В таком крайне удручённом состоянии духа Гоголь готовил-ся отбыть в Иерусалим, зная, какие молитвы будет возносить к Богу у Его Святого Гроба.

338

В «Авторской исповеди» Гоголь записал, что страшится это-го путешествия, считает себя немощным и недостойным, просит всех, знающих его и не знающих, помолиться о нём. Особенно он уповал на молитву тех, «которых вся жизнь стала одною мо-литвой». И вот они – русские батюшки, ниспосланные Богом, утешители и молитвенники, плывут вместе с ним. Среди них и неведомый ещё никому игумен Феофан. (Будущий свт. Феофан Затворник).

Святой град Иерусалим притягивал Гоголя тем, что там, у Гроба Господня, молитвы быстрее доходят до Бога. И Гоголь писал: «Дай, Господи, силу помолиться у Гроба Святого о со-братьях, и кровных своих, о всех людях земли нашей, и о всей Отчизне нашей, о ея мирном времени, о примирении всего в ней враждующего и негодующего, о водвореньи в ней любви и о воца-рении в ней Твоего царства, Боже!» И произошло чудо у Гроба Господня, когда Гоголь прибыл в Иерусалим.

На обратном пути в Россию он пишет В. Жуковскому, что один стоял на Божественной литургии внутри самого Гроба Го-сподня. До Гоголя никто из путешественников не удостаивался такой великой чести. «Уже мне почти не верится, что и я был в Иерусалиме. А между тем я был точно, я говел и приобщался у самого Гроба святого... Я стоял в нём один; передо мною толь-ко священник, совершавший Литургию. Диакон, призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами Гроба».

Дело в том, что у греков в прежние времена было не при-нято допускать на церковные службы в алтари храмов светских людей. То, что Гоголь стоял внутри Гроба Господня, где находи-лись лишь священник и дьякон, служившие Божественную ли-тургию, было исключением из строжайших церковных правил. Митрополит Мелетий, глава Святогробского братства, сделал это единственное исключение за всю историю существования Иерусалимской Патриархии лишь для великого русского писа-теля. Н.В. Гоголь получил в награду от митрополита Мелетия благословенную святыню – камень от Гроба Господня. Такую

339

же редчайшую святыню сподобился получить в XII веке русский игумен Даниил...

…Духовная миссия Н.В. Гоголя, конечно же, нашла отклик в умах лучшей части православной России. Даже перед самой своей смертью Николай Васильевич не переставал призывать русских людей к Богу. «Будьте не мёртвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом».

(В. Комиссаров)

«…В заключение прошу всех в России помолиться обо мне, начиная от святителей, которых уже вся жизнь есть одна мо-литва. Прошу молитвы как у тех, которые смиренно не веруют в силу молитв своих, так и у тех, которые не веруют вовсе в молитву и даже не считают её нужною: но как бы ни была безсильна и черства их молитва, я прошу помолиться обо мне этой самой безсильной и черствой их молитвой. Я же у Гроба Господнего буду молиться о всех моих соотечественниках, не исключая из них ни единого; моя молитва будет так же без-сильна и черства, если святая небесная милость не превратит её в то, чем должна быть наша молитва».

(Н.В. Гоголь. 1846 г., июль)

Страна чудес, о Русь моя святая!Иноплеменников теснят тебя толпыИ силятся запять твои стопы...Но ты идёшь, страна моя родная,Вперёд с надеждою на Господа Христа,Смиренно преклонясь под тяжестью креста.

(Прп. Варсонофий Оптинский)

«Хозяин земли русской есть один лишь русский человек.Так было и всегда будет».

(Ф.М. Достоевский)

340

Попостившись, вычитав положенные молитвы, с большим нетерпением Василий вышел из дома и пошёл в церковь. Помо-лясь на Всенощной, потом на воскресной Литургии, со страхом и трепетом причастился, испытав необыкновенную радость, вос-пел хвалу Господу, словами выразившим великую радость, вос-хищение от соединения с Господом и со всем народом Божиим, через общее причастие святых Таин. А именно в соединенности со Спасителем нашим, черпали силу и мужество все мученики триединой России, множество безымянных казаков, белорусских святых и нынешних мучеников сияющих в России, на Украине, и в Белоруссии. Сколько тысяч наших сограждан выморено об-щим для нас голодомором, последышами польского иудея Фили Дзержинского! А скольких героев нашего общего Отечества дала Великая Отечественная война! Отважно защищали Минск, Киев, Москву и Сталинград, освобождали захваченные земли – в основ-ном наши три народа многострадальной Великой России. Вот как связаны наши странные ныне «страны». Связаны мы не только общей историей, но и пролитой кровью друг за друга, против об-щих врагов, за многие века общих страданий.

Освобождение Киева. Ноябрь, 1943 г.

341

Печально, что мы не чтим подвиги предков своих, не бережём отвоё-ванное до нас. С грустью взирал Василий как пожи-рается героический образ Тараса Бульбы торгаша-ми ресторана «Корчма», взявшими за чем-то «в довесок» себе эмблемой ещё и великий, героиче-ский образ, воспетый Н. Гоголем. Там же, ушлые христопро-давцы, для которых ничего святого нет, спекулятивно разы-грывают в своих ресторанах по всему миру сценки с «живым Гоголем» и даже анти-христианские скетчи. Где украинские власти чумовые от «нэзалэж-ности»? Где их «ноты» протеста, демонстра-ции и гнев?.. Вот здесь всё это нужно, необ-ходимо, дабы пресечь поругание, глумление над высокими, нацио-нальными ценностя-ми.

Какой ещё итог со-вершенного Василием путешествия по род-ным местам Н.В. Гоголя? Ответ звучит ясно – Нет и не было у разделённых ныне России, Украины, и Белоруссии, никакой другой идеи, как только, во все века и теперь – единая, об-щая Русская идея. Замкнутая и самодостаточная в себе. На-правленная только к одному – к Богу.

342

Дома нашёл Василий журнал, где прочитал такие строки:«…На историческом Славянском съезде в Праге было приня-

то знаковое заявление делегатов от России, Украины и Белорус-сии «О триединой природе русского народа». В этом документе подчеркивалось: «Русский народ является государствообразую-щим стержнем и ядром славянского движения прежде и теперь. Русский народ имеет триединую природу: великороссы, мало-россы и белорусы суть составляющие этого триединства. Раз-рушение данного триединства – преступление перед русским народом и его историей».

Прощаясь с Николаем Васильевичем, прочитал Василий его последние письма:

«…Чудна милость Божия, определившая равное воздаяние всякому, исполнившему честно долг свой, царь ли он или послед-ний нищий. Все они там уравняются, потому что все внидут в радость Господина своего и будут пребывать равно в Боге. Конечно, Сам Христос сказал в другом месте: «В дому Отца Моего обители многи суть». (Ин.14,2); но как помыслю об этих обителях, как помыслю о том, что должны быть у Бога обите-ли, не могу удержаться от слёз и знаю, что никак бы не решил, какую из них выбрать себе, если бы только действительно был удостоен Небесного Царства и вопрошен: «Какую из них хо-чешь?». Знаю только то, что сказал бы: «Последнюю, Господи, но лишь бы она была в дому Твоем!». Кажется, ничего бы не же-лалось больше, как только служить тем избранным, которые уже удостоились созерцать во всём величии Его славу. Лежать бы только у ног их и целовать святые их ноги!»

(Н.В. Гоголь, 1845)

ДРУЗЬЯМ МОИМ

«Благодарю вас много, друзья мои. Вами украсилась много жизнь моя. Считаю долгом сказать вам теперь напутствен-

343

ное слово: не смущайтесь никакими событиями, какие ни случаются вокруг вас. Делайте каждый своё дело, молясь в тишине. Общество тогда только поправится, когда всякий частный че-ловек займется собою и бу-дет жить как христианин, служа Богу теми орудиями, какие ему даны, и стараясь иметь доброе влияние на небольшой круг людей, его окружающих. Всё придёт тогда в порядок, сами собой установятся тогда пра-вильные отношения между людьми, определятся преде-лы, законные всему. И чело-вечество двинется вперёд.

Будьте не мёртвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, прелазай иначе, есть тать и раз-бойник». (Н.В. Гоголь, 1946)

Завещание

«...Кому же из близких моих я был действительно дорог, тот воздвигнет мне памятник иначе: воздвигнет он его в самом себе своей неколебимой твердостью в жизненном деле, бодреньем и освеженьем всех вокруг себя. Кто после моей смерти вырастет выше духом, нежели как был при жизни моей, тот покажет,

344

что он точно любил меня и был мне другом, и сим только воздвигнет мне памятник. Потому что и я, как ни был сам по себе слаб и ничтожен, всегда ободрял друзей моих, и ни-кто из тех, кто сходился поближе со мной в послед-нее время, никто из них, в минуты своей тоски и пе-чали, не видал на мне уны-лого вида, хотя и тяжки бывали мои собственные минуты, и тосковал я не меньше других – пускай же об этом вспомнит всяк из них после моей смерти,

сообразя все слова, мной ему сказанные, и перечтя

все письма, к нему писанные за год перед сим....Соотечественники!.. Не знаю и – не умею, как вас назвать

в эту минуту. Прочь пустое приличие! Соотечественники, я вас любил тою любовью, которую не высказывают, которую мне дал Бог, за которую благодарю Его, как за лучшее благо-деяние, потому что любовь эта была мне в радость и утеше-ние среди наитягчайших моих страданий – во имя этой любви прошу вас выслушать сердцем мою «Прощальную повесть». Клянусь: я не сочинял и не выдумывал её, она выпелась сама со-бою из души, которую воспитал Сам Бог испытаньями и горем, а звуки её взялись из сокровенных сил нашей русской породы, нам общей, по которой я близкий родственник вам всем».

(Н.В. Гоголь, 1845)

Могила Н.В. Гоголя.Москва, Новодевичье кладбище

345

Послесловие

«Милости хочу, а не жертвы. Не пришел при-звати праведников, но грешных на покаяние».

(Мф. 9, 13).

Прошло немного времени и на родине Н.В. Гоголя произо-шла беда – кровавый, майдановский путч.

Иезуитский орден, овладевший властью в Ватикане, при-крываясь принципом «всехристианской любви», уверенно ведёт

Киев. Майдан. Февраль, 2014 г.

своё тихое, но решительное наступление на Русь. Это наступле-ние не атакующее, но всепроникающее, и осуществляется оно на всех уровнях – церковном и государственном, идейном и по-литическом, образовательном и культурном, финансовом и эко-номическом.

346

5 декабря 2013 года митрополит Одесский Агафангел ска-зал в своей проповеди: «Непростые времена, смута. На Майдан киевский собираются силы ада для того, чтобы принести зло, ненависть, разделение среди нашего народа».

Решается судьба Украины – будет ли она частью «европей-ской» или останется частью Русского мира. Решается судьба Православия на Украине, поскольку ценности Евросоюза не со-вместимы с Православием. У нас общий смертельный враг.

Смерть кружит вороньём,И с неба тучей стрелы.Степь велика, но некуда прилечь.Не светлою лодьёй,А золотом пределаСлепое солнце продолжает жечь.

Свято Троице-Сергиева Лавра

347

Полярная звездаУкажет на Чернигов,Но на Путивль коней не повернуть.Ужели лишь беда,Нашествие и игоК единству нам указывает путь?...

О, Русская земля!Тебя потопчут кони,Твои селенья половцы пожгут,Защитников твоихЛишь ветер похоронит.Их васильки-глаза стервятники клюют.

Прольются слёзы вдов,Потоки, а не брызги.Сынам мечи отмщения калить.О, Русь!Скорее вспомни о единстве,Пока твои полки в степи не полегли!..

Задача сейчас состоит в том – Сможет Россия создать сильное социально справедливое государство, в основе идео-логии которого будут Православные принципы, – и никаких проблем с воссоединением России и Украины не будет.

Не нужно осуждать или потешаться над той трагедией, ка-кую сотворили себе украинцы на Майдане. Здесь подойдут сло-ва историка Николая Тальберга, что «…малороссийский народ всегда был в огромной массе своей с Гоголем, а не с теми отще-пенцами, которые, подобно сыну Тарасову – Андрию, отреклись от тысячелетней России».

Как мы в России, поддавшись угару, агитации тех же подлых инородцев,в августе 1991 года, раскрошили Русскую империю – СССР. «Метили в коммунизм, а попали в Россию». Так и Майдан ноября 2013 г., февраля 2014 г. – разгромил Украину. Теперь она,

348

пройдя новые мытарства, умывшись новыми слезами и кровью, вернётся, избитая, разграбленная, к осознанию простой истины. Жить можно только в единстве с Россией.

Придёт снова время, когда обманутые участники погромов, которых использовали те же иудео-иезуиты, что и в России. По-мятые жизнью, несбывшимся «раем» западенцев, за которых они стояли под дождём и снегом на Майдане, поймут простую истину. Поумневшие, уже не в сторону родной России, а в ту, нужную сторону, в западную, будут бросать булыжники и вос-клицать, как Тарас Бульба: «Что, взяли, чертовы ляхи? Думае-те, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? По-стойте же, придёт время, будет время, узнаете вы, что такое Православная Русская Вера!»

Наш великий писатель, мыслитель, выразитель тончайших процессов происходящих не только в наших душах, но и в об-щей для нас истории и жизни, Н.В. Гоголь, был твёрдо убеждён, что пока жива Вера в народе, будет жив и сам народ. Аминь.

349

Разгрузка 9Один из погромщиков 15Замысел 24Вспомнили 36Досада предпринимателя 50Молебен 54Крестный ход 58Беглецы 61С иконами и хоругвями 67Баня 73Видение 79«Самостийная» Украина 85Вечер 103В таборе 107В родных местах Гоголя 116Дух пытливости 121Единение 126Песня 138Прохладный покой 141Проводы 146Прославленные места 164Древняя столица Руси 175Сломанный 194Ответ инока 210Снова в дорогу 214С артистами 218Баба Маня – «государственный человек» 222На автовокзале 230«Такая пора теперь завелась» 234Злоключения украинцев 240Отпор 245Переход в Белую Русь 255Пропажа 262

Оглавление

350

Низвержение во Ад 272Гневливый начальник 281Отпевание 282Сотворённая катастрофа 287Нежданный дар 294Битва 306Слово атамана 316На казни сына 320Гибель Тараса 325Прощание 329Снова в Вавилоне 335Завещание 343Послесловие 345

351

Благодарных читателейпросим помолиться о рабах Божиих:

т. бол. архим. Кирилле, иерее Викторе,

Владимире, Андрее, Ларисе,

мат. Лидии, Петре,

Татиане,Зое,

Александре, Михаиле.

Литературно-художественное издание

Священник Виктор Кузнецов

П У Т Я М И Г О Г О Л Я

Компьютерный набор – Андрей Васильев, Лариса Жеребцо-ва.

Редактор – Татьяна Егорова.

Заказы о пересылке книги «Путями Гоголя» по почте принимаются по телефонам: 8 (499) 372 -00- 30, 8 (495) 953- 01- 68, 8 (495) 778 -41- 48.

Подписано в печать 29.07.2014. Гарнитура «Таймс».Формат 60х90/16. Объем 22 печ. л. Печать офсетная.

Тираж 5 000 экз. Заказ №